Ирина Лагунина: Появившаяся на этой неделе статья в газете «Время новостей» о готовящемся новом учебнике «История России 1900-1945» вновь привлекла внимание к проблемам «подачи» школьникам отечественного (советского и российского) прошлого. И зачем понадобилось опять создавать новый учебник – ведь прошлый был выпущен только год назад. Со специалистами – историком и социологом культуры - эти проблемы обсуждает сегодня мой коллега Владимир Тольц.
Владимир Тольц: Опубликованная во «Времени новостей» статья Анатолия Бернштейна, - она озаглавлена «Рациональное управление убийствами» имела целью показать, как за год (с момента публикации издательством «Просвещение» учебника Александра Филиппова с соавторами «История России 1945-2007») развивалась концепция преподавания отечественного прошлого школьникам. Изменений, уже отмеченных в СМИ, тут действительно немало. Если в прошлогоднем учебнике Филиппова Сталин обозначался как «эффективный менеджер», то нынешняя концепция идет дальше:
«Важно показать, что Сталин действовал в конкретно-исторической ситуации, действовал как управленец вполне рационально - как охранитель системы, как последовательный сторонник преобразования страны в индустриальное общество, управляемое из единого центра, как лидер страны, которой в самом ближайшем будущем угрожает большая война»
Владимир Тольц: Этим дело не ограничивается. В статье Анатолия Бернштейна приводятся и другие «оригинальные» трактовки:
Царь Николай II был убежден, что отказ от абсолютной монархии, "ослабление вертикали власти" приведет Россию к катастрофе, "поэтому отвергал все те проекты реформ, которые предполагали хоть в какой-то перспективе изменение этого порядка".
Белое движение "в ряде случаев выступало альтернативой профашистского толка, из которого вполне могла реализоваться националистическая модель развития".
Владимир Тольц: Отмечены и другие новинки в концепции преподавания истории школьникам. Например, трактовка пакта Молотова-Риббентропа как ответа на Мюнхенское соглашение. Или объяснение расстрела сотрудниками НКВД польских военнопленных в Катыни как акта «политической целесообразности», а также ответа на гибель многих (десятков) тысяч красноармейцев в польском плену после войны 1920 года. В общем, по мнению автора статьи во «Времени новостей», в новом учебнике найдены «"рациональные" оправдания действий власти по уничтожению миллионов своих граждан».
Статья завершалась отчасти риторическим вопросом:
Что же такого произошло за год в нашей стране, чтобы авторы настолько продвинулись в подобного рода изысканиях?
Владимир Тольц: А действительно, что?- спрашиваю я историка Илью Смирнова. – Может быть, важнее тут незаметные мне изменения в исторической науке? Какой-то сдвиг в рассмотрении сталинизма, приближающийся к позициям самого Сталина?
Илья Смирнов: Вряд ли он с такой трактовкой своего правления согласился бы. Что касается, что изменилось в исторической науке, а причем здесь изменения в исторической науке и преподавание ее детям? Изменилось кое-что в политике, изменилось кое-что в общественной ситуации.
Владимир Тольц: Подробнее об этих переменах мне говорит социолог Борис Дубин.
Борис Дубин: Во-первых, произошли выборы и те, и другие, и думские, и, что еще важнее, президентские. С одной стороны власть убедилась в том, что она власть и ее поддерживают, одобряют, избирают и так далее. С другой стороны, коридор возможностей для населения, выбирать, не выбирать, кого именно и так далее, стал предельно узким. Власть нашла свой народ, а народ нашел свою власть. И конечно, за последний год резко кристаллизовались настроения, так или иначе связанные с советскими ценностями и с имперскими амбициями. В этом смысле страна, население, большая ее часть, основные политики, действующие на открытой сцене и говорящие головы на телевизоре, все все больше говорят в этих терминах – советских, сталинских, имперско-захватнических, если хотите.
Владимир Тольц: Ну, это общие изменения. А насколько они связаны с трансформациями в исторической науке и, что в данном случае наверное важнее, с изменениями тех людей, которые пишут и издают учебники для школьников?
Борис Дубин: Мы, конечно, говорим не об исторической, собственно говоря, науке, а о той части историков, но в еще большей части о бюрократии образовательной системы, которые решают, какой учебник будет, а какой не будет, какой пойдет во все школы, а какой только в избранный, какой получит не просто разрешение, но еще рекомендацию, широкую поддержку, а какой не получит. В этой части истеблишмента исторической науки, истеблишмента образовательной системы, органов государственного руководства и управления, конечно, за год соответствующие настроения очень укрепились, потому что это все некоторый, если хотите, язык власти. И если не хотят оказаться вне пространства власти, где раздают гранты, где раздают должности, где раздают рекомендации для учебника и так далее, те как бы учатся, а некоторые не учатся, и так хорошо умеют разговаривать именно на этом языке, на языке, где Сталин – это рациональное управление.
Владимир Тольц: Так считает социолог Борис Дубин. Историк Илья Смирнов:
Илья Смирнов: Я сразу оговариваю, что я абсолютный противник сталинизма и никаких заигрываний с этим не допускаю. Это действительно был человек, превысивший меру преступлений, которые бог отпускает политику для воплощения его идей. Поэтому тут дискуссий никаких быть не может. Но я очень боюсь, что борьбу со сталинизмом в нашей стране привели к такому результату люди, которые с ним боролись. Что действительно чуть ли не половина населения стала относиться к Сталину положительно. Потому что они умудрились борьбу с преступлениями конкретных людей – Сталина, Берии, Ежова превратить в борьбу со всей страной, с нашими дедами, прадедами, оскорбляли эту страну, унижали этих дедов, прадедов, в том числе людей, которые честно делали свое дело. Дальше сработал механизм маятника. И это не Путин его качнул, это не Медведев его качнул, это не Филиппов, автор известного пособия, его качнул. Его качнуло общественное мнение.
Владимир Тольц: Борис Дубин не готов с этим согласиться:
Борис Дубин: Я бы так не сказал. Я согласен с тем, что критика сталинизма, скажем, в период оттепели, а потом в период раннеперестроечный была действительно очень ограниченной, была чрезвычайно страстной, но однобокой. Но я не думаю, что сегодняшний поворот к рассмотрению зэка как трудового ресурса, а Сталина как эффективного менеджера, я не думаю, что это реакция на примитивизм критики Сталина и сталинизма. Мне кажется, что причины здесь все-таки более общие, а именно страна за два путинских срока, особенно за второй, во-первых, она наследница советского. Во-вторых, что она одна в мире, у нее нет ни партнеров, ни друзей, а если так, то мы готовы и в изоляции остаться. Что у нас особая своя история, свой особый путь, у нас особый тип человека, нет друзей и партнеров в мире, она окружена врагами и готова жить в этой изоляции. Вот это все создает не просто бэкграунд для такого учебника, но это наилучший климат, в котором вырастают такого типа учебники, а потом под влиянием этих учебников и соответствующие типы сознания, соответствующие головы растут.
Владимир Тольц: Ну вот и возникает вопрос о последствиях внедрения такого рода учебников…
Борис Дубин: Предполагается, что этот учебник то, что называется, будет основным. Задача не просто создать хороший учебник или объективный учебник, а задача, как я понял и по этой статье, и раньше видел и так думал, что задача стоит в том, чтобы создать самый правильный, единственный главный учебник.
Владимир Тольц: Ну, это мы уже проходили! Сам Сталин принимал участие в создании такого учебника. Но заметьте, именно по нему и выучились будущие критики сталинизма. Это же всегда так: внедрение «единственно верной» концепции истории всегда порождает инакомыслие и альтернативные версии прошлого и будущего
Борис Дубин: Не исключаю, что инакомыслие есть, инакомыслие будет и никуда не денется. Но есть инакомыслие, а есть уровень нормы, уровень само собой разумеющегося. Инакомыслов в любом случае будут сотни, много тысячи, а учиться по этим учебникам будут десятки миллионов. Поэтому я совершенно согласен, что невозможно закатать страну полностью под асфальт и будет инакомыслие. И в конечном счете и эта попытка реанимировать эту систему провалится, но это будет не сегодня и не завтра и чрезвычайно дорого обойдется. Может быть обойдется еще дороже, чем это было на предыдущих этапах, потому что масштаб больше.
Владимир Тольц: Думаю, что разговор с ним и с историком Ильей Смирновым о новой концепции обучения истории и ее возможных последствиях достоин продолжения и детализации...
