Ефим Фиштейн: На западе психолог в детских учреждениях присутствует давно, в России тоже есть школьные психологи и психологи, работающие в детских домах и интернатах. Некоторым из них удается помогать детям и родителям, но очень часто их роль остается формальной. У микрофона – Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Когда мой старший сын поступал в первый класс, в российской системе образования наблюдался бум тестирования. Будущие первоклассники обязаны были посещать подготовительные занятия, а потом пройти некое испытание, состоявшее в рисовании на скорость звездочек и кружочков, чтении, счете и ответе на элементарные вопросы - вроде того, как зовут родителей, кто они по профессии и знаешь ли ты свой адрес и название города, в котором живешь. Отдельные дети - вроде моего сына - так и не сообразили, что звездочки и кружочки надо обводить как можно быстрее, поэтому школьный психолог поместил их имена в самом конце списка. После повторного испытания мой сын в школу все-таки попал и учился вполне сносно. С тех пор я отношусь к школьным психологам с некоторым недоверием. Хотя во многих случаях напрасно, поскольку поле их деятельности гораздо шире определения способностей к обучению первоклашек. Но каково оно, это поле - вот в чем, быть может, один из главных вопросов.
Одна из самых тяжелых проблем - что на одну школу сегодня приходится один психолог, - говорит детский психолог Любовь Орлова.
Любовь Орлова: Есть другие организационные системы, где психолог работает – поток младшей школы, поток средней, то есть на каждый поток свой психолог. В принципе, это зависит от организации, то есть если этим заняться… Я могу сказать о своем последнем опыте. Один психолог на 800 детей – конечно, это смешно. Конечно, я консультирую, принимаю родителей, но ввиду такого вот несоответствия очень многое сводится просто к формальности. И, в принципе, это всех устраивает: написала отчет, создали какую-то видимость работы, выступила пару раз на педсовете… Конечно, здесь какого-то результата от этой работы не видно.
Татьяна Вольтская: В школе же в каждом классе есть дети, у которых проблемы с поведением, с обучаемостью, естественно. Вам случалось вот реально помочь какому-то конкретному ребенку? Может это школьный психолог или нет?
Любовь Орлова: Конечно, может. Я вот в последнее время работала с первоклашками на адаптацию. Очень много домашних детей, как правило, они одни в семье, и им просто необходимо адаптироваться. Они привыкли быть среди взрослых. Родители, соответственно, гиперответственные, они берут на себя то, что должен делать ребенок. Он пришел в школу, у него новый этап в жизни. Я вот этим занималась. Удавалось убедить родителей не делать за ребенка то, что он может и должен сделать сам, просто делать уроки, думать. Не надо за него думать. Они просто начинают думать. Я говорю: «Ребенок пришел, он делает задание – он учится думать. Не надо за него решать задания». Это проблема, действительно. То есть это и родителей проблема, они из самых лучших побуждений начинают думать за ребенка. Соответственно, ребенок просто не понимает, что он делает в школе, через какое-то время.
Проблемы с адаптацией к детскому коллективу тоже есть. Очень часто замыкаются, особенно домашние дети. Они приходят, а дети-то разные, оказывается, он не один такой, оказывается, их много. И с ними тогда работаешь, то есть начинаешь как бы учить дружить, слушать другого.
Татьяна Вольтская: Все это проблемы, так сказать, общего характера, но есть и вполне индивидуальные.
Любовь Орлова: Ну, вот у меня была девочка, мы начали с ней работать в четвертом классе, интересная девочка, у нее была такая вот конкретная проблема: она не отвечала на уроках. В первом или во втором классе то ли кто-то над ней засмеялся, то ли что, и вот она с тех пор просто перестала отвечать, то есть ее вызывают – она стоит и молчит. И мы с ней очень долго достаточно работали, с мамой работали. На самом деле, это какой-то вот айсберг, то есть отдельно ребенка от семьи просто невозможно рассматривать, и всего его проблемы, конечно, на 80 процентов – это от семьи. То есть здесь проблема была в отношениях с мамой, в семье, а проявлялась она таким вот образом. А девочка вот излишне самолюбивая, амбициозная, и она, скажем, так себя утверждала: вот она не такая, как все, ее вызывают, она знает, но не отвечает. Эту проблему можно было решить, допустим, первом классе, а не в пятом.
Татьяна Вольтская: А что для этого нужно было? Психологов больше или чтобы учителя обратили на это внимание, позвали психолога, настояли?
Любовь Орлова: К сожалению, вот пока гром не грянет, никто, конечно, не перекрестится.
Татьяна Вольтская: Психолог в школе необходим,- так считает большинство родителей, которым я задавала этот вопрос. Марина Гумильянис - бабушка, она ведет домой из школы внучку-первоклассницу.
Марина Гумильянис: Сейчас дети приходят с очень неуравновешенной психикой. И так учителям с ними тяжело справиться. И конечно, нужно вмешательство медицины, это точно. Я когда бывают на мероприятиях, дети просто неуправляемые.
Татьяна Вольтская: Один психолог на школу может справиться с этим?
Марина Гумильянис: Ой, вы знаете, это не трудно сказать. Но хотя бы с одного начать, потом увидят, что пойдет дело. Сейчас, вы знаете, не все обращаются к психологу, к психотерапевту, считают, что это как-то не очень прилично.
Татьяна Вольтская: А тебя как зовут:
Девочка: Ася.
Татьяна Вольтская: А у тебя есть в школе психолог?
Девочка: Нету.
Татьяна Вольтская: Наталья Полякова – мама опять же первоклассницы, она тоже считает, что психолог в школе нужен.
Наталья Полякова: Детки разные, проблемы все равно у всех есть, видимые или не очень. Все равно, конечно, консультация психолога нужна.
Татьяна Вольтская: У вас есть психолог в школе?
Наталья Полякова: Говорят, есть, но я пока не видела. Мы в первом классе еще, вот только-только адаптируемся.
Татьяна Вольтская: Кирилл учится в 9 классе, я спрашиваю его, есть ли у него в школе психолог.
Кирилл: Да.
Татьяна Вольтская: А он как-то помогает вам, замечаете ли вы его работу?
Кирилл: Да, замечаем. Есть такие уроки специальные по психологии.
Татьяна Вольтская: Ваши конфликты решать помогает или нет?
Кирилл: Помогает.
Татьяна Вольтская: Итак, большинство согласно в том, что психолог в школе - это нужная фигура, но как она должна действовать - это все понимают по-разному. Главная проблема - это непонимание роли психолога директорами школ, - говорит детский психолог Евгения Статива, имеющая большой опыт работы в детском доме-интернате.
Евгения Статива: Сложнее всего в этой работе было справляться не с детьми, а с педагогическим коллективом. Администрация не всегда понимает, что такое работа психолога. Они хотят иметь сразу, по мановению, чтобы дети учились на «пять» и не пропускали занятия. Очень приходилось долго объяснять директору, на что направлена работа психолога, то ли это психодиагностика, то ли это индивидуальная работа какая-то с ребенком. В основном, где бы я в школах ни была, везде в основном идет психодиагностика. Как иногда шутя нас называют, «психометристы». Поэтому сказать, что в школе работает психолог, будет, наверное, формальное отношение.
Татьяна Вольтская: Вы хотите сказать, что вся функция психолога состоит в том, чтобы определить, что у ребенка не так, а дальше происходит установка?
Евгения Статива: Не то что не так… Была у меня одна история с мальчиком, с Максимом, мне его, честно говоря, там было жалко, когда за плохое поведение его хотели отправить в специнтернат. Я была потрясена, как комиссии вооружилась против этого бедного одного мальчика. Конечно, были неадекватные действия и со стороны матери. Я не могла долго понять, почему мать не может защитить своего ребенка. Его перевели из другой школы, прошел где-то месяц, и за месяц вдруг ребенка выводят на эту комиссию. Как за месяц они могли определить, что ребенок неадекватен и что ребенок так нуждается уже в этом специнтернате. Когда спросили мое мнение, я сказала: «Не отправляйте этого ребенка в специнтернат, дайте мне возможность с ним поработать». Долго я не могла пробиться к понимаю и доверию этого ребенка, но все-таки нашла.
Татьяна Вольтская: Сколько ему было лет?
Евгения Статива: 12 лет. Но нашла я все-таки к нему подход, и слава богу, потому что мальчик раскрылся. Выяснилось, что очень большая вина педагогов тоже. У преподавателей есть любимчики – это самое страшное. Да, я понимаю, у любого человека есть симпатии, антипатии, но хороший педагог никогда не проявит внешне, где любимчик, а где не любимчик. За стеной школы – пожалуйста, хоть в гости пускай приглашает, но в стенах школы преподаватель, педагог не имеет права показывать свою неприязнь к ребенку. В данном случае преподаватель, с которым я поговорила, классный руководитель, в частности, она очень агрессивно восприняла, образно говоря, била себя в грудь, говоря, что она педагог с 40-летним стажем… Я таких педагогов, честно говоря, боюсь, с 40-летним стажем они уже должны отдыхать где-то либо заниматься другой деятельностью. Но все-таки более-менее я смогла их убедить изменить отношение к мальчику. А ситуация такая: любимчики этого преподавателя мальчику на ухо шептали всякие гадости нецензурные. Естественно, что ему оставалось делать, он начинал защищаться, проявлять агрессию, он их от себя отгонял. Преподаватель не могла сделать замечание своим любимчикам и выставляла ему претензии, что вот, он хулиган. Даже если ребенок вдруг опаздывал в школу, его выгоняли, его не пускали на урок, хотя не имеют право этого делать. А если мальчик уйдет на улицу, а если попадет под машину или попадет под чье-то влияние? Это же на совести у того педагога, который не пустил на занятия этого ребенка. Это страшные вещи. Но я понимаю, что тут и мама, конечно, все внимание уделила внуку, забыв про ребенка. А отец, как всегда, у нас работает, ему некогда. И никто не мог позаботиться о том, чтобы ребенка утром рано разбудить, накормить и отправить в школу, все было взвалено на его плечи. Ни один педагог никогда не интересовался, почему он опаздывает и чем ему можно помочь.
Татьяна Вольтская: Как вам удалось найти подход?
Евгения Статива: Я не могу выдавать его некоторые такие интимные моменты, потому что я ему дала слово, что это все останется между нами, но нашла я подход. В результате лицо ребенка просто засияло.
Татьяна Вольтская: Он вам какие-то все-таки рассказал свои секреты, да?
Евгения Статива: Да, обязательно, он поделился. Насколько важно завоевать доверие ребенка. Максим мне объяснил, в чем дело. И мама боялась появляться в школу, потому что ее упрекали, какой у нее сын хулиганистый, какой плохой, и она просто-напросто боялась. Ну, взять даже такую ситуацию, мы с Максимом вывели правила, по которым он будет учиться в школе, и мы с ним расписали. Через неделю я испугалась, что ребенка нет, обратной связи нет, решила выяснить, в чем дело. Преподаватель говорит: «Я не могу поверить, у ребенка появились отличные отметки, ребенок стал спокойным, усидчивым, перестал реагировать…» И когда я встретила Максима и он с радостью показал свой дневник, где у него были «четверки» и «пятерки», мальчишка-то умный, видно было сразу, я сказала: «Так это же здорово, хорошо!» На что ребенок ответил: «Так плохо теперь дома, потому что мама не верит в то, что это мои оценки, она думает, что эти оценки в дневнике поставил я». Когда я предложила: «Пусть мама хотя бы позвонит и выяснит» - он ответил: «Я ей предлагал, она отказалась, сказала: «Сейчас меня опять будут за тебя ругать»…»
Татьяна Вольтская: К сожалению, такой индивидуальный глубокий подход к детям в российских школах - скорее исключение.
Евгения Статива: Не нужно стремиться к количеству, надо стремиться к качеству. Пусть это будет один ребенок. Даже если мы одному ребенку поможем, это уже большой прогресс, это уже большое продвижение. Потому что это личность, будущая личность.
Татьяна Вольтская: А какую роль играют школьные психологи в других странах? Говорит наш корреспондент из Берлина Юрий Векслер.
Юрий Векслер: В Германии, как это ни покажется странным, ситуация с психологической помощью в государственных школах, по мнению самих психологов, неблагополучна в результате того, что за последние годы бюджетное финансирование школьного образования изрядно сократилось. Как правило, в школах психолог принимает два раза в неделю. Согласно профессиональным обследованиям, однако, двое из трех немецких детей имеют психологические проблемы и нуждаются в помощи.
Клаус Зайфрид, руководитель одного из берлинских консультационных центров по школьной психологии, требует большей психологической поддержки для учителей и учеников непосредственно в школах. В берлинских же школах на одного психолога приходится 6300 детей, тогда как по международным стандартам максимум возможной нагрузки для одного психолога – 2 тысячи подопечных, нормальной же нагрузкой была 1 тысяча. В Германии существуют, правда, и уже упомянутые консультационные психологические центры, которые координируют работу со школьниками, проводимую различными медицинскими и немедицинскими организациями, в том числе и работу полиции в случаях проявлений детской агрессивности. Но ждать профессиональной помощи во всех случаях родителями и детям приходится долго и во многих случаях дети, родители и учителя остаются наедине со своими проблемами, справиться с которыми им без психологической помощи не под силу. По мнению Клауса Зайфрида, в школах необходимо в этом направлении сделать многое. В частности, необходима большая ясность правил и границ для детей, связь между учебой и проведением свободного времени, консультации школьных психологов, специальных психологически ориентированных педагогов и их помощников.
Татьяна Вольтская: Говорил наш корреспондент из Берлина Юрий Векслер.
