Теперь это официально: в Америке - рецессия, причем - уже целый год. Мы, собственно, об этом догадывались и без статистики. К осени холодный ветер кризиса сдул на поля газетных полос все остальные проблемы, казавшиеся насущными еще летом. Ирак и Иран, бензин и Россия, климат и медицина - все отошло в сторону ради новостей с биржи. Мало кто их понимает по-настоящему, но все умеют если не считать, то читать: беда особенно впечатляет, когда она выражена цифрами.

В надежде успокоить истеричку-биржу эксперты дают советы, как спасти страну – не дать финансовому кризису превратиться в экономический, как это было в Великую депрессию.

- Знаешь, какая разница между рецессией и депрессией? - спросил меня старик-сосед.

И прежде, чем я успел ему пересказать то, что вычитал в газете, объяснил со всем апломбом, на который дает право жизненный опыт:

- Рецессия – это когда теряет работу коллега, депрессия – когда выгоняют тебя.

Став семейным преданием всей страны, великая депрессия оставила шрам на душе и вошла в состав национальной памяти. Американцы вспоминают об этой беде, как в России – о сталинском терроре: непонятный и незаслуженный катаклизм, природу которого не объяснишь постороннему, да и себе – не очень. О том, как и почему экономика гигантской страны в одночасье сократилась на треть, написаны библиотеки. И это пугает, потому что собранные там книги противоречат друг другу. Сходятся они, пожалуй, только в психологических причинах кризиса.

Зная по прежнему опыту, что в больную пору рынок больше всего пугает бездействие, власти сейчас принимают решительные меры. Финансы держатся на честном слове, и его нам должен его дать тот, кому мы поверим.

Этим, собственно, сейчас и занимаются сразу два президента: новый и старый. Буш и Обама действуют в единодушии, редком для представителей партий-антагонистов. Но кризис, как лесной пожар, всех побуждает к противоестественному поведению. (Директора трех главных автомобильных компаний Америки согласились на зарплату в один доллар в год).

Реагируя на кризис, политики каждый день предупреждают об опасности, уверяя, что она не смертельная, но только в том случае, если мы сделаем правильный выбор. Ведь в конечном счете, все зависит от нас – покупателей. Мы и есть экономика. Зная это, американцы готовы делать, что скажут, лишь бы - не все сразу. Между тем, от нас требуют взаимоисключающих поступков: экономить и тратить, жить по средствам и ни в чем себе не отказывать. Дело в том, что, покончив с той расточительностью, которая ввела страну в беду, мы угрожаем ее благополучию тем, что перестаем им пользоваться.

- Для Америки, - говорит один мой приятель, - мы с женой - страшнее Бин Ладена: у нас холодильник 52-го года, телефон с вертящимся циферблатом, а компьютера нет вовсе.

Большая экономика, как квантовая физика, оперирует не житейской, а парадоксальной логикой. Она требует не копить на будущее, а занимать в счет его. Кредит расширяет экономику, которая кормит кредит. Чтобы это колесо не остановилось, от Америки требуется одно: вернуть себе уверенность и жить так, будто ничего не произошло. Другими словами – отправиться в магазин, вспомнив, что пришла пора покупать рождественские подарки.