Ирина Лагунина: В Варшаве проходит суд над бывшими руководителями коммунистического режима по обвинению в преступлениях, совершенных в ходе чрезвычайного положения, объявленного в Польше в 1981 году. Кроме тогдашнего президента страны, генерала Войцеха Ярузельского, на скамье подсудимых оказались и ряд других бывших функционеров. Суд над этими весьма престарелыми людьми представляет собой серьезную моральную дилемму, причем не только для польского общества, но и для других бывших коммунистических стран. К примеру, в Праге на днях приговором к 6-летнему тюремному заключению закончился суд над коммунистическим прокурором Брожовой, которая 60 лет тому назад послала на виселицу демократического политика Миладу Горакову – единственную женщину, приговоренную к смертной казни за политические взгляды. Непростому отношению к этим поздним судам над деятелями коммунистических режимов посвящен материал Ефима Фиштейна.
Ефим Фиштейн: Напомню, что в ходе чрезвычайного положения, объявленного в Польше в 1981 году после того, как коммунистические власти поняли, что с оппозиционным движением «Солидарность» другими методами справиться они не смогут, в столкновениях с силами безопасности и армией погибло несколько десятков человек, тысячи были брошены в тюрьмы. Кроме самого генерала Ярузельского на скамье подсудимых держат ответ и другие функционеры коммунистического режима, ответственные за кровавую расправу: тогдашний министр внутренних дел Чеслав Кищак, глава компартии Станислав Каня и четверка их ближайших сотрудников. Большинству из них далеко за восемьдесят. Михаил Горбачев, призванный судом в качестве свидетеля защиты, ехать в Варшаву отказался, но в интервью радиостанции «Эхо Москвы» выразил по отношению к действиям генерала Ярузельского полное понимание. Сторонники дряхлого генерала вообще считают, что в данном случае главную роль играет мстительность нынешнего президента Леха Качиньского, который и сам тогда отсидел 11 месяцев в тюрьме за свою оппозиционную деятельность. Итак, с чем же мы в данном случае имеем дело: с поздним торжеством справедливости или с удовлетворением чувства мести? Этот вопрос я задал польскому ксендзу, патеру доминиканского ордена Томашу Достатни.
Томаш Достатни: Мне думается, что свою роль играет и один, и другой фактор, каждый понемногу. Но важен и третий фактор – политический. Говоря о торжестве справедливости, следует помнить, что введение военного положения в Польше было не только переломным моментом в истории страны, но и источником массовых человеческих трагедий. Чувство справедливости требовало привлечения к ответственности людей, виновных в этих трагедиях, вроде генерала Ярузельского, генерала Кищяка и Станислава Кани. Другой вопрос – как должна выглядеть справедливость через двадцать лет после падения коммунизма. Но, говоря о мести, нельзя забывать, что те же самые люди, которых сейчас судят, впоследствии способствовали мирной передаче власти в рамках круглого стола с оппозицией. С их стороны тоже требовалось немалое мужество, чтобы пойти на такой компромисс в то время, когда в стране еще находились советские войска, и коммунизм еще сохранял власть в соседних странах. Все они – крайне престарелые люди. Лет 15 или 18 тому назад такой процесс был бы более логичным, чем сегодня. Но тогда суд над ними был совершенно исключен. У всех в памяти еще была атмосфера компромисса, царившая в дни Круглого стола. С одной стороны, осудить преступления необходимо, но с другой, сделать это надо так, чтобы не было унижено человеческое достоинство дряхлых стариков. Может быть, следовало констатировать, что судить их будет история и господь бог.
Ефим Фиштейн: Но ведь тогда были расстреляны десятки поляков. Даже одиночное убийство не подлежит сроку давности, а ведь с тех пор не прошло и 30 лет. Какие же чувства должны испытывать родные и близкие погибших, зная, что убийцам ничего не грозит? Патер Томаш Достатни.
Томаш Достатни: Это правда. Поэтому я считаю такой процесс обоснованным. Следует, однако, помнить, что юридическая сторона дела не так проста, как кажется. Нелегко доказать тогдашнему министру внутренних дел, что он приказал своим подчиненным стрелять в людей на поражение. Ведь для того и было введено чрезвычайное положение, чтобы действовали комендантский час и декреты об осадном положении, допускающие применение силы. Декреты подписаны членами Совета по безопасности и утверждены Сеймом. Иными словами, здесь много юридической казуистики. Положительно, что все обвиняемые, кроме генерала Кищяка, который сказался больным, изъявили готовность предстать перед судом. Что касается Войцеха Ярузельского, что судят его не только за 81-ый год, но и за события 70-го года, когда он, будучи министром обороны, использовал армию для разгона бастующих судостроителей Гданьска и Гдыни. Тогда от пуль погибло тоже полтора десятка рабочих. Справедливость, конечно, должна восторжествовать, но следует помнить, что самый справедливый приговор выносит не человек, а история и Господь Бог. Практически невозможно провести такой суд, который обеспечил бы справедливость на этом свете.
Ефим Фиштейн: В зале суда в огромном количестве представлены российские средства массовой информации. В России вообще воспринимают этот процесс, как русофобский выпад польского руководства. А ведь генерал Ярузельский в своей защите утверждает, что ввел чрезвычайное положение именно для того, чтобы упредить советское вмешательство, которое, по его мысли, было бы для Польши гораздо большей трагедией. Как вы объясняете это российское непонимание того факта, что Ярузельский валит вину на Советский Союз, который и выдает за главного преступника? Спросил я кзендза-доминиканца Томаша Достатни.
Томаш Достатни: Ответ на этот вопрос несложно: Сегодня, осенью Лета Господня 2008, в отношениях между польским и российским государствами царит напряженность, причины которой отнюдь не сводятся к вторжению в Грузию. И заявления Михаила Горбачева в пользу Ярузельского, и освещение процесса в российских СМИ являются отражением этой напряженности. Они стремятся представить дело так, что польское общество ищет повод для демонстрации своей русофобской сущности. Но это грубо искажает ситуацию. В последнее время в нашей печати появилось немало текстов – среди них хочу привести, статью Адама Михника в «Газете Выборчей» - где проводится четкий водораздел между осуждением грузинской авантюры Кремля и высокой оценкой русской культуры и русского народа, к которому разумный поляк не может питать никакой ненависти. Недопустимо смешивать отношение к народу с отношением к действиям нынешнего кремлевского руководства. Такого мнения придерживаюсь и я.
Ефим Фиштейн: Оценка католического священника Томаша Достатни, как мы видим, далека от черно-белой однозначности. В соседней Чехии за прошедшие годы удалось привлечь к суду лишь немногих коммунистических правителей. Но аналогичные моральные дилеммы возникают даже тогда, когда к суду привлекаются люди престарелого возраста, чья ответственность вполне конкретна. К 6 годам заключения была приговорена 87-летняя Людмила Брожова-Поледнова, которая, будучи молодым прокурором, в 1950 году потребовала смертной казни для героини антифашистского и антикоммунистического сопротивления Милады Гораковой. Вправе ли современная юстиция судить за преступления, совершенные почти 60 лет тому назад? Такой вопрос я задал бывшему диссиденту и близкому сотруднику Вацлава Гавела Джону Боку, основателю общественной организации «Соломон», следящей за тем, чтобы чешская судебная система не допускала процессуальных нарушений. Он ответил.
Джон Бок: Я глубоко убежден в том, что за преступные деяния, как бы давно они ни были совершены, нужно нести уголовную ответственность. Признание старых преступлений несущественными свидетельствует о душевном нездоровье общества. Стоит вспомнить о роли, которую после второй мировой войны сыграл Нюренбергский трибунал над нацистскими главарями – на его вердикты ориентировались органы правосудия в аналогичных процессах. После «бархатной революции» и распада советского блока у нас возобладало непротивленческое и примирительное настроение по отношению к тоталитарному прошлому, словно бы коммунистические преступления следует судить по иным меркам, чем нацистские. На мой взгляд, преступления коммунизма в каком-то смысле еще страшней фашистских, ибо их жертвами были собственные сограждане, люди той же культуры и того же происхождения. Речь ведь идет не только о расстрелянных, повешенных и замученных – речь идет о полном разложении общества, о попытке искоренить основополагающие принципы иудео-христианской цивилизации Европы. Если оставить эти деяния без общественного осуждения, без покаяния виновных, они вернутся к нам в будущем наподобие бумеранга. Считаю, что каждый, кто повинен в таком надругательстве над своими согражданами, должен знать, что возмездие неизбежно. Только наказание открывает путь к катарсису, после которого возможно прощение. Важно, чтобы и сами виновники могли понять смысл ими содеянного и испытать чувство вины – а это возможно только тогда, когда суд современников ясно укажет, в чем состав преступления и какое наказание из него вытекает.
Ефим Фиштейн: А как отнестись к утверждению, что обвиняемые в польском процессе всего лишь подписывали декреты, но не отдавали приказов к убийству? Мнение чешского правозащитника Джона Бока.
Джон Бок: Судебный процесс в Польше я приветствую. Возьмем пример Чили: там тоже можно до бесконечности вести споры о том, в чем повинен или неповинен Пиночет. Может быть, он тоже расстрельных приказов не отдавал, но эксцессы были, и он несет за них ответственность. Именно поэтому когда он прибыл с визитом в Чехию, я подал на него в суд – из чистого принципа. Раз он допустил человеческие трагедии, он же должен нести за них отвественность. Для меня неприемлемы методы и воззрения Сальвадора Альенде, но не менее неприемлемы и злоупотребления властью, мучения и исчезновения мирных граждан. Эти принципы применимы к любому государству, независимо от общественного строя. По той же причине для меня неприемлемо поведение нынешних российских властей, неприемлемо то обстоятельство, что никто не понес ответственности за Чечню, где были совершены преступления против человечности и геноцид. Возвращаясь к моей стране, скажу, что считаю правильным осуждение бывшего прокурора Брожевой. Глядя на дряхлую старушку с трогательными очками на носу, кое-кто может ей посочувствовать – что тут прошлое поминать? Меня это не смущает, я с уважением отношусь к возрасту, но не могу с уважением относиться к ее прошлому. И если она сама не в состоянии почувствовать раскаяние за содеянное, то о вине ей обязано напомнить общество. Для того и существуют законы, для того и существует право.
Ефим Фиштейн: Разумеется, мнение чешского правозащитника Джона Бока, диссидента и основателя организации «Соломон», - это всего лишь мнение в споре по одному из самых трудных моральных вопросов.
