Ссылки для упрощенного доступа

Ефим Фиштейн: «Злая шутка»


Мировые СМИ разобрали по косточкам историю «стукачества» Милана Кундеры, самого знаменитого чешского романиста современности. Из 60-летнего небытия вынырнула на свет божий оперативная сводка рядового службиста ГБ, сухо запротоколировавшая донос студента Кундеры на западного лазутчика, в прошлом боевого летчика, находившегося с заданием в Праге. Судьбы ровесников разошлись – второй, взятый с поличным, загудел на пол жизни на урановые рудники, первый стал писателем с мировым именем, ежегодным кандидатом на Нобелевскую премию по литературе. То, что давняя бумажка бросает тень на репутацию писателя, не самого мелкого в этом мире, - это еще полбеды. Она ставит под сомнение его гражданскую позицию и сокровенный смысл его творчества.


Дело в том, что именно предательство в форме доносительства - грех, обращенный коммунистическим режимом в гражданскую добродетель - всегда завораживало творческое воображение Милана Кундеры, мастера тонкого психологического рисунка. Вокруг доноса выстроен его первый, 67-го года, роман «Шутка», принесший ему внезапную и шумную мировую славу. Это история студента, вылетевшего из университета по «стуку» сознательного приятеля. Подростковая бравада – записка с текстом «Да здравствует Троцкий!» - ломает всю его жизнь: в мире товарищеских судов шуток не понимают. Этот и последующие романы Милана Кундеры открыли нескольким поколениям читателей, отнюдь не только чешских, глаза на чудовищную эффективность тоталитаризма, способного перемолоть в труху любую человеческую порядочность. В своих произведениях и в публичных выступлениях писатель снова и снова возвращался к феномену «стукачества» как проявлению душевной дегенерации.


Значит ли это, что писатель избывал в своем творчестве собственное грехопадение, немилосердно ввергая своих героев меж жернова предательства и ко всему безразличной истории? Может быть, его страстная защита романа как жанра, который следует читать без какой-либо привязки к автору, идет от стремления «вытеснить» собственное прошлое за рамки реальности? По забывчивости ли написал он в эссе «Опороченное наследие Сервантеса»: «Познание неизвестных сторон человеческого бытия – вот единственная мораль романа, которую недопустимо марать интересом к неизвестным сторонам бытия автора»?


Многие, наверняка, покусятся с высоты открывшихся фактов пересмотреть роль Кундеры в чешской действительности и в литературе. Но сводка безымянного оперативника – не ключ к пониманию творчества. Новое прочтение с целью перетолкования – пустое занятие. Скандальная история, превратившая 80-летнего Милана Кундеру в героя его собственных романов, скорее всего, наполнит горечью его старость. Какое-то время история будет объектом пересудов досужих журналистов, подтверждая точность писательской интуиции: «Роман (впрочем, как и культура в целом) оказывается все больше во власти СМИ, а СМИ – эти агенты планетарной унификации – плавно ведут культуру на снижение».


Тяжкое обвинение, которое целиком зиждется на пожелтевшей бумажке из гэбэшного архива и не подтверждено свидетельскими показаниями, лишь доказывает, что и в обществе, где нет товарищеских судов, нелегко доказать свою невиновность. И если обвинение окажется злым наветом, спросить будет не с кого.


XS
SM
MD
LG