Ирина Лагунина: В августе 1968-го года финский режиссер-документалист Рейо Никкила оказался одним из 5-ти фотографов, которые снимали вторжение советских войск в столицу Чехословакии. К началу вторжения иностранные журналисты фактически все разъехались, поскольку к этому моменту все были уверены, что ничего не произойдет. Рейо тогда еще не был режиссером. На тот момент он был переводчиком ТАСС и членом финской коммунистической партии, одним из трех ее руководителей. Благодаря Рейо, компартия Финляндии выступила с резким осуждением ввода войск, а он сам потерял работу и на долгие годы лишился возможности ездить в СССР.
В этом году он сумел расшифровать магнитофонные записи, которые были им сделаны во время вторжения советских войск в Прагу. Фотографируя, он одновременно записывал комментарии на любительский магнитофон. Используя эти записи и фотографии, Рейо Никкила смонтировал фильм о событиях тех дней. С финским свидетелем августа 1968 года беседует мой коллега Андрей Бабицкий.
Андрей Бабицкий: Как вы оказались в 68 году в гуще этих событий? Что вас привело в Прагу? Кем вы работали? Вы, насколько я понимаю, были совсем молодым человеком.
Рейо Никкила: Я не был уж совсем молодым, мне было 28 лет, вечный студент, потому что одновременно работал и учился. Попал я в Прагу в конце июля – начале августа. Здесь организовали 6 съезд славистов, международный конгресс. Я участвовал как перспективный молодой славист. После этого конгресса я остался здесь на курсах чешского языка в университете. Курсы продолжались бы еще после 21-го, но их, конечно, сократили. Я этого точно не помню, потому что был такой шок. И после этого я никогда не вернулся в университет, я стал журналистом.
Андрей Бабицкий: Шок, вы имеете в виду ввод войск?
Рейо Никкила: Шок был идеологический.
Андрей Бабицкий: Давайте вспомним, что вы, будучи гражданином Финляндии, были членом коммунистической партии Финляндии.
Рейо Никкила: Мои родители были коммунистами. Они стали коммунистами после войны, когда у нас ситуация была немножко похожая на чехословацкую ситуацию. В феврале-марте 68 мы почти пошли по чехословацкому пути. Это не совсем удалось. Меня воспитали в семье рабочих, где было семеро детей. Я был пионером, потом комсомольцем и потом, когда мне было 19 лет, я учился в Ленинграде, был спецкурс по линии ЮНЕСКО, приехал оттуда - это был пик оттепели. Для деревенского парня это было прекрасно. Никто не говорил о сталинских преступлениях. Настроения тогда были приподнятые. Сразу я стал членом компартии, когда мне было 19 лет. А здесь в 60 годы был такой внутренний процесс, что не хватало компартии, мы стали новые левыми. У нас связи были с Францией, с Германией, с молодежью. Я был одним из трех лидеров новых левых Финляндии. Я остался. Мы договорились так, что те, кто в разных левых партиях, они остались членами своих партий и как-то работали внутри. Это типа троцкисты и так далее. То есть мы работали внутри партии, чтобы они стали более революционными.
Андрей Бабицкий: Давайте тогда снова вернемся к пражским событиям. Чехия бурлила, и были ожидания, что Советский Союз что-то предпримет, какие-то силовые действия. Лично вы ожидали, что будут ведены войска?
Рейо Никкила: Я в то время работал с 66-го по 68-й в ТАСС в Хельсинки переводчиком советских текстов. И конечно, следил за событиями с точки зрения Советского Союза, одновременно читал другое. Когда я сюда попал, до этого был фестиваль в Софии, Всемирный фестиваль молодежи и студентов, и там были бурные демонстрации против Советского Союза, финны были одними из главных организаторов этого. Но потом была встреча в Братиславе, и как-то все почувствовали, что угроза уже прошла. Например, западные журналисты, которые были в Праге в июле, даже в начале августа, они фактически все уехали отдыхать. Все, ничего не будет. И поэтому журналистов было очень мало, из Финляндии, например, никого. Из Швеции был один умный журналист, он работал на телевидении, жил в гостинице «Ялта», с которым я познакомился, потом использовал его номер, чтобы там отдыхать. Потом четыре дня подряд мы бегали. Действительно, и я не чувствовал, я тоже так думал, что угроза прошла. Спокойно мы провели время. Я даже 20 еще ездил в Пардубицы встретиться с друзьями. Задним числом я понял, что там уже начали регулировать транспорт. В Пардубицах была железнодорожная станция, узел. А здесь ничего, то есть я спал спокойно в ночь на 21-е. Разбудил меня около трех знакомый, друг из Латинской Америки, позвонил, разбудил меня и сказал, что русские пришли.
Андрей Бабицкий: Ваши первые ощущения?
Рейо Никкила: Это смешно. Я смотрел в окна, увидел фигуры на крыше соседнего дома и сразу лег на пол, думал, что там стоят русские снайперы. А потом заметил, что это была вентиляция, похожая на фигуры людей. Испуг такой. Потом сражу же пошли. У меня была итальянская подруга, на одном курсе учились, у нас был большой роман, и потом на фоне таких событий – это было что-то великолепное. Мы шли пешком, в темноте. Жили недалеко в общежитии за Музеем. И люди пришли, когда было темно, на Вацлавскую площадь, еще танков не было. Люди собирались, все бледные, пришли люди из больниц, потому что жертв пока не было. Они пришли в белых халатах большими группами, и все с грустные, молчаливые ходили по Вацлавской площади. Потом пришли, сейчас точно не помню, я сделал фильм об этом, там все по минутам, я диктую на магнитофон и снимаю фотографии, там по минутам все идет. До этого был постоянно шум, раз в минуту, в аэропорт приземлились советские самолеты с танками. Когда первые танки подъехали к центру, я стоял и снимал их.
Андрей Бабицкий: Я как раз смотрю ваши фотографии, они передо мной лежат. Фотографий очень много. Я думаю, что эти фотографии отражают самые разные аспекты той Праги, Праги, в которую вошли войска танки. У вас есть и танки, и солдаты, горящие бронемашины, все снято довольно с близкого расстояния. Мой вопрос такой: почему вы, не будучи профессиональным фотографом, решили взвалить на себя это бремя, в довольно опасных обстоятельствах фотографировать с близкого расстояния все эти объекты? Кроме всего прочего вы записывали свои впечатления на магнитофонную пленку, такая детальная фиксация происходящего. Почему вы посчитали это необходимым?
Рейо Никкила: Во-первых, я знал, что такое историческое событие - это надо зафиксировать. С другой стороны, этот шок. Я был наивным идеалистом, что я не ожидал, что пять соцстран могут напасть на дружескую страну и, будучи членом компартии, хотя бунтующим членом компартии, это было что-то такое, что я был готов умирать за тот «социализм с человеческим лицом», который проводили в Чехословакии. Поэтому эти фотографии уникальны в таком плане. Поэтому я снимал все с близкого расстояния. Я был готов прямо умирать, бороться против таких агрессоров.
Андрей Бабицкий: Вы мне рассказывали, как пытались уговаривать российских солдат, стыдить их.
Рейо Никкила: Это сейчас смешно. Многие не знали, где находится, я старался им объяснить. Я был молодой, учился в Ленинграде, говорил почти без акцента на русском. И все равно не с акцентом, как чех. Они смотрели на меня как на чудака: откуда ты такой попал сюда, парень? Может быть думали, что я эстонец. Я ходил между ними, когда шли по улицам группами, человек сорок, стреляли в воздух. Я ничего не боялся, просто ходил. Сам недавно был в армии у нас, так что я все понял. Здесь есть некоторые фотографии, я очень близко к танкам. И мы очень хорошо поняли, и чехи, и я, как танки беспомощны в городских условиях. Они очень неуклюжие.
Андрей Бабицкий: Я смотрел фотографии, где вы сняли шесть танков, которые только подожгли, и они горят.
Рейо Никкила: Это я был в 15 метрах от танков. Самый опасный момент был, когда один грузовик с амуницией сорвался. Там погибло несколько человек. Я как раз снимал со второго этажа ближайшего дома с балкона. В ту комнату, где мы были, убежали оттуда, а когда мы вернулись, когда взрывов не было, там была большая часть ракеты. То есть мы бы все погибли бы, если бы остались там.
Андрей Бабицкий: Вы сказали в начале интервью, что для вас это было идеологическим шоком. Что это означает? Остались ли вы коммунистом? Как после 68 года сложилась жизнь, и можете ли вы себя считать человеком, чье мировоззрение изменил 68 год?
Рейо Никкила: Это было кульминационным пунктом - пражские события. Я вернулся домой в Хельсинки, уволился из ТАСС сразу. Приехал я в воскресенье и в понедельник уволился оттуда. Они тоже меня одновременно уволили бы. Там был очень хороший человек начальник ТАСС, который работал в Стокгольме в ТАСС, издавал Эренбурга. Еврей, много видел в жизни, на пороге ухода на пенсию. Он меня хорошо понял, никак не ругал. Потом договорились, что ни в коем случае не уходим из партии, потому что как раз мы создали после этих событий, вы знаете, что финская партия вообще была самая смелая во всей Европе, они протестовали и первыми высказались против агрессии, против интервенции. Намного сильнее, чем французская или итальянская партия – это мало кто знает в Европе. Остальные партии молчали фактически. А той осенью, я могу сказать, что я был самым ярым антисоветчиком в Финляндии. Я ездил по стране, у меня были выставки фотографий, выступал перед студентами, переводил книги, например, книгу словацкого писателя «Седьмая ночь».
