Ирина Лагунина: Мы продолжаем рассказ об одном из самых трагических событий в истории советской науки - разгроме генетики. Решения, принятые по этому поводу на сессии ВАСХНИЛ 1948 года, надолго затормозили развитие биологии в СССР. "Иначе важнейшие научные открытия ХХ века, такие как расшифровка структуры ДНК, и многие другие, были бы сделаны именно российскими учеными и значительно раньше, чем это стало возможным," – так считают доктор физико-математических наук, автор книг «Очерки по истории молекулярной биологии», «Власть и наука», «По личному поручению товарища Сталина», профессор Университета Джорджа Мэйсона Валерий Сойфер и доктор медицинских наук, вице-президент Общества доказательной медицины Василий Власов. С ними беседуют Ольга Орлова и Александр Марков.
Ольга Орлова: Валерий Николаевич, вы рассказывали о том, как начинали свою научную и административную карьеру знаменитые лжеученые Трофим Лысенко и Ольга Ляпишинская. Но ведь это только два самых известных вопиющих случая. А на самом деле, как вы показываете в своих книгах, лжеучение в советской биологии в 30-40 годах носило чуть ли не массовый характер.
Валерий Сойфер: Да, конечно. Другой крупный в их категориях ученый Георг Башьян заявил, что из вирусов возникают бактерии, а из бактерий могут разваливаться в вирусы. То, что он представлял в качестве доказательств, было смехотворным. Еще один крупный человек Гаспар Мелканян говорил, что из костей, из ленточных червей, пролежавших в формалине много лет, вдруг начинают выпадать живые кости. Или мадам Кучерова в Ростове-на-Дону растирала перламутровые пуговицы и из них появлялись живые клетки. Она говорила: ну а что такого, ведь перламутр часть когда-то живых существ, они были живые, живое вещество сохраняется и так далее. И вот когда эту гадость буквально научную поддерживали люди типа Северина, Кривицкого и прочих, то это становилось очень опасным. И я должен сказать, что всегда это освещалось между тем партийными взглядами, всегда подводилось под то, что это квинтэссенция марксизма. Вот, например, что было напечатано в центральной советской газете: «Учение Ляпишинской демонстрирует гигантский рост советской науки по сравнению с реакционной человеконенавистнической лженаукой американо-английского блока, поджигателей войны. Учение Ляпишинской есть результат могучего и благотворного влияния идей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». Конечно, под таким лозунгом, когда это выдавалось, конечно, против него трудно противостоять честным ученым, потому что могли быть тут же обвинены в идеологических преступлениях.
Ольга Орлова: Валерий Николаевич, но с другой стороны, конечно, если ученые не могли этому противостоять, как бы вы объяснили тот факт, те примеры, которые вы описали, они сродни шарлатанству и такому мелкому жульничеству. Как удавалось так долго обманывать, если научное сообщество не обманывалось, но закрывало глаза, а руководители видели, что ничего не вырастает, ничего не появляется живого из неживого?
Валерий Сойфер: Ольга Михайловна, это есть следствие вполне определенного закона вмешательства в научное творчество потусторонних сил. Ведь когда Сталин поддержал Лысенко и когда в письмах к Лысенко, когда он заявлял, что Мендель, Морган, Мейсен - это не наши ученые и они враги науки, он исходил и очень простых идеологических догм, которые возникали на почве недообразованности. Подавляющее большинство тех, кто брался судить о результатах науки, принадлежал не к классу ученых, а принадлежал к классу политических руководителей. И когда политические руководители, дававшие деньги на науку, субсидировавшие ее, которые контролировали развитие науки и управляли этим развитием, когда они были ответственны за подготовку кадров и старались сделать так, чтобы с кафедр университетов и институтов, чтобы учителя средних школах несли только то, что разрешено идеологическими кругами, тогда и возникала питательная почва для развития всей этой действительно махровой и совершенно непристойной с нормальной точки зрения лженауки. Лженаука возникала не как результат того, что бедные ученые закрывали глаза. Бедные ученые боялись репрессий, боялись того, что их арестуют. Действительно, из борцов я упомянул Собинова, Константинова, ведь Собинова выгнали с заведывания кафедры после того, как он боролся с Лысенко, и он вынужден был покончить с собой, оказавшись в изгнании. И это ведь не единственные примеры. Поэтому, конечно, любой здравомыслящий человек из числа ученых часто боялся открыть рот и мучился. Мы знаем много примеров, когда люди мучились, когда они переживали, когда они несли душевные травмы с собой, уносили в могилу, потому что они не могли ничего сделать.
Василий Власов: Несмотря на то, что рассказ о Ляпишинской, Башьяне сегодня производит впечатление мерзкого анекдота, надо иметь в виду, что они не просто книжки Сталину посылали, а они ведь получали исключительное финансирование для своих работ, получали сотрудников, получали охрану.
Ольга Орлова: Им создавали лаборатории, институты, выделяли средства.
Василий Власов: Учителей средних школ собирали на промывание мозгов, заставляли писать новые учебники, в которых прославлялись достижения советско-мичуринской биологии. И открытие Ляпишинской, самообразование живого вещества, про то, как образовалась жизнь на земле по теории академика Опарина, ведь это все только кажется на первый взгляд прошлым. В действительности по моим меркам это было буквально вчера. Когда я в среднюю школу ходил, то в моем учебнике биологии были цветные рисунки замечательных сортов, выведенных Мичуриным, хотя насколько я знаю, уже этой черевишни и всего прочего уже на дух не было, не существовало в природе. Но тем не менее, эти картинки в учебниках присутствовали, и они должны были демонстрировать достижения биологии. И вот сейчас в наших вузов большинство кафедр занимают люди возрасте от 50 до 60 лет - это те, кто учился в школе по учебникам, в которых была нарисована черевишня, портрет Мичурина и описывались достижения Ольги Ляпишинской. Это было вчера, то есть мы живем в этом. Некоторые ученые защищали свои кандидатские диссертации по живому веществу. Это не такое уж большое прошлое, это рядом.
Ольга Орлова: Как вы думаете, как развивалась бы российская биология, медицина и вообще как развивалась российская наука, если бы Лысенко со своими сподвижниками, товарищами, единомышленниками не победил в этой тяжелой борьбе и победили бы более здоровые силы?
Василий Власов: Я отвечу очень коротко, потому что на этот вопрос Валерию Николаевичу отвечать. Насколько я понимаю, ряд больших открытий в биологии, в частности, в области генетики могли состояться на десятилетие раньше. Это во-первых. Во-вторых, очень многие вещи могли бы быть открыты в России. В-третьих, поскольку генетика реально дала в середине 20 века очень большие достижения, которые, например, почти решили продовольственную проблему в 60-70 годы во всем мире. Я думаю, что очень многие вещи могли бы выглядеть иначе.
Валерий Сойфер: Я не берусь ответить лучше, но я абсолютно согласен с Василием Викторович, что, конечно, в России очень многие вещи начинались. Например, на 20 международном генетическом конгрессе в Берлине я представил данные о том, что 80 лет назад в 28 году великий русский ученый Николай Константинович Кольцов представил доказательства или представил свои идеи о том, что наследственные молекулы должны быть представлены гигантскими молекулами. Во-вторых, двухнитевыми. В-третьих, в них в одной нити запись должна быть зеркальной к записи другой нити. Спустя четверть века в 53 году эту идею значительно после смерти Кольцова, который, видимо, был отравлен агентами КГБ, в 40 году Уотсон и Крик представили свою модель структуры ДНК как двунитевой молекулы, в которой зеркальные нити отражают запись одной нити в другой и таким образом представили модель того, что мы знаем сегодня как ДНК.
Александр Марков: Ведь Уотсон и Крик ничего не знали о модели Кольцова, насколько мне известно.
Валерий Сойфер: Я несколько раз пытался Джима Уотсона на эту тему поспрашивать, то есть не то, что пытался, я его много раз спрашивал об этом. Он каждый раз мне говорил, что он не знал этого. Но тем не менее, учитель его Герман Мюллер был хорошо знаком с Кольцовым и не мог не знать этой модели. Поэтому я боюсь утверждать, что он это знал. Но знал или не знал, факт в другом. Факт в том, что они пришли к идее, к которой гораздо раньше пришел русский ученый. И это не один пример. Несколько лет назад я опубликовал в журнале «Нейчер» большую статью о том, какой вред принесла мировой науке политическая диктатура в Советском Союзе и привел там около 20 примеров пионерских исследований, начатых в России и незаконченных благодаря тому или из-за того, что политиканство взяло верх. Поэтому, конечно, нет никаких сомнений, что российская наука, которая развивалась очень бурно в 19 веке, принесла бы. Конечно, сослагательное наклонение не работает на практике. И все наши разговоры о том, что бы было, если бы, они не более, чем разговоры. Но факт остается фактом, что в результате главенства малообразованных политиканов в развитии страны и в том числе в таком ее сегменте как наука, привело к удушению науки - это факт неопровержимый. Есть еще один момент. Дело в том, что когда в стране любой делаются крупные открытия, страна как таковая всегда заинтересована в том, чтобы это открытие стало частью мировой науки. И контакты, поездки на конференции, выступления, представления своих данных всегда были и остаются очень важной частью научной деятельности. На протяжении многих лет Советский Союз был полностью закрыт железным занавесом, воздвигнутым Сталиным для того, чтобы отгородить советских ученых от мировой науки. Меня после некоторых из моих выступлений спрашивали: а как могло случиться, что того же Кольцова идею никто не знал? Никто не знал, потому что страна была отгорожена, ученые были отгорожены, и мировая наука не знала ничего.
