Недавно ООН призвала население Земли к вегетарианству. Разведение мясно-молочного скота приводит к отравлению почвы и воздуха: метан, выделяющийся из навоза, отравляет атмосферу в большей пропорции, чем выхлопные газы автомобилей. Интересно, что эта информация — об инициативе ООН — не встречалась мне в американских СМИ, я узнал об этом из лондонской Sunday Times. Тут же сообщалось о реакции: новый лондонский лорд-мэр, эксцентричный консерватор Борис Джонсон, в ответ на это предложил устроить массовое гуляние перед зданием ООН в Нью-Йорке с поеданием жареного мяса — так называемое барбекью-парти.
«И нам мяса!» — как восклицал Маяковский.
Мясо действительно вредно, от него ноги мерзнут, как говорилось в одном советском анекдоте времен застоя. Современная жизнь способствует нежелательным переменам в пищевых диетах самых разных культур. Недавно — на этот раз в The New York Times — была статья о резком росте тучности у населения средиземноморских стран, особенно, среди детей и, особенно, в Греции. Кругом расплодились предприятия фаст-фуд, всякого рода макдональдсы и пицерии, дети к этому страшно привязчивы, как и к мороженому, конфетам и повсеместной отраве «Кока-Коле». А матери теперь в большинстве работают, им некогда особенно кашеварить на традиционный манер, они обращаются к той же сети фаст-фуд. И вместо свежих овощей и фруктов, рыбы и оливкового масла — главные ингридиенты средиземноморской кухни — идет в дело вся эта нынешняя зараза: джанк-фуд, как говорят в Америке, мусорная еда.
Так что, с одной стороны, вроде бы процветание в развитых странах, а с другой стороны, само это процветание порождает массу негативных результатов. В общем, по формуле Руссо: цивилизация разрушает природные нравы. Нравы — это бы ладно, но она разрушает природу, среду обитания. На экологический кризис больше нельзя закрывать глаза. А главная его причина –сверхпроизводство: главная черта консьюмеристского общества.
В России самым громким и авторитетным голосом, поднимавшим эти проблемы, был голос Солженицына. Нельзя думать, что он сам пришел к осознанию ситуации, что его тревоги объясняются неким, чуть ли не врожденным, его антизападничеством. Нет, этот цикл его мыслей обязан влиянию Римского Клуба — свободной организации, скорее духовного сообщества западных интеллектуалов, давно уже заговоривших о новых бедах человечества, вытекающих как раз из прогресса — того, что считается до сих пор прогрессом. Но можно указать и на конкретного человека, первым поставившего экологическую и связанные с ней проблемы. Это английский писатель Олдос Хаксли (1894 — 1963).
Это имя известно в России еще с советских времен. В тридцатых годах были опубликованы главные на то время его книги. Например, сатирическая утопия «Прекрасный новый мир».
Но новый мир в утопии Хаксли построен не столько по советской социалистической модели, сколько по американскому образцу — это общество всеобщего благоденствия и полной сексуальной свободы. Самая оригинальная его черта — запрограммированность людей на ту или иную социальную функцию: психологически и генетически обработанные, они полностью довольствуются предназначенной им ролью в обществе, и классовые конфликты, таким образом, ликвидированы в самой их основе.
Главная проблема, сатирически решенная у Хаксли, — конечно, проблема народонаселения. Людей у него зачинают в пробирках и выращивают в инкубаторах в соответствии с потребностями общества. Нет семьи, нет индивидуальных связей. Таких инкубаторных яиц можно делать столько, сколько надо — ни больше, ни меньше. Ибо серьезнейшая проблема, с которой встретится человечество, считал Хаксли, — это перенаселение. Недаром он англичанин, человек из страны Мальтуса. «Экологический кризис, — говорил Хаксли, — есть производное кризиса демографического».
В 1948 году он написал статью, так и названную «Двойной кризис»; интересно, что ее не сразу напечатали, солидные журналы отвергали ее по причине неактуальности. Но это актуальность пророчества. Хаксли писал в этой статье:
«После меня — хоть потоп». Индустриальная цивилизация — это систематическая растранжирование природных богатств. Слишком часто то, что мы называем прогрессом, просто-напросто ускорение этого негативного процесса. Процветание, которому мы радуемся сегодня, — следствие растрачивания невосстановимого капитала.
Рано или поздно человечество, под давлением обстоятельств, должно будет принять меры против этой самоубийственно разрушительной тенденции. Чем больше мы медлим с такими мерами, тем острее будут последствия. Перенаселение и растрата природных богатств опаснее воображаемого нашествия марсиан.
Агрессивное отношение к природе, алчность и насилие вызовут месть со стороны самой Природы, которая обрушится и уничтожит нас. Если, самодовольно полагая, что мы способны покорить природу, мы будем оставаться разрушительными паразитами на ее теле, — мы осудим себя и наших потомков на нищету и отчаянные бедствия, которые выльются в яростные массовые бунты.
Эта статья, как сказано, появилась в 1948 году, а в 1962-м Олдос Хаксли выпустил еще один утопический роман, под названием «Остров», в котором проект, сатирически поданный в «Прекрасном новом мире», предложен, можно сказать, совершенно серьезно. Рассказывается, как в 1840-х годах некий английский врач по имени Мак Фэйл путешествовал по острову Пала, расположенному между Цейлоном и Суматрой. Там ему удалось вылечить местного раджу, который, преисполненный пиетета к его учености, сделал доктора своим советником и соправителем. Они и построили идеальное общество. Через много лет, уже в наше время, заезжему европейцу аборигены рассказывают о принципах их жизнеустройства:
Ленин говорил, что социализм это советская власть плюс электрификация. Наше уравнение другое: электрификация минус тяжелая индустрия плюс контроль над рождаемостью равны демократии и благосостоянию. Электрификация плюс тяжелая индустрия минус контроль над рождаемостью равны нищете, тоталитаризму и войне.
Главное — на острове Пала решена экономическая проблема:
Это не представляло трудности. Избегайте перенаселенности, и вы получите благосостояние. Но хотя мы живем хорошо, мы избегаем западного соблазна — соблазна сверх-потребления. И мы не тратим четверти своего национального продукта на подготовку к мировой войне. Ваш, западный мир обрушится, если вы прекратите войны, излишества и финансовые спекуляции. И пока вы сверх-потребляете, остальной мир пребывает в хроническом бедствии. Невежество, милитаризм и высокая рождаемость — из этих трех бед самое большое как раз рождаемость.
Мысль ясна: подавайте проект будущего как вам угодно, в шутку или всерьез, но параметры решения современных проблем будут всегда и только такими — ограничение производства и контроль над рождаемостью. Это оптимальная модель. Вопрос в том, как ее осуществить на практике. В мире нет таких островов, как нарисованный Хаксли остров Пала между Цейлоном и Суматрой, а на реальном Цейлоне, зовомом сейчас Шри-Ланка, идет гражданская война, да и на Суматре хватает проблем. Современный мир стал единым, и это не столько умиротворило его, сколько способствовало всяческим обострениям и умножению конфликтов. Пресловутая глобализация как раз и не дает возможности что-то решить в масштабах одной страны — никакая автаркия сейчас невозможна, даже в Северной Корее, которая запросила-таки покушать у богатых стран: для этого и атомную бомбу делала, чтобы шантажировать, как в старые времена беспризорные: «Тетка, у меня сифилис, дай рубль, а то укушу!».
Несколько лет назад, когда Америка жила еще в доисторическую эпоху — до 11 сентября и только еще начинали говорить о глобализации, в ней усматривали почти исключительно позитивные стороны. Тогда колумнист The New York Times Томас Фридман [Thomas L. Friedman] написал книгу под названием «Лексус и оливковая ветвь» [The Lexus and The Olive Tree], ставшую бестселлером. Там была мысль, тогда казавшася чуть ли не аксиоматичной: экономически единый мир, помимо невидимой руки рынка, которая, мол, все устроит, нуждается также во вполне видимой руке, а вернее — кулаке, который будет скреплять это экономическое единство политически. И таким кулаком, естественно, виделись Соединенные Штаты Америки. Это была инерция американского, западного, вообще, триумфализма после падения коммунистического Советского Союза. Тогда же появилась еще одна книга, куда более нашумевшая, чем фридмановская, — «Конец истории» Фрэнсиса Фукуямы. Сценарий мировой истории казался не только написанным, но уже и осуществившимся.
Оказалось, однако, что новый посткоммунистический мир отнюдь не привел к концентрации силы на полюсе победителей коммунизма, а пришел к новому разброду и к образованию полицентрической глобальной структуры, если ее можно назвать структурой. События в Ираке только подчеркнули это обстоятельство. Нельзя сейчас говорить о чьей-либо политической гегемонии. Не конец истории наступил, а конец эпохи глобального оптимизма. Надо ли говорить, что нынешний финансовый кризис в Америке тоже оптимизму не способствует.
24 сентября в The New York Times появилась статья Барбары Эренрейх под названием «Сила негативного мышления» [Barbara Ehrenreich. The Power of Negative Thinking]. Вот что в ней говорится:
Не только алчность и ее отпрыск спекуляция породили сегодняшний финансовый кризис. Есть другая, вызывающая всеобщее восхищение черта американского характера, которой можно приписать немалую часть вины за это: нерассуждающий оптимизм — это поистине всеамериканское свойство. Позитивное мышление — эндемическое заболевание американской культуры. Каждый, кто рассчитывает на хорошо оплачиваемую работу, должен быть «позитивным человеком», и никто в бизнесе не может занять высокий пост, проявляя настороженность и предусматривая негативное развитие событий.
Американцы отнюдь не начинали с этого. Первоначальный этос Америки — протестантского, кальвинистского происхождения, суровая мораль аскетизма, напряженной работы и готовности к худшему. Кальвинистская мысль пессимистична или негативна, как говорим мы сегодня. И нынешнее мышление американцев, нынешний их эмоциональный оптимизм — реакция на этот первоначальный кальвинистский ригоризм. Постоянное ожидание бед может не только закалить, но и сломать характер. Но лучшая рекция на мир — не пессимизм или оптимизм, а реализм: не закрывать глаза на риски, иметь мужество встретиться с худшим, быть готовыми как к преуспеянию, так и к лишениям. Попробуем жить таким образом.
Есть библейский сюжет: годы тучных коров и годы коров тощих. Экономические трудности, коли они действительно наступят в Америке, а значит и во всем мире (все та же глобальная связанность), будут годами тощими. Так, может, это и к лучшему — в рассуждении излишнего веса и вредных его последствий для здоровья.
