Программу ведет Кирилл Кобрин. Принимает участие политолог Сергей Маркедонов.
Кирилл Кобрин: Последние события в северокавказских республиках России, в частности, кризис власти в Ингушетии, нестабильность в Дагестане и громкие покушения в Северной Осетии, в частности, убийство во Владикавказе главы администрации города Виталий Караева, я обсудил с известным московским специалистом по Кавказскому региону, сотрудником Института политического и военного анализа Сергеем Маркедоновым.
Сергей, первый вопрос концептуальный. Вот то, что происходит сейчас в Ингушетии, что происходит и произошло сегодня в Северной Осетии, что происходит в Дагестане и что происходит или не происходит сейчас в Чечне, - можем ли мы говорить о Северном Кавказе как о едином регионе с точки зрения российской государственной политики?
Сергей Маркедонов: На ваш вопрос можно ответить одновременно и да, и нет. В какой-то точке мы действительно можем говорить о едином Северном Кавказе – это регион, который богат конфликтами и проблемами. Этот регион можно объединить и по той управленческой модели, которую до сих пор Москва реализует на Кавказе, я имею в виду модель так называемого дистанционного управления, когда делается опора на лояльный региональные и местные элиты. При этом вмешательство федерального центра очень ситуативное, непоследовательное, какой-то стратегии по отношению к регионам не реализуется. При этом если мы посмотрим на каждый из субъектов Северного Кавказа, они, конечно же, все разные в то же самое время. Допустим, в Ингушетии мы можем говорить о существовании двух оппозиционных потоках – это, скажем, светская лоялистская и исламистская. При этом светскую оппозицию даже уже и оппозицией в полном смысле слова нельзя назвать, поскольку многие ее представители были новым президентом Ингушетии приглашены во власть. В частности вице-премьер – однофамилец Руслана Аушева, известный правозащитник Аушев, новый премьер-министр был также приглашен в республику. Таким образом говорить о том, что даже эта оппозиция, в полном смысле слова нельзя, но в любом случае это бывшие оппозиционеры, с которыми новая власть вступила в диалог. Конечно, никакого диалога с оппозицией в той же самой Чечне не ведется, там оппозиция только несистемная, там нельзя говорить о какой-то лоялистской светской оппозиции. Если говорить о Дагестане то такая светская лоялистская оппозиция была, в принципе, если судить по выборам прошлого года, и там достаточно сильны были позиции коммунистов, ослабели очень серьезно позиции либерального спектра – СПС и «Яблока», однако эти взгляды там тоже представлены. Помимо, естественно, националистических каких-то организаций или радикальной исламистской оппозиции. Каждый субъект, в общем, друг на друга не похож. Поэтому, с одной стороны, есть некие общие подходы, концептуальные, с другой стороны, каждый регион имеет свои особенности.
Кирилл Кобрин: Можем ли мы говорить, что вот эта система, как вы сказали, дистанционного управления или дистанционной власти, которую Кремль использует в отношении Северного Кавказа, находится под угрозой, в кризисе или, быть может, уже себя исчерпала? Ведь то, что произошло в Ингушетии, когда ситуация дошла до предела, и только очень громкое убийство привело к тому, что ситуация радикально поменялась, говорит о том, что, видимо, эти инструменты недостаточно хорошо работают.
Сергей Маркедонов: Действительно, ситуация была крайне тяжелая, и беспомощность власти, и федеральной и региональной, проявилась во всей полноте. Я думаю, что последние кадровые изменения на Северном Кавказе говорят в пользу вашего вопроса о том, что система дистанционного управления, в общем, в кризисе. Можно привести два примера, когда очень лояльные лидеры, которые, в общем, воплощали эту систему дистанционного управления, оказались вне власти. Я имею в виду Мустафу Батдыева в Карачаево-Черкесии. Именно в Карачаево-Черкесии был зафиксирован результат 100 процентов за партию власти на парламентских выборах в декабре прошлого года и 100-процентная же явка. Скажем, в Ингушетии результаты тоже зашкаливали и в 2007, и в 2008 году, и там был Мурат Зязиков, чья лояльность тоже не знала пределов. Вот два человека, являющихся воплощением этой дистанционной системы, оказались в отставке. И предложены новые персонажи – Борис Эбзеев и Юнусбек Евкуров. При всей непохожести карьерных движений они имеют некую общую черту: оба были достаточно давно вне пределов своих республик. Борис Эбзеев еще в начале 90-х стал судьей Конституционного суда, он участвовал и в разработке конституционной реформы в Российской Федерации, еще в подготовке Конституции. Человек уже в течение 17 лет работал на общефедеральные проекты. Если говорить про Юнусбека Евкурова, то еще в 1982 году из родного села Тарского он пошел на службу в вооруженные силы, служил в морской пехоте, в ВДВ, участвовал в знаменитой акции «Марш российских десантников на Приштину в 1999 году. То есть это люди, которые решали общенациональные задачи. Возможно, это некий новый кадровый подход. Возможно. Но пока рано делать какие-то выводы. Мы видим, что оба лидера пытаются менять правила игры. Борис Эбзеев попробовал поменять кадровые правила. Ведь было негласное соглашение, что премьер-министрами в Карачаево-Черкесии при президенте-карачаевце должен был быть черкес, а председатель законодательного органа – русский. Эбзеев попытался поломать эту ситуацию, назначив премьером этнического грека, а бывшего спикера отправив представителем КЧР в Москву. При этом он сделал заявление о том, что этнократические принципы неприемлемы, это важно. Пришел Юнусбек Евкуров – было несколько знакомых, как я сказал, приглашений во власть, в том числе и представителей оппозиции, была встреча с оппозиционерами, с которыми прежняя власть вообще не встречалась, и более того, были позитивные оценки оппозиционеров. То есть и в том и в другом случае мы видим попытку новых лидеров как-то попытаться сломать старые правила игры.
