Ирина Лагунина: Операторы трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан заявили на этой неделе, что пожар, вспыхнувший на турецкой части трубы, удалось затушить и нефть вновь идет по трубе в полном объеме. Но за это время многое изменилось на всей территории, по которой проходит этот нефтепровод. И связано это, конечно же, с военной кампанией России против Грузии. Мой коллега Брюс Панье беседовал на эту тему с европейскими энергетическими экспертами. Пьер Ноэль, эксперт по энергетике в Совете Европы.
Пьер Ноэль: По-моему, резко ухудшившиеся отношения между Европейским Союзом и Россией и последние события окажут влияние на наши энергетические отношения с Россией. Они драматическим образом усилили ощущение незащищенности, которое связано с тем, что мы вынуждены полагаться на Россию. И конечно, можно говорить о том, что Россия всегда выполняла свои контрактные обязательства, что она была удивительно надежным поставщиком в последние четыре десятилетия, по крайней мере, для Западной Европы. Но ведь политический образ страны – это нечто иное. И политическое ощущение от России сейчас – что она не является надежным поставщиком, или, по меньшей мере, что это политически проблематичный поставщик. Вот этот взгляд на Россию упрочит позиции энергетической политики, направленной на отход от газа – не обязательно от российского газа, а от газа в целом.
Ирина Лагунина: Что вы имеете в виду?
Пьер Ноэль: Субсидии на развитие возобновляемых источников энергии. Общественная поддержка атомной энергетики, которая уже растет в Европе. И политика России играет в этом большую роль. А это, в свою очередь, породит зеркальное отражение в России. Затем уже у России возникнет ощущение, что Европа – не надежный потребитель российского газа, что на Европу нельзя положиться как на потребителя, что нельзя оставлять ей монополию российского экспортного рынка. И Россия попытается диверсифицировать этот рынок. Это будет нелегко, и это потребует серьезных капиталовложений. Но если они готовы платить, то они могут создать систему газопроводов в Китай. Так что нынешняя ситуация на Кавказе отразится на обеих сторонах. Но в целом, повторю, она ухудшит отношения между Европейским Союзом и Россией, а следовательно, подорвет политическую базу, на которую опираются газовые отношения.
Ирина Лагунина: Грузинские власти заявили о том, что российская сторона пыталась разбомбить трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан, но военные не попали в сам трубопровод. Некоторые аналитики интерпретировали это так, что, дескать, Россия понимает, что все-таки есть определенные пределы ее действиям и поведению. Трубопровод поставляет миллион баррелей в день из Азербайджана к турецкому средиземноморскому побережью, откуда его перевозят в основном в Европу. То есть может сложиться впечатление, что поскольку эта труба стратегически важна для Европы, то Россия решила оставить ее в покое. Так дает ли поведение российских лидеров хоть некоторое чувство защищенности в создании новых трубопроводов – как, например, Набукко?
Пьер Ноэль: Мне кажется, что они всегда так делали. Конечно, у России есть объемный геополитический план, но они всегда пытались доказать окружающим, что их повестка дня ограничена. Они, например, разбомбили железнодорожный мост, по которому в Грузию поступала азербайджанская нефть. И компания Би-Пи вынуждена была прервать поставки азербайджанской нефти в Грузию из-за этого взорванного моста. Но они не разбомбили трубопровод, который напрямую нефть в Грузию не поставляет. Если бы они его разбомбили, то у Запада был бы очень веский аргумент, что это – война России против всего региона и даже в какой-то степени агрессия против Запада, а не чисто грузинская проблема. Мне кажется, что российское руководство хотело сформировать убеждение, что в данном случае речь идет об ограниченном круге проблем, которые сконцентрированы на Грузии. Бомбовый удар по трубопроводу Баку-Тбилиси-Джейхан был бы слишком явной агрессией, актом, не соответствующим задачам операции.
Ирина Лагунина: Пьер Ноэль, эксперт по энергетике в Совете Европы. Дженнифер Дилей, редактор FSU OIL &Gas Monitor , который издается в Эдинбурге, напротив, подчеркивает, что Россия подчеркнуто доказала свою способность контролировать регион, и в том числе, трубопроводы.
Дженнифер Дилей: Сам по себе трубопровод разбомблен не был. Но бомбы упали ужасающе близко от него. Мне кажется, что российской стороне удалось показать, что у нее есть способы контролировать трубопровод, даже если он напрямую и не был разбомблен. Они заняли такую позицию, что в любой момент могут просто отрезать Грузию от внешнего мира.
Ирина Лагунина: Насколько этот факт должен вызывать беспокойство у тех, кто планирует сейчас более серьезные проекты, как, например, Набукко?
Дженнифер Дилей: Это должно вызывать беспокойство, но в этом регионе всегда есть повод для беспокойства. Например, несколько лет назад беспокойство вызывал тот факт, что азербайджанская часть трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан прошла слишком близко к Нагорному Карабаху. Приблизительно в то же время аналитики предупреждали, что этот трубопровод положен слишком близко к Южной Осетии, да еще к тому же проходит по территории Аджарии, которая в то время тоже высказывала некоторые сепаратистские настроения. Так что беспокойство всегда было. Сейчас оно просто подогревается еще и тем, что российские войска слишком активно перемещались по Грузии.
Ирина Лагунина: Некоторые аналитики сейчас обратили взгляды на Иран. В конце концов, так не за горами президентские выборы. И может быть, политический климат в стране изменится. Тогда дорога для газа в Европу будет намного более безопасной, менее дорогостоящей и более широкой, учитывая объем иранских запасов газа.
Дженнифер Дилей: Конечно, нынешний режим будет править этой страной не вечность, но, по-моему, он продержится дольше, чем год и дольше, чем одни президентские выборы. Так что на решение всех спорных политических вопросов уйдет немало времени. Но помимо таких вопросов, как ядерная программа, есть еще и сложности чисто технические. На данный момент Иран не в состоянии пропустить такой объем нефти, который идет, например, через трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан. Сейчас Иран получает нефть на бартерных условиях. То есть каспийская нефть перевозится на танкерах на иранскую территорию, затем часть ее оправляют на нефтеперерабатывающий завод на севере страны, а взамен от имени каспийских производителей Иран предоставляет свою нефть в страны Персидского залива - за вычетом посреднической доли, конечно. В прошлом уже были жалобы на то, что не вся нефть, которую Иран обещал поставить в обмен на каспийскую в страны залива, была доставлена потребителям. Каспийские страны сейчас предложили строительство трубопровода через территорию Ирана, но иранское правительство предлагает перенаправить его не в страны Персидского залива, а в свой порт в Оманском заливе, что заставляет думать о том, что Иран стремиться продавать нефть в Азию, а не в Европу.
Ирина Лагунина: Дженнифер Дилей, редактор FSU OIL &Gas Monitor , который издается в Эдинбурге. Тот же вопрос Пьеру Ноэлю, эксперту по энергетике в Совете Европы.
Не породила ли российская агрессия против Грузии ощущение у западных экспертов, что дорогостоящие проекты типа Набукко будут рентабельны и оправданы только в том случае, если к ним подключить иранский газ?
Пьер Ноэль: Утверждение, что проекты типа Набукко будут рентабельными только в том случае, если подключить к ним иранский газ, абсолютно верное. Но дальше вступают в действие другие соображения. И на вопрос, может мы ли сделать иранский газ доступным для европейских инвесторов и потребителей, приходится отвечать «нет». И не только из-за ядерной программы Ирана и растущей самоизоляции и изоляции этой страны. «Нет» еще и потому, что иранцы никогда не в состоянии были определить собственную газовую политику, на основании которой они могли бы говорить с европейскими инвесторами. Инвесторы, которые пытались говорить с иранскими властями после того, как Иран открыл газовые месторождения для внешнего мира в начале 90-х годов, признаются, что вести переговоры с Тегераном – хуже ночного кошмара. Repsol, Shell, Total вынуждены были отказаться от очень серьезных проектов в этой стране. Официально было заявлено, что они вышли из игры из-за ухудшающейся международной обстановки, но реальность состоит в том, что они не смогли заключить соглашения даже после 10-15 лет переговоров. Иранское правительство – худшее правительство в мире для тех, кто пытается заключить с ним энергетическое соглашение.
Ирина Лагунина: С европейскими экспертами в области энергетики беседовал мой коллега Брюс Панье.
