Людей, наблюдающих Россию, с некоторого времени занимает вопрос: возможно ли в ней восстановление цензуры – идеологической, культурной цензуры (политическая, на телевидении, давно уже существует)? Тенденция такая есть, и запрет тех или иных художественных произведений пока что обосновывался двумя мотивами: оскорбление религиозных чувств и порнография. Сейчас, похоже, появляется третий: оскорбление национального достоинства и отечественной истории. Именно этот мотив звучит во многих реакциях на фильм «Гитлер Капут».
Сделана попытка дать пародию на персонажей, включенных в пантеон советских героев. Поводом был сериал «Семнадцать мгновений весны» с его незабвенным Штирлицем, но задание – спародировать не только героя и даже не только сам жанр, но и сюжет, лежащий в основе, – войну. Война – любая война – трудно поддается осмыслению в комическом ключе. Это становится возможным в одном случае: если война ушла из живого горизонта воспоминаний людей, ее переживших. ВОВ окончилась 63 года назад, выросли поколения, войны не знавшие. То есть по всем параметрам сатира и пародия возможны. Ведь каков предмет этой сатиры и этой пародии? Не люди, в войне участвовавшие, и не сама война, а ее застывший идеологический образ, ее присутствие в нынешнем, как теперь говорят, дискурсе. Трудность в том, что в советской и вот уже двадцатилетней постсоветской истории нет ни одного события, которое могло бы стать предметом исторической гордости – кроме той давней войны. Мемуаристы чуть ли не единодушно вспоминают, что военные годы были лучшими в советской истории – потому что это была реальность, а не идеологический миф, в жертву которому приносилось живое содержание человеческой жизни. Из такой истории нужно всеми силами выходить, противопоставлять ей позитивные альтернативы, жизненные достижения. Гальванизирование мифа о войне есть косвенный показатель того, что нынешняя российская жизнь всё еще не вышла на рубежи реальности, всё еще не свободна, скована прошлым и настоящим.
Вспоминаются заграничные фильмы, виденные в советское время. Одно из самых стойких воспоминаний оставил французский фильм «Фанфан Тюльпан» с Жераром Филиппом и Джиной Лолобриджидой. Тогда уже подумалось: вот что нужно нам! Нужно взять свое прошлое в юмористическом ключе, посмеяться над собой. Человек смеющийся – это человек свободный. А ведь французы только недавно (фильм шел в пятидесятые годы) вышли из очередной войны, в которой потерпели унизительное поражение. Но они не цепляются за старые беды и за старые мифы, вроде империи Короля Солнца или Наполеона, - они высмеивают милитаризм и королевские нравы.
Интересно, что сходное впечатление оставляли некоторые польские фильмы. Казалось бы, раздавленной старым врагом Россией Польше только и оставалось, что вспоминать века прежнего величия, вроде Грюнвальдской битвы. Но поляки показывали нечто другое. Помню фильм «Поворот», в котором герой-эмигрант посещает Польшу в поисках друзей партизанской боевой молодости. Этот персонаж был дан иронически: друзья жили иной жизнью, им незачем было застревать в прошлом, хотя бы и героическом. Ошарашивающим был финал фильма: герой, сохранивший боевой пыл, который утратили старые товарищи, оказался шофером богатого иностранца, выносящим из отеля его чемоданы. Глубокая, многослойная ирония в этом финале – но ведь русские, при всех провалах недавней истории, ничьих чемоданов не носят, они же в сущности свободные люди и собственная история в их руках, а не в старых выцветших кинолентах. Здесь Родос, здесь прыгай! – как говорили древние, то есть живи настоящим и будущим, а не прошлым, к тому же многократно и многослойно оболганном всё теми же мифами.
Ведь в самом Штирлице, ставшем таким мифом, заключена глубокая и не всеми улавливаемая ирония: герой может быть красивым и любимым, только если он носит мундир врага. И вот этот мундир сейчас с него попытались снять. Тут бы и радоваться, а не возмущаться: своя, даже голая, задница лучше чужого одеяния.
