Владимир Тольц: Сейчас много говорят - и мы тоже - о юбилее советского вторжения в Чехословакию в августе 1968-го. Другой забываемый всеми чехословацкий юбилей – 60-летней давности роковые для этой страны события 1948 года.
Ольга Эдельман: Между прочим, есть и еще один юбилей. Недавно в Москве открылась российско-чешская выставка о Чехословацком корпусе в России. Мятеж белочехов летом 1918 года стал началом полномасштабной гражданской войны в России.
Владимир Тольц: Да, советско-чешских юбилеев целая череда. И, между прочим, 1918 и 1948 годы имеют и персональную, так сказать, соотнесенность. В 1918-м была создана Чехословацкая республика, первым президентом ее стал Томаш Гарри Масарик. А часть событий 1948 года связана с его сыном, Яном Масариком. Он был дипломатом, до войны - послом Чехословакии в Лондоне, покинул пост в знак протеста против Мюнхенского сговора. В войну уже стал министром иностранных дел Чехословакии (правительства в изгнании), возглавлял радио, вещавшее для оккупированной страны из Лондона, вел многие важные переговоры. После коммунистического переворота оставался единственным беспартийным министром иностранных дел в коммунистическом правительстве. Министром Масарик оставался до 10 марта 1948 года. В этот день он был найден под окном своей служебной квартиры в Чернинском дворце мертвым. Официальная версия – самоубийство. Через 54 года судебная экспертиза пришла к выводу, что Масарик был насильственно выброшен из окна.
Ольга Эдельман: И это произошло буквально через несколько дней после захвата власти чехословацкими коммунистами. Как я понимаю, версия о самоубийстве уже тогда вызывала сомнения?
А кому, собственно, и чем Ян Масарик мешал? Этот вопрос я адресую гостю нашей программы, знатоку чешских дел Ефиму Фиштейну.
Ефим Фиштейн: Ян Масарик действительно мешал. Во-первых, сомнения, как вы сказали, в самоубийстве Яна Масарика зародились действительно в первые же дни после этой трагической смерти. Есть воспоминания его личного секретаря Антонина Сума, я имел возможность с ним говорить, он недавно еще жил, умер в последние годы. Он не вспоминает, чтобы в последние дни перед смертью Ян Масарик находился в каком-то сумеречном или депрессивном состоянии души. Во-вторых, Ян Масарик был символом, символом независимой, довоенной и дореволюционной Чехословакии. Он был не только сыном первого президента, президента, несомненно, демократа, но и, как было уже сказано, единственным беспартийным министром иностранных дел.
Во-вторых, известно его отрицательное отношение к решению Москвы не разрешить Чехословакии принять план Маршалла. Ян Масарик ездил в Москве по этому поводу, пытался уговорить своих партнеров российских в том, что Чехословакии следует присоединиться к общеевропейскому движению принятия плана Маршалла, и вернулся ни с чем. После этого имеются свидетельства очевидцев и записи в его личных дневниках, в которых Масарик пишет или говорит своим друзьям: «Я уезжал в Москву свободным человеком, а вернулся рабом». Это перенести ему, конечно, было нелегко.
И, наконец, как уже было сказано, «самоубийство» произошло через несколько дней после коммунистического переворота. То есть сходится много данных о том, что был интерес устранить и этот символ независимой Чехословакии и сделать правительство чисто партийным, коммунистическим, и в этом смысле Ян Масарик мешал уже в то время и мог помешать в ближайшем будущем.
Владимир Тольц: Сейчас я хочу напомнить давнюю телевизионную передачу. Вот фрагмент из программы «Времечко», которая вышла в эфир на старом НТВ 28 марта 1994 года. Интервью с ветераном советской разведки Елизаветой Паршиной.
Отрывок из телепередачи
Журналист: Знаете ли вы, кто это сделал, кто убил министра?
Елизавета Паршина: Знаю.
Журналист: Можете вы рассказать об этом?
Елизавета Паршина: Знаете, поскольку он сам мне это рассказал, это был один из моих лучших друзей, я не хотела бы называть его фамилию.
Журналист: Это был наш разведчик все-таки?
Елизавета Паршина: Это был наш разведчик, очень старый, еще участник Гражданской войны.
Журналист: Почему он это сделал?
Елизавета Паршина: Приказано было.
Журналист: А как он это сделал?
Елизавета Паршина: Как? Ну, как… Конечно, он это не своими руками делал, но он это организовал. Хотя он и был военным человеком с большим стажем работы и так далее, он мало что знал. Это был, знаете, как бы вам сказать, оперативник, который выполнял приказы начальства, выполнял удачно, получал повышения все время. У него было шесть орденов Красного Знамени только.
Владимир Тольц: В своих до сих пор не опубликованных целиком мемуарах Паршина назвала и имя рассказавшего ей эту историю коллеги – это генерал Михаил Ильич Белкин (тогда он был главным советником МГБ СССР в странах Восточной Европы). Назвала она и имя руководимого Белкиным исполнителя – младший оперуполномоченный Бондаренко. Несколько лет назад прокуратура Праги, которая возобновила после «бархатной» революции следствие по делу о кончине Яна Масарика, запросила в России материалы Паршиной. Но, как сообщил тогда прокурор Мартин Омелка, «...русские ответили нам, что эта женщина умерла, и не выдали никаких испрашиваемых документов». А что сейчас слышно про это следствие и его результаты? – спрашиваю я у моего коллеги Ефима Фиштейна.
Ефим Фиштейн: Специальное управление, которое занимается расследованием преступлений коммунистического режима, пришло к заключению, что самоубийство – крайне невероятная, неправдоподобная версия, то есть они склонились к версии убийства. Невероятная и неправдоподобная, эта версия недостоверна по ряду причин. Не только потому, что есть свидетельство Паршиной и косвенные свидетельства, не только по той причине, что Масарик был символом, неприемлемым для коммунистов, но есть там и медицинская экспертиза, которая говорит о том, что поведение Масарика в момент самоубийства нетипично для самоубийц. Он не выпрыгнул из окна прямо, а бегал по этому навесу, выступавшему над нижними окнами в здании Министерства иностранных дел, что свидетельствует о том, что решение покончить жизнь самоубийством, видимо, принято не было. Был он одет в купальный халат, изготовившись ко сну, что тоже нетипично для самоубийц: самоубийцы понимают, что они будут найдены в этом виде, и как-то готовятся к этому. Да и медицинское освидетельствование раздробления его костей нижних конечностей нетипично для человека, который прыгает из окна.
По ряду этих совокупных причин, естественно, не имея однозначного доказательства, а его сегодня нет, Управление по расследованию преступлений коммунистического режима пришло к выводу, что версия о самоубийстве вряд ли заслуживает уважения и не может быть взята на веру. Но, поскольку прямых доказательств убийства нет, то это заключение о возможном убийстве осталось недоказанным, осталось под знаком вопроса.
Ольга Эдельман: 10 марта 1948 года погиб министр иностранных дел Чехословакии Ян Масарик – по официальной версии, выбросился из окна. А 24 июня 48 года уже не раз цитировавшийся нами секретный бюллетень «Особые закрытые письма» - обзоры зарубежной печати для членов советского руководства - сообщил о появившейся на Западе информации о предсмертном письме Масарика.
Диктор: Париж, 23 июня (ТАСС). Газета «Комба» помещает письмо, которое якобы написал Сталину Масарик накануне самоубийства. Этому письму предпослано следующее факсимиле на русском языке: «Я, нижеподписавшийся, капитан Иван Крылов, настоящим подтверждаю, что я передал для опубликования в международной печати текст письма Яна Масарика. Этот текст я получил из секретариата маршала Булганина. Иван Крылов. 13 июня 1948 года».
В предисловии к этому письму Клод Бурдэ подчеркивает «серьезную журналистскую ответственность, которую берет на себя газета «Комба», публикуя этот документ». Но после длительных размышлений газета «Комба» помещает письмо, которое якобы написал Сталину Масарик накануне самоубийства. «Комба» сочла это «свидетельство» убедительным и полагает, что «ценность документа слишком велика, чтобы можно было скрыть его от читателей». Клод Бурдэ полагает, что «московские друзья капитана Крылова зачислят его в категорию ползучих гадов, если только они не будут просто отрицать его существования». В правой печати появятся классические комментарии о красных злодеяниях.
Ольга Эдельман: Не знаю как у тогдашних французских журналистов, у меня эта вся коллизия с письмом вызывает множество вопросов. Но сначала о содержании письма.
Диктор: Далее газета «Комба» публикует текст «письма». Вначале Масарик пространно оправдывает свое решение покончить жизнь самоубийством, которое «является завершением длительных размышлений, которые долго вынашивал человек, считающий необходимым принести себя в жертву, а не следствием преходящего припадка неврастении. Еще во времена моей молодости мой отец учил меня тому, что независимая Чехословакия не смогла бы никогда существовать без непосредственной и действенной помощи России против волн германского моря... Мы всегда думали, что мы, чехи, не смогли бы доверять никакой другой стране, кроме России, в деле защиты от германизма. Мюнхен открыл глаза тем из нас, кто еще верил в действенную солидарность Англии. А мои личные связи с американскими государственными деятелями убедили меня в том, что США, так же как и Англия, далеки от того, чтобы понять, что защита Чехословакии против германизма является одной из самых эффективных гарантий мира во всем мире».
Масарик якобы говорит далее о поддержке, которую он оказывал СССР в течение этих лет. «Зорин, - говорится далее в «письме» Масарика, - объяснил мне, что заклятые враги СССР хотели организовать государственный переворот и полностью изменить внешнюю политику нашей страны, вызвав русско-американский конфликт в связи с гражданской войной в Чехословакии. Некоторые сведения, переданные Зориным, были действительно тревожными, хотя я и не мог согласиться со всеми его утверждениями». «Зорин, - говорится далее в «письме», - дал мне формальное и письменное заверения, что коммунистическая партия не будет злоупотреблять обстановкой с тем, чтобы полностью захватить правительство в свои руки и проводить в нашей стране политические и экономические принципы, целиком чуждые нашему народу и его истории».
Конец «письма» содержит ряд утверждений, направленных к тому, чтобы доказать, что эти обещания были нарушены и что «свобода не существует больше в Чехословакии, что ее сменил гнет и что одна партия проводит в отношении всех своих противников политику, направленную к тому, чтобы подготовить основу нового полицейского и авторитарного государства», что «у нас существует настоящий советский режим»... В заключении «письма» говорится: «Не я один отказываюсь от борьбы за свой идеал свободы, если эта борьба должна привести к столкновению с Россией... Итак, мне остается только умереть молча, во избежание того, чтобы совершенный мною акт послужил предлогом для тех, кто хотел бы спровоцировать гражданскую войну в Чехословакии. У вас есть еще время изменить политику советизации моей страны. Торопитесь, ибо скоро, может быть, будет слишком поздно».
Ольга Эдельман: В бюллетене «Особых закрытых писем» есть примечание, что полный текст письма Масарика «затребован воздушной почтой».
Владимир Тольц: Признаюсь, прочтя имя Ивана Крылова, я обрадовался как старому знакомому. Мне ведь и раньше попадались на разных языках материалы, исходящие от этого тезки великого баснописца (думаю, и имечко подобрано здесь неслучайно!), и я знаю, кто под этим именем скрывался. Но скажите мне, Оля, что вас заставило усомниться в подлинности письма?
Ольга Эдельман: Ну, сомнителен этот капитан Крылов, который передал письмо в редакции газет (не только ведь в «Комба», она просто первой проглотила наживку, как теперь говорят, «купилась»). Это его факсимиле, заявление, что письмо «заимствовано» в секретариате Булганина. Газета сообщала еще кое-какие подробности о происхождении письма.
Диктор: Газета «Комба» добавляет, что «это письмо было обнаружено министром внутренних дел коммунистом Носеком на письменном столе Масарика через несколько минут после сообщения о его самоубийстве. Поставив в известность Готвальда, Носек передал этот документ Зорину, который немедленно переслал его Сталину. Сталин, по обыкновению, сообщил об этом письме всем членам Политбюро. Это письмо, о котором до сих пор ничего не было известно, только теперь было передано французскому агентству «Паж Интернасьональ» советским офицером Иваном Крыловым. Последний до 10 апреля 1948 года служил в 4-м управлении русского Генерального штаба в Москве. С помощью одного из своих сотрудников, входящего в личный секретариат маршала Булганина, Крылову удалось увидеть чешский оригинал письма и получить его русский перевод. 15 апреля Крылов прибыл в Берлин, куда был послан со специальной миссией. Тогда он решил порвать с советским режимом и отправиться за границу. 24 апреля он покинул Берлин, пересек русскую зону, затем английскую зону и в начале мая прибыл в Бельгию, не установив никакого контакта с официальными учреждениями или секретными органами союзников. В настоящее время он проживает в Люксембурге под чужим именем и готовится покинуть Европу и отправиться в Южную Америку.
Ольга Эдельман: Это же какой должен был подняться скандал, если бы в секретариате Булганина действительно упустили такой важный документ. А между прочим, Булганин значится в списке получателей бюллетеня «ОЗП», он тоже читал этот материал «Комба». Ни о каком скандале вроде бы мы не знаем. Потом, как это Крылов это документ «позаимствован»? В СССР секретное делопроизводство, да еще в кабинетах такого уровня, было организовано очень строго. Добро бы этот самый Крылов работал на какую-нибудь иностранную разведку. Но то, что офицер советской разведки сам собой, по собственной инициативе, выкрал этот документ, оказался с ним на Западе, послал его в газеты, - воля ваша, как-то трудно в это все поверить. Уж крал бы тогда какие военные тайны что ли. Почему именно письмо Масарика? И как, в конце концов, Крылов мог выехать из страны, это он-то, офицер с допуском высокого уровня секретности? Кто б его выпустил?
А вот если допустить, что это фальшивка, то вброс ее организован очень остроумно. Журналистов подкупила критика СССР в письме, именно ее они сочли за признак подлинности. А главным-то, мне кажется, было начало – рассуждения о мотивах самоубийства. То есть советским спецслужбам неважно было, любил ли Масарик СССР, и не столь важно, появится ли в западных газетах еще одна статья с критикой СССР, - важно было надежно замаскировать убийство. Опять же, заметьте: Крылов привез на Запад не оригинал и не чешский текст, а русский перевод. По оригиналу, по стилю языка можно было бы подделку опознать, доказать, что Масарик это не писал, а по переводу это невозможно.
Владимир Тольц: Да, конечно, автору этого «завещания» по-русски писать было сподручнее. Хотя справедливости ради стоит отметить, что и на других языках он немало подделок насочинял. Незаурядный он был человек! Звали его Григорий Зиновьевич Беседовский. Родился в Полтаве в 1896-м. Сгинул где-то во Франции, по одним данным, вскоре после того, как Сталин прочел «завещание» Масарика – в 1949-м; по другим – в 1951-м то ли на Лазурном берегу, то ли в Париже, где с мая 1927-го служил первым советником полномочного представителя СССР во Франции и в отсутствие полпреда исполнял его обязанности. Тогда-то (точнее, летом 1928-го) и раскрутил он, Беседовский, в значительной степени на свой страх и риск тайные переговоры с англичанами о получении СССР кредита на сумму то ли 10, то ли 15 миллионов фунтов стерлингов для закупки английских товаров. (Позднее объяснял свою инициативу желанием смягчить финансовой помощью извне жесткую внутреннюю политику Сталина; а недоброжелатели его говорили о стремлении получить с этой сделки гигантские комиссионные).
Узнав про эту самодеятельность, Политбюро распорядилось вывезти Беседовского в Москву (даже специального человека для этого в Париж послали). Но Беседовский не дался: перелез через забор полпредства и был таков. А потом и семью свою с помощью французов оттуда вызволил (советские утверждали, что еще и 5000 казенных долларов прихватил). Это было осенью 1929-го. С начала 1930-х Беседовский занялся журналистикой для газет разных эмигрантских направлений и сочинительством подделок. («Иван Крылов» – лишь один из его псевдонимов, известны еще «Иван Карпов», «Кирилл Калинов», «Иван Рагуза». «Швейцарский журналист Правдин», о котором мы говорили в одной из предыдущих программ, тоже, похоже, он.) Ему принадлежит авторство фальшивой биографии Сталина, «мемуаров» Буду Мдивани, «записок» Максима Литвинова, написанной от лица вымышленного Ивана Крылова книги «Моя карьера в советском Генштабе», книги «Говорят советские маршалы» (а там такое, Оля, про «диссертацию» упомянутого вами Булганина, что хоть святых выноси! - известно же, что образование Николая Александровича – пара классов реального училища, да железная школа ЧК). Но, кроме того, Беседовский – автор довольно интересной, хотя, подозреваю, тоже лживой книжки мемуаров «На путях к термидору»; ее лет 10 назад даже в России переиздали – в назидание, так сказать, российским дипломатам.
Ольга Эдельман: Риторический вопрос у меня, конечно, но если я – человек, в общем, к деятельности по разоблачению шпионов, разведчиков, агентов влияния не склонный, – просто вижу, что перед нами фальшивка, то почему тогда газетчики поверили? Не одна только редакция «Комба». Через пару дней то же письмо Масарика, с тем же факсимиле заявления капитана Крылова, опубликовала датская газета «Информашон».
Диктор: В своей передовице газета «Информашон» пишет по этому поводу: «В редакции «Информашон» мы тщательно взвесили вопрос о целесообразности опубликования этого письма, но, приняв во внимание все соображения, мы пришли к тому выводу, что в данном случае перед нами - правдивое свидетельское показание столь большого значения, что опасения должны отступить на задний план. Самый текст, кажется нам, доказывает подлинность этого письма. Если бы мы имели дело с политической фальшивкой, рассчитанной на достижение определенных целей, то такая фальшивка содержала бы совершенно другие, резкие формулировки. Такая фальшивка не содержала бы в себе намека на то, что сам Ян Масарик в начале этого года питал такое сравнительно большое доверие к сообщениям о возможном реакционном перевороте в Праге - мнение, которое является ведь официальным коммунистическим оправданием происшедшего захвата власти. Мы, вероятно, не ошибемся, если выскажем предположение, что, несмотря на все это, коммунисты все же будут кричать по поводу этого письма, что оно является фальшивкой».
Ольга Эдельман: А какие коммунисты здесь имелись в виду? Западные?
Владимир Тольц: Да какие хотите! Только они не очень-то кричали. Про Беседовского всегда, скорее, шептались: он сотрудничал и с белоэмиграцией, и с совсимпатизантами, его подозревали в связях с гестапо, а во время войны якобы был в сопротивлении и даже угодил в немецкий концлагерь, а после его подозревали в связях с советскими разведорганами... Кстати, тут, может быть, и кроется объяснение появления вот этого письма Масарика. А газетчики, про которых вы спросили, почему они поверили, тут дело же не в вере, а в спросе на информацию? - Вспомните, идет холодная война, информации о том, что творится за железным занавесом, крайне мало, а пугливый интерес к этому в западном обществе велик. В общем, хрестоматийное: спрос опережает потребление. Я еще удивляюсь, почему, судя по кремлевским «ОЗП», резонанс на эту публикацию был относительно невелик. Но он был.
Диктор: Копенгаген, 28 июня (ТАСС). Только две датские газеты – «Сосиалдемократен» и «Кебенхавн» - откликнулись на «письмо», которое Масарик якобы написал Сталину. «Сосиалдемократен» ограничивается перепечаткой выдержек из письма, в то время как «Кебенхавн» посвящает ему передовую статью, в которой, между прочим, пишет: «Письмо, адресованное Сталину, если речь не идет о фальшивке, чему не хочется верить, должно представлять собой доказательство того, что Масарик покончил жизнь самоубийством. Это – потрясающий документ, который может показать миру, чего стоят коммунистические обещания. Смерть Масарика не была напрасна. Она явилась пламенным протестом против тех сил, которые требуют свободы для того, чтобы угнетать других».
Ольга Эдельман: Я хочу спросить нашего гостя Ефима Фиштейна. Мы с вами говорили о том, что версия о самоубийстве Масарика на данный момент не является окончательно опровергнутой, но, скажите, пожалуйста, тот факт, что появилась эта фальшивка, это, наверное, еще один косвенный документ в пользу того, что речь шла все-таки об убийстве?
Ефим Фиштейн: Разумеется, раз это письмо было разоблачено как фальшивка, совершенно ясно, что кому-то нужно было создать и укрепить в мысли чехов впечатление, что он покончил с собой, иначе не стоило бы и заниматься созданием фальшивки. Она ведь была изготовлена достаточно профессионально, хотя и специалистами, как фальшивка, была разоблачена.
Ольга Эдельман: ТАСС всего этого миру заявить был не уполномочен. Он просто и добросовестно доносил об этом получателям «Особых закрытых писем». Письмо Масарика было фальшивкой, а его гибель – убийством. Никаким протестом «против тех сил, которые требуют свободы для того, чтобы угнетать других» это убийство не являлось. Просто «спецоперация» по устранению противника. Многие про нее стараются не вспоминать и сегодня. И про фальшивку Беседовского все уже забыли. Но и жизнь Яна Масарика, и даже его последний полет из окна Чернинского дворца остаются пусть не прочитанной до конца, но и неуничтожаемой страницей чешской истории.
Вы слушали «Документы прошлого». В программе участвовал наш коллега Ефим Фиштейн. Прозвучали документы Государственного архива Российской Федерации и архивная фонограмма передачи НТВ.
