Ссылки для упрощенного доступа

Кто выступает за объединение Чечни и Ингушетии


Ирина Лагунина: Начиная с воскресенья, в Чеченской республике прошли сразу три митинга, организованные появившейся словно из ниоткуда инициативной группой по объединению Чечни и Ингушетии. Однако власти Чечни жестко контролирует и заказывает все акции народного волеизъявления на собственной территории. Так что, инициатива исходит от них? И если да, то насколько серьезны эти намерения. Андрей Бабицкий попросил экспертов оценить перспективы новой идеи.



Андрей Бабицкий: Проект объединения Чечни с соседними республиками впервые был анонсирован еще в 2006 году тогдашним главой чеченского парламента Духвахой Абдурахмановым. Он заявил о необходимости объединить в один субъект Чечню, Дагестан и Ингушетию. Выдвинутая Абдурахмановым идея была увязана с планами федерального центра, активно пропагандировавшего в тот момент модель укрупнения регионов. Тем не менее, чеченская инициатива, видимо, не нашла понимания в Москве. Она была встречена крайне негативно встречена теми соседями Чечни, которых упомянул чеченский спикер, никакой официальной реакции Кремля не последовало и разговоры на эту тему почти моментально сошли на нет.


И вот вторая волна. Проект подвергся серьезной ревизии и выглядит сегодня куда реалистичней. Из него убрали Дагестан и теперь речь идет не столько об объединении, сколько о воссоединении, поскольку Чечня и Ингушетия в советский период длительное время сосуществовали в рамках единой автономии. Сложно сказать, заручилась ли чеченская власть поддержкой из Москвы, но эксперты считают, что в любом случае, с учетом накопленных Ингушетией проблем сегодня объединение может рассматриваться федеральным центром как просто и эффективный способ преодоления ингушского кризиса.


Говорит политолог Сергей Маркедонов.



Сергей Маркедонов: Ингушетия особенно в последнее время демонстрирует много признаков дестабилизации. Вместе с тем в Москве привыкли вопросы Кавказа решать дистанционно, будь то Дагестан, будь то Чечня, будь то Ингушетия. В этой связи вполне возможна работа старой модели, то есть та же самая Ингушетия отдается на откуп, но теперь не Зязикову, который не оправдал доверия, создал наоборот много проблем для России в целом, а республика отдается на откуп Кадырову, чтобы методами, которые собственно апробированы в Чечне, ситуация была решена и в Ингушетии тоже. Поскольку самим заниматься этой проблемой недосуг или менять философию управления Кавказом не хочется, вот такой вариант, который лежит где-то на поверхности. Безусловно, какие-то стратегические проблемы будут решены. Об этом никто не говорит.



Андрей Бабицкий: В Ингушетии уже ходят слухи о том, что дело решено и на уровне руководства двух республик, и в Кремле. Объединение лишь вопрос времени, хотя среди самих жителей республики, как утверждает бывший депутат Магомед-Салех Аушев, большинство ингушей хотели бы сохранить свою национально-государственную субъектность. Но их желание вряд ли будет учтено.



Магомед-Салех Аушев: Для ингушей это смертельно опасно, я вас уверяю. Хотя многие доведены до того, что говорят: лучше нам Кадыров, чем бесхребетный Зязиков. Но все-таки больше такого шанса для ингушей, чтобы определиться, как жить, больше не будет. Это многие понимают, понимает абсолютное большинство. Я более чем уверен, что потихонечку дело подведут под то, что заставят провести референдум и результаты выдадут такие, какие наши деятели привыкли выдавать по выборам – 98-99%. Вот до этого, я думаю, не дойдет, но около 80% населения якобы проголосуют за объединение. Хотя однозначно вам говорю – абсолютное большинство населения Ингушетии против этого. Люди понимают, что в будущем на культуре. На обычаях, на всем остальном ставится крест, на будущем Ингушетии. Многие это прекрасно понимают, поэтому сегодня руководство говорит, что категорически против. Я более чем верен, что это делается по обоюдному согласию и руководства Чечни, и руководства Ингушетии с подачи Кремля.



Андрей Бабицкий: Несмотря на опыт совместного существования двух народов, у ингушей и до сих пор остается немало претензий к чеченцам. Они опасаются вновь оказаться в роли слабого, ассимилируемого этноса, который поставлен в подчиненное положение. Такое было, говорит Сергей Маркедонов.



Сергей Маркедонов: Может такое напряжение быть, не только вызванное современными реалиями. Я когда бывал в Ингушетии и в Чечне в 90, то часто слышал от тех же ингушей: смотрите, в Грозном были гостиницы, были университеты, ничего подобного на территории Ингушетии не было, был рынок в Назрани. Многие люди мне про этот рынок говорили и все время напоминали, что промышленные предприятия, вузовские центры, научно-исследовательские проекты – это было в Чечне, но не на территории Ингушетии. То есть некое представление о том, что Ингушетия была младшей сестрой в единой Чечено-Ингушетии, были еще в советские времена на самом деле. Даже тот факт, что Чечня получила приращение за счет Шелковского, Наурского районов, а Ингушетии не вернули Пригородный – это тоже ощущалось еще в советские времена, не сегодня. А за постсоветский период много взаимных упреков, начиная от пограничных требований, которые Дудаев еще выдвигал, что, кстати, потом выдвигал и Завгаев, и Кадыров, до других вопросов. Действительно до банальной зависти по поводу того, что туда деньги идут, а сюда не идут. То есть это сложный узел проблем. Я думаю, действительно вопрос особой субъектности ингушской не тот факт, которым можно совершенно пренебрегать.



Андрей Бабицкий: По словам Сергея Маркедонова, объединение способно придать новую остроту угасшим, латентным конфликтам, поскольку чеченской власти придется брать на себя решение проблем, остающихся актуальными для Ингушетии. Таких, как проблема беженцев из Пригородного района, которую чеченские власти могут попытаться урегулировать привычными для себя методами.



Сергей Маркедонов: Это создаст много проблем новых, на мой взгляд, они совершенно лежат на поверхности. Скажем, это подключение чеченской элиты так или иначе к осетино-ингушскому конфликту. Не потому что она такая агрессивная или будет чего-то особенно хотеть – это просто логика управления. Я принимаю под свое начало некий субъект, у субъекта есть проблемы, следовательно я должен сживаться с этими проблемами, как-то их решать. Как я представляю, как я думаю, что они могут быть решены в соответствии с моим образованием, с философским, политическим и прочими бэкграундами. Соответственно такое втягивание не думаю, что для России было бы достаточно позитивно на Кавказе, учитывая сложный клубок проблем, в том числе на Южном Кавказе после признания Южной Осетии и Абхазии, учитывая влияние этих проблем на Северный Кавказ. Вот появление какого-то нового очага противоречия, я не думаю, что было бы на пользу всем. То есть и старых проблем это особенно не решит, а вот новые может вполне себе добавить. Поэтому действительно я с каким-то сомнением, пожалуй, отнесся бы к такой идее.



Андрей Бабицкий: Более того, чеченские власти, говорит Магомед-Салех Аушев, уже создали особые условия для жителей Ингушетии на территории Чечни, чтобы заручиться их поддержкой на будущее.



Магомед-Салех Аушев: Для ингушей действительно сегодня создаются такие условия, я вас уверяю, и по передвижению по Чечне, и по предоставлению работы, хорошие условия для ингушей создаются. Это делается специально, чтобы говорили, как хорошо будет жить нам в объединенной Чечено-Ингушетии. Это все неправда, это все искусственно создается. Программа у них задана, чтобы подвести народ к тому, чтобы говорили: в Чечне так все прекрасно, нам нужно объединяться. И многие действительно, те, кто не понимает последствий всего этого объединения, говорят: а в Чечне порядок, Кадыров своих в обиду не дает, он и федералов может поставить на место, если захочет. А Зязиков отдал на откуп и осетинам, и русским, кому угодно, приезжают откуда хотят, забирают людей, убивают их.



Андрей Бабицкий: Ингушский журналист Магомед Ториев уверен, что почва для объединения уже подготовлена. Значительная часть ингушей считает, что Рамзан Кадыров мог бы управлять Ингушетией куда эффективные, чем нынешние ингушские власти. Чечня воспринимается из соседней республики как оазис стабильности и порядка. Поэтому серьезного противодействия объединению не будет.



Магомед Ториев: Рамзан Кадыров не идет на конфликт с обществом такой открытый. Кадыров популист и он бы смог рядом мер, принятых им, то есть борьбой с коррупцией, показательные наказания. Обещаниями, по крайней мере, решения Пригородного района привлечь огромное число ингушей на свою сторону. И Ингушетия сегодня находится в более бедственном положении, чем Чечня, которая строится стахановскими темпами. Это видно и это вызывает зависть у определенной части ингушей, по-хорошему, скажем так. И того беспредела, который творится в Ингушетии, теперь в Чечне нет. И нет его, по мнению многих, благодаря Кадырову. Вопрос в том, что ингуши не хотят терять государственность.



Андрей Бабицкий: Есть и еще одно обстоятельство, которое фактически сводит на нет возможность массовых протестов. Ингушское общество дезорганизовано, поражено страхом, оно не готово к серьезным конфликтам с властями.



Магомед Ториев: Сегодня общество в Ингушетии настолько запугано беспределом, который творят силовики, что оно практически не среагирует. На уровне внутреннего протеста, не более того, потому что выходить на открытый диалог с властью, на митинги, на еще какие-либо массовые мероприятия, протест выражать население просто не решится. Потому что оно знает, что власть не остановится, чтобы подавить любую попытку сопротивления оппозиции. Население просто промолчит.



Андрей Бабицкий: На самом деле, по мнению Сергея Маркедонова кажущаяся близость чеченской и ингушской проблем обманчива. И надежды федерального центра на то, что, распространив власть Кадырова на Ингушетию, удастся быстро подавить еще один очаг сопротивления на Северном Кавказе, не слишком основательны.



Сергей Маркедонов: Здесь есть действительно проблема уже не Кадырова, Зязикова, Чечни, Ингушетии, а действительно общероссийского управленческого подхода к Кавказу. Многим кажется в Москве, что Чечня и Ингушетия близко, что Чечня и Ингушетия – это две части бывшей автономии в составе России, что это вайнахи, что они быстро там договорятся. Это родственники, в семье, как говорится, разберутся. Но действительно это две разные, принципиально разные проблемы. Если говорить, в чем разность этих проблем, то я бы это обозначил как институционально разные проблемы. Непонятно действительно в случае с Ингушетией удар немножко в пустоту или, как стрелки говорят, в молоко и так далее. Потому что там действительно непонятно зачастую, кто за кем стоит, там нет структурированной оппозиции.



Андрей Бабицкий: Расчет на быструю ликвидацию вооруженного подполья в Ингушетии едва ли оправдан, считает ингушский журналист Магомед Ториев. Хороших результатов не удалось добиться в самой Чечне, а объединение может еще более тесно сплотить вооруженные группы двух республик.



Магомед Ториев: Кадырову не удалось полностью подавить сопротивление. Я думаю, также не удастся ему и в Ингушетии. Это где-то сверх его возможностей. Да, он сможет навести в хозяйственно-экономическом секторе республики какой-то порядок, да, он проведет жесткие репрессии против мусульман-салафитов, молодежи. Это да, репрессии будут однозначно. Какие-то показательные акции будут, спецоперации, но не более того. Это даже объединит больше ингушей и чеченцев, тех, кто сегодня стоит против Кадырова и против России – это будет сильный объединяющий фактор.



Андрей Бабицкий: Между тем, на русскоязычных форумах в интернете уже высказывается любопытное предположение, что Чечня и Ингушетия – это самый низкий уровень объединительного проекта, а в перспективных планах федерального центра – воссоздание Горской республики, которая включала бы в себя все национальные субъекты Северного Кавказа.


XS
SM
MD
LG