Одно дело – осуждать грузин за пальбу по Цхинвали и другое – приписывать американцам стремление поработить мир.
«Россия остается самым серьезным препятствием на пути к глобальному мировому господству США и установлению по всему миру нового тоталитарного режима под личиной «демократии».
Если бы в начале лета сказать лучшим русским писателям из ныне живущих - Андрею Битову и Фазилю Искандеру, что в начале осени они подпишутся под такими словами, обращёнными к мировой общественности, мы услышали бы от них, что этого не будет, потому что этого не может быть никогда.
Можно - при каком-то несчастном повороте мысли - принять даже путинизм, сказали бы они, но повторять зады сталинской пропаганды сороковых годов прошлого века – этим пусть занимаются графоманы вроде небезызвестного Соловья Генштаба. «Разве что под пыткой… Или угрожали бы пытать близких… Тогда – не знаю», - добавил бы, подумав, обстоятельный Искандер.
Первый порыв – удивиться до отчаяния. Но уже в следующую минуту приходит спокойная мысль: ничего особенного. Случай предвиденный. Пушкин ополчился на Запад, когда тот поддержал восставших поляков. До сих пор стоит в ушах собственный ломающийся голос, звеневший когда-то у доски перед 7 «а» Старо-Рябиновской неполной средней школы:
О чём шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Путинизм может праздновать ещё одну победу на внутреннем фронте. Но это не его победа. Это победа имперской закваски в русской культуре.
Самые крупные русские художники с готовностью поддерживали имперские устремления, имперские победы, имперскую суть российской власти. Они бездумно разделяли «самообольщения народной гордости» (Чаадаев). Среди них не было, правда, Льва Толстого, но даже этому великому исключению не дано изменить правило. К чести России, были, конечно, выдающиеся труженики её культуры, что не маялись великодержавной дурью (слово Х I Х века, и - того же Чаадаева). Но речь идёт о фигурах всё-таки не первого ряда и не о художниках по преимуществу.
Художники Божьей милостью – существа не столько мысли, сколько чувства. Они живут настроениями, а не знаниями, образами, а не размышлениями. В них особенно вольготно чувствуют себя традиция и народная стихия. Они, собственно, не пребывают в гуще, они сами – гуща. Чтобы преодолеть в себе эту органику, разорвать пуповину, нужно сделать серьёзное сознательное усилие, вспомнить полученное когда-то образование, призвать на помощь все плоды самообразования. Но как раз в острые моменты благоприобретённое слетает, будто его и не было. Обнажается первозданное, материнская порода, оживляется ретивое - и дышит почва и судьба.
Пётр Чаадаев был первый из русских, осознавших, что Россия «приближается к гибели всякий раз, когда ставит себя в прямое противоречие со старыми цивилизованными расами». В чём дело? – спрашивал он себя всю жизнь. Что заставляет Россию «болезненно напирать на остальной мир»? Откуда эта неизбывная потребность быть «учителями тех, кого вчера ещё признавали своими учителями»? Ответ Чаадаева известен и Андрею Битову, и Фазилю Искандеру – это видно по их произведениям. Рабство. Печать рабства на всём, «вплоть до самой свободы – поскольку о ней может идти речь в этой стране». Ненависть к свободе, ставшая второй натурой. Так думал крупнейший – и потому объявленный сумасшедшим – из русских мыслителей.
Письмо Битова-Искандера (под ним стоят подписи и других, но речь об этих двух) – дело по российским обстоятельствам политическое, но сочтём его и явлением культуры. Внешне всё выглядит хотя и печально, но просто: оказалось, что и эти два чудесных старика не смогли дожить без внешнего врага, не смогли не разделить предрассудков русско-советской толпы. Обежали круг своих удовольствий и вернулись в счастливое пионерское детство… Однако их устами, их финалом русская культура предъявляет миру злободневное свидетельство большой важности. Я всё ещё имперская, говорит она. А всё имперское обречено на угасание и распад. «Вы не останетесь безнаказанными. Наказанием вам будет ваше творческое бесплодие». Не так ли можно истолковать эти слова Лидии Чуковской, обращённые к Михаилу Шолохову, когда тот приветствовал заточение Синявского и Даниэля, позволивших себе без кремлёвского разрешения отправить свои рукописи за пределы империи?
Так что он ещё действительно не завершился, распад империи. Кто колебался до сей минуты, может оставить сомнения. Последний акт ещё впереди.
P . S . А.Битов отозвал свою подпись. Вот как это всё болезненно…
