Виктор Шендерович: Мой гость сегодня в прямом эфире – мой коллега писатель Андрей Волос. Добрый вечер, Андрей.
Андрей Волос: Добрый вечер.
Виктор Шендерович: Я специально ограничился словом «писатель», потому что приберег на более позднее представление все госпремии, международные премии. Это имеет значение?
Андрей Волос: Это имеет, да.
Виктор Шендерович: Я сейчас не размер государственных премий, я сейчас про самоощущение, про походку, про походку на улице.
Андрей Волос: Подходка, когда один. Когда один, я могу пройтись петухом и сказать: ай да Пушкин, ай да сукин сын. А так-то, в общем, у нас стыдно хвалиться такими вещами. Тем более, что, на мой взгляд, никакие премии, никакие регалии не могут изменить веса истинного писателя, он остается писателем. Его чем ни обвесь, каким он был, таким он и останется.
Виктор Шендерович: Давно это с тобой, эта напасть – писать?
Андрей Волос: В смысле попытка писать? С детства.
Виктор Шендерович: Ты сказал «попытка». Это кокетство или…?
Андрей Волос: Нет, это не кокетство. Потому что с годами все более понятно становится, что несмотря на то, что все-таки уже наработан какой-то опыт жизненный, писательский, главное дело, и он есть все-таки, писательский опыт, он накапливается. Как говорил мне мой один замечательный друг, который много лет назад уехал, он говорил: «Андрюша, та главное дело пиши, у тебя в голове химические элементы сами отыщут друг друга и сцепятся в такой последовательности, как надо». И он был, видимо, прав, потому что с годами этот опыт начинает сказываться. Может быть, он сказывается двояко, пропадает, возможно, некоторая свежесть такая, которая от незнания и от отваги может появиться под пером такого начинающего автора. Но приходит способность оценивать свои силы, свои возможности, и все равно ты всякий раз оказываешься один на один с этой пустотой, которую тебе надо заполнить, и это именно попытка, ты не знаешь, чем это заполнится окончательно. Иногда ты заполняешь, заполняешь, а потом вычеркиваешь, все заново и потом оставляешь вообще эту рукопись и бросаешь. Как Лев Николаевич Толстой писал 9 лет «Декабристов», бросил, начал все заново и написал в итоге «Войну и мир».
Виктор Шендерович: Ради этого стоило бросать.
Андрей Волос: Ради этого стоило. Это была попытка, все-таки 9 лет, большой текст, очень интересный.
Виктор Шендерович: Какое бы ты имя тут ни упомянул, уж упомянул Толстого, так Толстой. Любой писатель, почти любой приходит, так уж повелось, со своей темой какой-то, помимо своего стиля, он приходит с биографией и с темой. Тема и биография иногда совпадают, как в случае с Толстым, с «Севастопольскими рассказами». Иногда биография совершенно тихая, а тема появляется, как-то заносит семечко каким-то ветром. Вот твое душанбинское происхождение, оно как-то повлияло, это стало каким-то детонатором или это просто?
Андрей Волос: Конечно же, стало. Тот текст, за который я получил основные свои премии и регалии.
Виктор Шендерович: «Хуррамабад».
Андрей Волос: Это «Хуррамабад». Это история жизни русских и таджиков в Хуррамабаде, прообразом которого является Душанбе. Надо сказать, что у меня был и есть один товарищ, который много лет назад говорил, когда я еще даже не публиковался. Он мне говорил, читая мои рукописи: «Андрюша, главное, – он говорил, – не слова, которые ты пишешь, главное – тема, на которую они написаны». Я почти что стал разделять его убеждения с годами. Я теперь считаю, что главное и тема, на которую написаны, и слова, которыми это все написано.
Виктор Шендерович: Конечно, тема не спасает.
Андрей Волос: Тема не спасает. Действительно, меня вынесло на тему, условно говоря, Азии, и она у меня все время, она во мне поддерживается, живет. И что бы я ни писал, она все равно выползает. Даже в совершенно московском романе «Недвижимость», там все-таки это есть, потому что некоторым образом даже я бы мог от этого избавиться, но как-то это вплелось и осталось.
Виктор Шендерович: Отец-геолог – это я то немногое, что прочел в интернете. Стало быть, какое-то наследственное уважение к научности подхода, да?
Андрей Волос: Нет, во-первых, не только отец-геолог, но я сам геофизик по образованию.
Виктор Шендерович: Губкинский?
Андрей Волос: Нефтяной институт окончил, много лет работал, до 93 года работал по специальностям. Поэтому у меня инженерный подход к созданию текстов.
Виктор Шендерович: Я не знаю, воспримешь ли ты это как комплимент или как полпути к оскорблению, но это заметно по письму.
Андрей Волос: Не знаю.
Виктор Шендерович: Подумай. Заметно, что этот чертеж нарисован, это не просто череда впечатлений, героев. Потому что очень часто очень многие романы современные, не современные, неважно, иногда есть живость впечатлений, даже бойкость языка у писателей, но ты понимаешь, что это набор через запятую героев и впечатлений, это можно переставить внутри, что-то убрать, что-то добавить и конструкция не поменяется, потому что ее нет. Твои романы, я раскрою маленький секрет: перед эфиром, незадолго, за неделю перед эфиром Андрей поставил мне очень жесткое условие, чтобы я прочел его последний роман «Победитель». Я должен сказать, что это одно из самых легкий заданий, которые я получал в жизни. Потому что прочтите этот роман, как минимум вы втянетесь и прочтете с удовольствием. Очень все композиционно сколочено. Сразу это все ты, приступая собственно к первой сцене, ты уже знаешь героев, кто куда придет?
Андрей Волос: Нет, совершенно.
Виктор Шендерович: Или Татьяна все время выходит замуж за генерала?
Андрей Волос: Татьяна все время выходит замуж за всех подряд. Нет, я это такое, каждый раз начало, а иногда до половины текста это некоторый поиск некоторой формы, в которую должно уложиться то впечатление, одно или много, которое у меня есть. Иногда доходит до анекдотичных случаев. В «Хуррамабаде» у меня есть текст под названием «Свой», который родился благодаря одному, всего лишь одному ощущению. Я шел по Душанбе, ясный был, такой солнечный, очень теплый осенний день, я зашел на зеленый базар города Душанбе, увидел все это сразу как-то и вдруг понял, что я там чужой. Как бы ни старался доучить до конца таджикский язык, который тогда очень активно учил, поскольку был переводчиков стихов, все равно я останусь каким-то другим человеком, из другого мира, из другой цивилизации, и я никогда не буду своим. И вот это очень яркое ощущение потом года четыре или пять я пытался много раз, раз может быть 10-15, я его пытался какими-то словами чуть-чуть приблизить к какому-то тексту, и это все не выходило. Потом вдруг – бац, и за два дня я написал черновой текст, и он был уже потом дописан и готов.
Виктор Шендерович: Сколько примерно, я понимаю, что это индивидуально, но примерно, страшно сказать – в среднем, мне, не написавшему ни одного романа, сколько пишется роман?
Андрей Волос: В общем по-разному. «Московская Мекка», например, писалась удивительно долго. Начал я первый текст, который в конце концов потом, пятая версия его стала «Московской Меккой», я начал в году в 88-м, наверное, а вышел он из печати в 2003-м. Есть у меня текст, который я тоже примерно в то время начал.
Виктор Шендерович: Толстого ты уделал по срокам.
Андрей Волос: Я пишу медленно, мне иногда говорят, что: ты очень много и быстро пишешь, у тебя каждый год выходит по книжке. Единственная книжка, которая была написана быстро действительно, я сел и за месяца четыре, что ли, написал – это была «Алфавита. Книга соответствий». Но она написалась так благодаря тому, что это не роман – это сборник коротких текстов, которые сами по себе.
Виктор Шендерович: У нас есть звонок. Сергей из Армавира, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте. Сначала реплика, потом вопрос. Можно?
Виктор Шендерович: Давайте.
Слушатель: Вы знаете, я хочу что сказать, я многих современных писателей: Сергей Минаев, Владимир Сорокин, Пелевин Виктор – я читаю с удовольствием. Ко мне даже стихи приходят. Можно я зачитаю четверостишье небольшое?
Виктор Шендерович: Давайте, у нас сегодня прозаик, не надо.
Слушатель: Хорошо, у меня вопрос к писателю, можно?
Виктор Шендерович: Давайте.
Слушатель: Скажите, пожалуйста, говорят, что книга, любой роман – это как бы не инструкция к действию. То есть прочитал и забыл. Мне кажется, это немножко не так. Он дает пищу для ума – это обязательно. И под воздействием романа начинаешь не то, что действовать так, но осмысливаешь уже и жизнь, и позицию. По-моему, это так, да?
Андрей Волос: Смотря какой, видимо, роман, во-первых. Во-вторых, я с годами стал понимать, что люди имеют очень разные вкусы и предпочтения. То, что одному нравится, является для него руководством к действию, то другому просто на дух не нужно, он этого ничего не хочет. Для меня хорошая книга отличается от плохой тем, что хорошую можно перечитывать. Но это имеется в виду очень хорошая книга, которая к тебе приходит и остается в таком небольшом чемодане, потому что много не уместится, да и хороших книг в действительности не так уж много.
Виктор Шендерович: Что последний раз перечитывал, именно перечитывал?
Андрей Волос: Перечитывал? Я всегда перечитываю последние годы книжку одну и ту же «Война Саламандры» Карела Чапека, великого писателя Карела Чапека.
Виктор Шендерович: Да, неплохая книжка из чемодана. А вообще круг чтения или, как в том анекдоте, чукча не читатель, чукча – писатель?
Андрей Волос: Нет, в последние годы я перечитываю, в основном перечитываю в основном классику, причем самую основополагающую, то есть Толстого, Гоголя, Достоевского иногда, самую-самую. Из зарубежных писателей я часто просматриваю, перечитываю, иногда на память как «Консервный ряд» Стейнбека. У Стейнбека есть такая замечательная повесть, совершенно удивительная вещь, которая существует в двух переводах, один из них это Елена Суриц сделала, вот его читать можно с удовольствием и восторгом, как я это делаю, а второй читать невозможно.
Виктор Шендерович: Поэтому фамилию переводчика даже и не скажем.
Андрей Волос: А я не помню.
Виктор Шендерович: Вот и слава богу. Такая тема, ну не новая, об этом, собственно, ни один из критиков, писавший о «Большой книге», Букере, все так или иначе потом пожимали плечами и констатировали, что в общем по большому счету это наши цеховые радости, это мы для себя. Мы – цех писательский и совсем узкий читательский круг. Потому что, я думаю, что если выстроить ряд писателей, получивших, современных писателей, не тех, которые получили «гонорис кауза» просто за прожитую жизнь, такое тоже бывает и, слава богу, что при жизни, а тех, кто получил в последние 15-20 лет эти премии, я думаю, что их имена большому, собственно россиянам в широком смысле ничего не скажут, в отличие от советских классиков с той или другой стороны, которые говорили. То есть вот эти тиражи немыслимые, миллионные, они, да, это были иногда, прости господи, Сартаков или Сафронов, но у меня в моем чемоданчике лежит книга Иосифа Бродского, изданная напоследок двухсоттысячным тиражом. Вот эти тиражи, они все-таки обеспечивали и такой культ литературы, толстых журналов, обеспечивали внимание к литературе. До какой степени, повторяю, тот или иной автор соответствовал этому, но это внимание было. Сейчас это, такое ощущение, что это дело наше внутреннее. Мы про себя знаем, что, а книг, которые бы выскочили, преодолели это притяжение, совсем немного. Вот из последних, последнего десятилетия я могу с удовольствием сказать, что последний роман Улицкой стал каким-то, преодолел, о нем говорят те, кто не завсегдатаи премии Букер. А так в основном тиражи. Какие тиражи у книжек? Кто читатели?
Андрей Волос: «Победитель» вышел 10-тысячным первым тиражом. Это считается очень много. Но издатель при этом считает, что он будет допечатывать это все, и поэтому он открыл рекламную кампанию. В метро висят постеры. Может быть они продадут больше.
Виктор Шендерович: Они продадут больше. Я думаю, мой, извини, не знаю, покажется тебе пессимистическим или оптимистическим, сто тысяч продадут.
Андрей Волос: Сто тысяч продадут?
Виктор Шендерович: Думаю, да.
Андрей Волос: Это было бы отлично, было бы очень здорово, но я в этом абсолютно не уверен, скажу честно.
Виктор Шендерович: Но даже это, даже этот оптимистический вариант, итоговые сто тысяч читателей, то есть сто тысяч книг – это означает, условно говоря, 150-200 тысяч читателей. Для Люксембурга это был бы огромный результат. Но для России. Нет этого ощущения, что все равно это делается для себя и какого-то круга людей?
Андрей Волос: Я думаю, что тут проблема двойственная. Во-первых, все-таки читателей всегда было не так много. Я думаю, что читателей, сколько было, столько и осталось вообще-то. Обычно читают 4-5% сознательно, то есть ищут своих авторов и имеют тот самый чемоданчик, в который складывают любимые книги. Их не очень много. Когда в советские годы издавались тиражи огромные, они довольно часто оседали в квартирах людей, в которых в действительности не читали. Но все равно, конечно же, когда тираж пять тысяч, даже две тысячи, его прочесть не может практически никто. И это проблема уже книгопродажи. У нас была огромная, очень мощная книготорговая сеть, был такой «Книготорг», всесоюзная организация с массой филиалов, продавцов, магазинов и складов. Теперь ничего нет, а есть два издательства «Эксмо» и «АСТ», которые могут кое-как претендовать на то, чтобы говорить, что у нас есть книготорговые сети. Но они, конечно же, не идут ни в какое сравнение с тем, что было. Кстати, я думаю, что в Люксембурге книги издаются тоже такими же примерно тиражами.
Виктор Шендерович: Я имею в виду пропорцию к населению, ты же понимаешь.
Андрей Волос: Или, скажем, в Исландии, где каждый пятый – писатель – или шестой. Там писатели просто, и все издают книжки. Но они же не могут их издавать большими тиражами.
Виктор Шендерович: Я там был пару недель, там совершенно нечего делать. Ты смотришь на эту фантастическую природу. И пока еще не было кризиса, который по ним ударил очень сильно, они писали в основном. Давай послушаем звонки. Петр из Москвы, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Добрый вечер, уважаемые господа. Скажите, пожалуйста, уважаемый гость, есть ли разница между премиями, которые писателям вручает государство наше, и премии, допустим, получаемые от независимых неправительственных организаций? Мы отмечали 90-летний юбилей нашего великого писателя, он получил государственную премию, но в этом ничего плохого нет. Но потом пришлось ему объяснять, что ему вручал человек не из такого подразделения спецслужб, а из такого, из этого можно и так далее. Вот красит ли это? Может просто получать премии только от независимых организаций?
Виктор Шендерович: Спасибо за вопрос, если это был вопрос.
Андрей Волос: Вопрос специфический, конечно. Потому что как-то, знаете, мне было отказываться от государственной премии за «Хуррамабад», который ни в коей мере, никоим образом, на мой взгляд, не имел никаких конъюнктурных мотивов, мне показалось, что это премия украсит государство в такой же степени, как и меня. И я при этой мысли остаюсь и по этот день. Другое дело, что, конечно, если бы, например, чуть позже это происходило, я бы, например, уже подумал, принимать эту премию или нет. Я отказываюсь от телевизионных, например, передач, на которые меня иногда зовут, обычно какие-то ток-шоу, я не буду называть имен. Звонят недавно и говорят: такое ток-шоу, не пойдете ли вы к нам поговорить? Я отвечаю, что не пойду, потому что ваше ток-шоу призвано симулировать политическую жизнь в стране, на вашем ток-шоу говорить можно все, но это совершенно не говорит о том, что есть политическая жизнь в стране. Поэтому я не хочу легитимизировать своим присутствием вот это положение вещей, я к вам не пойду. Они очень как-то удивляются, говорят: вы что, вы как бы вообще что, вы оппозиционный писатель? Я говорю: нет, я не оппозиционный писатель, я просто писатель, мне не хочется в этом участвовать.
Виктор Шендерович: Андрей из Москвы, здравствуйте, вы в эфире..
Слушатель: Здравствуйте. Общеизвестно по статистике, что самая наиболее тиражируемая книга, то есть больше всего экземпляров выпущено на всех языках мира – это Библия. Во-первых, читали ли вы ее? И, во-вторых, те писатели, которых, если можно назвать пророков и апостолов писателями, Моисея и всех пророков и таких писателей, как Матвей.
Виктор Шендерович: Вопрос понятен. Полминуты до конца отрезка эфира, потом продолжим. Читал ли Библию, спросил?
Андрей Волос: Библию я читал, да.
Виктор Шендерович: Уложился.
Андрей Волос: И Ветхий завет, и Новый тоже.
Виктор Шендерович: Потрясающие тексты там. Даже, если относиться к этому, писавшим это или тем, кем было надиктовано, как к нашим коллегам, то следует признать, что это тексты совершенно потрясающие.
НОВОСТИ
Виктор Шендерович: Послушали вместе с радиослушателями новости. Эти 90 задержанных. Люди хотят воспользоваться своим записанным в конституции правом выразить свое мнение. Записано в конституции. Ничего в конституции про согласование с Лужковым не сказано. Сказано – свобода собраний, митингов, шествий. Они выходят реализовать свое конституционное право.
Андрей Волос: Им не позволяют этого сделать.
Виктор Шендерович: Им не позволяют, они оказываются правонарушителями. Значит Юрий Михайлович и его нукеры, которые запрещают людям воспользоваться своим конституционным правом, делают их правонарушителями. Значит, вот эти люди, 90 человек, какая-то часть из них, по крайней мере, до сегодняшнего дня были законопослушными гражданами. Из них делают, их толкают. Сегодня мне позвонил человек, который пытался пройти туда на Триумфальную площадь, почтенный человек, 60-летний, никакой ни лимоновец, никогда не швырявший никаких чернильниц ни в какие окна, никуда ни под чьи ворота гексогена не подкладывавший. Он хотел выйти как гражданин России с детьми, с семьей, выйти, сказать, абсолютно нормальный человек, не входящий, подчеркиваю специально, не входящий ни в структуры Лимонова, ни в структуры Каспарова. Человек. И он мне звонит в растерянности: что, куда, как? Его теснят куда-то, отволакивают, не пускают, унижают. Вот из этого человека 60-летнего, Юрий Михайлович Лужков, я обращаюсь в данном случае к вам, вот вы и те, кто принимает такие решения, вы из этого человека делаете экстремиста. Вот он уже старенький, а его дети подумают, подумают и что-нибудь сделают. Лучшее, что они могут сделать, лучшее для вас – это они уедут.
Андрей Волос: К сожалению.
Виктор Шендерович: Оказав помощь в решении демографической проблемы, уедут, молодые с детьми, с совсем маленькими детьми, с внуками его, уедут отсюда в те страны, где можно выходить на улицу, не спрашивая разрешения у начальства. Или, если они решат настаивать на своем, они начнут чего-нибудь делать уже в сторону Лимонова. Значит, это плодите вы, уважаемый Юрий Михайлович, и ваши распоряжения. Поразительная вещь – это такой рефлекс. Ведь от 500 до тысячи было.
Андрей Волос: Человек.
Виктор Шендерович: Человек, граждан России. Кому хуже было? Сейчас из них будем делать экстремистов. Отлично! Кстати, я хочу напомнить, что по Риму, просто Юрий Михайлович как-то оправдывал свои запреты заботой о виде Москвы, о том, что исторические ценности под угрозой. Я хочу сказать, что есть такой город Рим, там тоже довольно много культурных ценностей, думаю, что не меньше, чем в Москве, то есть не третий Рим, а первый. По нему прошли несколько лет назад 700 тысяч сторонников оппозиции, а полиция их охраняла. Ничего, Рим уцелел. В общем, вся эта история мерзкая, не говоря уже об истории с довольно жестким избиением, так сказать, по крайней мере, применением насилия к пожилым офицерам из этого движения советских офицеров. Так как я, вы догадываетесь, далек от их идеологии, но я не понимаю, почему несколько десятков советских офицеров с советскими орденами не могут пройти по улицам Москвы, чтобы не быть встреченным ОМОНом. Я этого не понимаю.
Андрей Волос: Я тоже этого не понимаю.
Виктор Шендерович: Я думаю, так же такого рода хамское поведение по отношению к этим пожилым людям повлечет за собой ровно противоположное в политическом плане. Как раз только качнет в левую сторону, обратно в советскую сторону качнет, а вовсе не куда-то в сторону демократии. В общем, повторяю в 20-й раз фразу Талейрана, это больше, чем преступление – это ошибка. Звонки. Давай, потом есть еще хорошие письма, давай сначала звонки послушаем. Олег из Москвы.
Слушатель: Здравствуйте. Раз уж вы упомянули Лимонова, то я немножко изменю свой вопрос. Просто приведу пример на основе господина Лимонова. Я в последнее время прочитал много его книжек замечательных и менее замечательных, кому как нравится, просто взяв из библиотеки. Тут говорилось, что тиражи маленькие. Я думаю, что отчасти это связано с тем, что книжки стали весьма и весьма дорогими. И в связи с этим у меня возникает вопрос к господину писателю.
Виктор Шендерович: Его зовут Андрей Германович.
Слушатель: Андрей, да. Андрей Германович, а вы можете понять, по каким признакам формируется фонд библиотеки? Ваши книжки можно ли найти в библиотеках?
Виктор Шендерович: Понятно, вопрос понятен.
Андрей Волос: Ой, вы знаете, я просто не в курсе. Я знаю, что в позапрошлом году я читал список, литеральный список, чего-то он имел отношение именно к поддержке библиотек, изданию книг для пополнения. И меня там не было.
Виктор Шендерович: «Господин Шендерович, - спрашивает Илья, - интересно знать, чем вы руководствуетесь, приглашая людей к себе на беседу? Это бесплатная реклама для друзей или оплаченная акция для всех желающих?». Да, конечно, писатель Андрей Волос мне просто проплатил этот эфир.
Андрей Волос: Но чуть-чуть, совсем немного.
Виктор Шендерович: Илья, напишите, пожалуйста, некоторое количество романов, которые будут читать некоторое количество сотен тысяч людей в общей сложности, получите пару литературных премий российских, а лучше международных, как Андрей, заодно и приходите ко мне в эфир. Я думаю, беседа с вами будет интересна так же сотням или десяткам тысяч радиослушателям, как и беседа с моим сегодняшним гостем. Сергей из Москвы, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте. Виктор Анатольевич, у меня к вам просьба одна: по возможности не прерывайте, дайте мне формулировать мысли, а то как-то быстро.
Виктор Шендерович: Эфир короткий. Сергей, вопрос задайте.
Слушатель: Не то, что вопрос, хотел сказать, как вы любите говорить: я вам про имение, а вы про наводнение. Помните, говорил тогда по поводу того, что мелкие государства живут за счет крупных, а вы говорили, что покупают за границей. Я имел в виду не кто что покупает иностранное, а просто что есть богатые мелкие страны, чем меньше население, тем богаче. Из них пытаться сколотить супергосударство – это, по-моему, полный абсурд. Я уже не говорю о том, что получается в лучшем случае вторая Индия, а в худшем вообще…
Виктор Шендерович: Сергей, мнение ваше понятно. Вопрос есть? Вот у меня сегодня гость и я есть.
Слушатель: Что вы на это ответите? Я слышал, вообще получается культурный геноцид.
Виктор Шендерович: Понятно. То есть непонятно. На самом деле непонятно, в чем вопрос. Я услышал словосочетание «культурный геноцид», я его слышу довольно часто по самым разным поводам. Давай так, оттолкнувшись от «культурного геноцида», я прочту еще одно провокативное письмо. Извините, цитирую: «Русский народ разорял себя ради тех младших братьев-дармоедов, снял их с ишаков, открыл месторождения, построил заводы, получил в ответ ненависть, наглость, ничем необоснованное высокомерие. В английских колониях туземцы облизывали сапоги белым. Их потомки до сих пор уважают англичан. Может быть английский подход продуктивнее, хотя бы не так обидно». Пишет Александр. Я так понимаю, могу догадываться, поскольку пришло в наш эфир, что речь идет о…
Андрей Волос: Средней Азии.
Виктор Шендерович: О Средней Азии, о Душанбе. Вот у нас есть русский писатель из Душанбе и действительно мнение в некотором смысле, ощущение личное и эмоциональное. Я хочу только заметить, Александр, не будучи родом из Душанбе и не будучи ни таджиком, ни узбеком, я только хочу сказать, что когда вы пишете в одном письме, называете – снял с ишаков, братья-дармоеды и так далее, называете их туземцами, а потом пишете – ни на чем не основанное высокомерие, то интересно, с чьей же стороны высокомерие, Александр? Поглядите на свое письмо, поглядите на свой текст немножечко сбоку, вы удивитесь, как это интересно выглядит.
Андрей Волос: Всерьез отвечать на такого рода вопрос как раз нелепо, потому что сам… Все эти фразы про то, что русский народ строил что-то. Если бы русский народ собрался соборно, свободно волеизъявил, что он хочет построить где-то там какую-нибудь электростанцию Рагонскую или Нурекскую, я бы понял начало этого вопроса. Но русский народ не участвовал в принятии решения о том, где что строить, в частности, в Средней Азии или где бы то ни было еще. Была у нас, слава богу, руководящая партия, единственная сила, которая всем управляла, и она-то определяла, что где строить. Потом открывалось финансирование. Кто мог ехать туда строить, тот ехал, зарабатывал там деньги, многие оставались, а потом уже с 92 по 94 массово оттуда уезжали под давлением очень плохой экономики и ужасов гражданской войны. Вот и все. Поэтому что таджикам так благодарить. Они, кстати, довольно-таки благодарны. Когда происходил массовый отток, моя мама уехала в 95-м, они с бабушкой были последними из моего рода людьми, которые оттуда уехали. С маминых слов, все ее уговаривали, таджики знакомые, незнакомые, соседи, те, с кем она общалась и которые слышали, что она вот-вот уезжает, она всех об этом оповещала, они очень горевали, уговаривали: что же вы все уезжаете, почему уезжаете? Уже все утихло, оставайтесь, все будет хорошо. Кстати, я подчеркну, что в Таджикистане не было таких конкретных целенаправленных антирусских действий, как уже я сказал, уезжали от голода и от ужасов гражданской междоусобной таджикской войны.
Виктор Шендерович: Если пойти немножко вглубь и вспомнить обстоятельства прихода советских миссионеров в Среднюю Азию, о которых, кстати, есть отдельные главы в романе «Победитель».
Андрей Волос: Тем не менее, этот пафос я как бы отчасти все-таки готов разделить. Потому что когда стоишь, вернее, стоял прежде на берегу Пянджа, который делит Афганистан и Таджикистан, то с одной стороны в ночи абсолютная тьма, а здесь кишлаки освещены светом, электричество есть, врачи есть, дороги, автомобили, все это так. Но к этим вещам нельзя отнестись плоско, как пытается сделать человек, который задал этот вопрос.
Виктор Шендерович: Сергей из Москвы звонит. Вы в эфире. Здравствуйте.
Слушатель: Добрый вечер. У меня краткий вопрос, сейчас очень популярен… У меня к вам обоим, к вам, ведущий, и к вашему гостю. Сейчас популярно стало побивать журналистов, спаси и сохрани вас от этого. А может быть популярным станет побивать и писателей, особенно после посещения Радио Свобода. Я как обыватель, никуда не входящий, естественно, боюсь быть побитым сейчас, к сожалению. Я, кстати, население остальное так же думает, как и я, которые слушают Радио Свобода. У меня к вам вопрос. Прощу прощения, спаси и сохрани вас. Спасибо большое.
Виктор Шендерович: А в чем вопрос?
Слушатель: Не боитесь ли вы быть побитыми?
Виктор Шендерович: Отвечай.
Андрей Волос: Так же как журналистам. Я думаю, что писателям – нет, потому что у нас сейчас запрещено только две специальности – это свободный политик и свободный тележурналист. Радио нет. Хотя отчасти радио тоже. Теле – это строго под запретом, это нельзя. А писатель сейчас ушел на второй план. В эпоху развития телевидения это не играет никакой роли. Если пять тысяч человек, ну десять тысяч, ну даже двадцать тысяч прочитывают какую-нибудь совсем уж ужасную книжку. Была книжка Доренко «2008», прямо уж такая книжка наотмашь. Ничего, кто ее прочел? Никто. Те пять тысяч, когда ее прочли, не встречаются друг с другом даже.
Виктор Шендерович: Нет, наоборот.
Андрей Волос: Или только в одном кружке они и крутятся.
Виктор Шендерович: Конечно, крутятся.
Андрей Волос: Вот в сталинское время телевидения не было, а были наоборот книжки, люди их читали и через них получали как этические, так и эстетические заряды, я бы сказал. И вот тогда книгопечатание было под надзором. А сейчас телевидение.
Виктор Шендерович: Сколько мне всяких несправедливых претензий приходит с пейджера, наконец, пришла справедливая: «Скажите, почему вы в очередной раз утаиваете номера пейджеров для новых слушателей?». Константин из города Череповец. Константин, пейджер, SMC сообщение на номер +79037432801, пейджер в Москве 6601055, телефон прямого эфира 88002002212.
Андрей Волос: Я никогда не успеваю записывать эти телефоны, когда их так говорят.
Виктор Шендерович: Прости, я могу до конца эфира. Но надеюсь, что успели те, кто был готов. Валерий из Москвы, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Приветствую вас, господа. Приятно, что в гостях у Виктора находится человек, который родился со мной в одном городе и любит Чапека и Стейнбека. Это прекрасно. В связи с Чапеком, ведь Саламандры и у нас, как говорится, поработали, видите, власть получили. Мало того, что они власть получили и нас закабалили, так они закабаляют соседние демократические государства, видите, осетин захватили в полный плен и абхазов в полный плен. Почему-то наша демократическая общественность решила, что это правильно, так и надо, надо захватить осетин, надо было защитить осетин от грузин.
Виктор Шендерович: Валерий, спора, то есть спор может быть и получится, но у нас, видимо, не особенный. Что касается любви к Чапеку, то в каком-то смысле отношение, эмоциональное отношение к роману «Война с Саламандрами», ответ на этот вопрос в анкете, он может заменять вопрос о политических пристрастиях, я думаю. Это такая абсолютно внятная, настолько внятная метафора. Владимир из Кемеровской области, здравствуйте, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте. Я хотел сегодняшний «Марш несогласных», когда просто людей швыряли, толкали, били, избивали и даже там информация такая прозвучала, что даже генералов, люди, которые защищали родину, которые поливали кровь, которые служили верно, с ними так обходятся. Кто с ними обходится? Да молодые ребята в форме милиционеров, военнослужащих. Я думаю, хотел задать вопрос: совесть у этих людей, которые избивают, она у ни когда-либо проснется, скажите?
Виктор Шендерович: Хороший вопрос, Владимир. Давай не будем говорить, что это вопрос не к нам, а попробуем пофантазировать. Во-первых, давай так, все-таки это как спрашивать про веру, про религию, это какая-то такая совсем интимная вещь. Я единственное, что могу сказать, поскольку глядел в их лица, не конкретно тех, кто метелил сегодня героев Советского Союза, а в лица этих людей в оцеплении. Там по большей части тоска и неловкость в этих глазах, разумеется. Они понимают, не самые тупые из них, понимают, что они крайние, они понимают, что они пошлую роль исполняют. Это было позавчера, тоже перекрыт центр, а у меня, извините, встреча у памятника Пушкину, я не могу выйти к памятнику Пушкину, не с «Маршем несогласных», у меня там встреча назначена неместному человеку, который мог найти только памятник Пушкину. Я говорю, он говорит: «Нельзя». «Почему?». «Праздник», – говорит он мне. Я говорю: «Подожди, чей праздник? Мой праздник? День конституции, пустите меня, я же гражданин». А он говорит: «Нет». Я говорю: «Ваш праздник?». Он говорит: «Да нет». Я говорю: «А чей праздник?». И он стоит и ему тоска, ему неловко, потому что его все кроют, матерят, не Лужкова же.
Андрей Волос: У него есть приказ.
Виктор Шендерович: Натыкается на этого человека, он стоит на выходе у памятника Пушкину, а там сто человек назначили свидание на этот час и все ему чего-то выговаривают. Он стоит, бедолага неместная, кстати, бедолага, его все чмыряют потом тем, что не местный. В общем, я думаю, что им нехорошо. А до какой степени, а дальше, чтобы им помочь сориентироваться, помочь им сориентироваться должны мы. Я уже описывал этот эффект. Когда нас много, им в голову закрадывается мысль о том, что мы народ. В 89-90 году мы были народом, мы выходили шестизначными числами на улицы Москвы, и они нас уважали. Они понимали, что мы народ, а их дело нас охранять. А когда выходят Каспаров, Новодворская и те самые 45 человек, которых я всех знаю в лицо, то, конечно, это маргиналы, экстремисты и им их начальство объясняет, что это маргиналы. Начальство может объяснять все, что угодно, но они же имеют собственные глаза и мозги. Я знаю, что они по-разному, там есть, конечно, ожесточенные такие люди и упертые и просто напичканные идеологией полицейской, но большая часть нет, вполне вменяемая.
Андрей Волос: Я думаю, что да, большая часть – вменяемые. Приказ есть приказ, отказываться они от этого не могут. И вообще отступление от приказа печально для всех. Потому что людей морально уродуют, они понимают, что бить ветеранов не за что вроде как, они себе идут и идут, а с другой стороны надо делать. Но мы живем вообще, я бы сказал, в мире некоторого абсурда в последнее время и уже довольно давно. Я об этом часто думаю, когда сейчас это угасло все, сейчас борьба с кризисом, а раньше у нас была борьба с коррупцией без конца.
Виктор Шендерович: А одновременно это невозможно.
Андрей Волос: Одновременно это невозможно.
Виктор Шендерович: Два процесса не работают.
Андрей Волос: И все время звучали слова о том, что нужно бороться с коррупцией, что нужно составить списки тех пунктов, которые начать выполнять, чтобы с коррупцией бороться. Приводились примеры деятельности, которой я, например, и обыватель вообще не может оценить. Ну, там типа, например, коррупция при реализации проекта «Сахалин-2» или что-то в этом духе. Не знаю я, какая там коррупция или что-то такое. Зато есть другой пример коррупции, который известен абсолютно в стране, абсолютно всем, кто имеет отношение к автомобилю – это прохождение технического, государственного технического осмотра и получение талона прохождения государственного технического осмотра.
Виктор Шендерович: Это узаконенная коррупция.
Андрей Волос: Это узаконенная.
Виктор Шендерович: Узаконенный вид коррупции.
Андрей Волос: Да, но понимаешь, какая штука, в свое время в году 98, что ли, в думе поднимали этот вопрос. Кто-то из депутатов предлагал и обсуждалось это в прессе, и совершенно разумным образом предлагали передать полномочия по наделению автомобилей талоном прохождения техосмотра сервисные организации, которые, конечно же, не дадут тебе талон за сто долларов, как дают в ГАИ. Тебе скажут: нет, иди сюда, мы посмотрим твой автомобиль. Они его посмотрят, насчитают на 600, сделают все и с удовольствием получат эти деньги и тебе его дадут. Нет. Вот это я не понимаю. Я не понимаю, я просто не понимаю.
Виктор Шендерович: История с этим техосмотром, я все время отсылаю к классическому рассказу Зощенко «Слабая тара». Вся технология описана: тара слабая, не пойдет, надо укреплять на почте. А вот там ходят с гвоздями, 8 рублей один гвоздь. «Мне же надо делиться с тем крокодилом». Это технология описанная.
Андрей Волос: И вот те люди, которые все это с нами делают, они потом отправляют ОМОН гнать этих ветеранов, понимаешь.
Виктор Шендерович: Я понимаю.
Андрей Волос: На мой взгляд, лучше бы они сделали что-нибудь такое осмысленное.
Виктор Шендерович: На мой взгляд, лучше бы они застрелились, понимаешь. Нет, штука вот в чем, они будут делать то, что они хотят, до тех пор, пока им это будет позволено. Дальше, каким образом им можно не позволить. Дальше пишет к вопросу о демократиях, о «прелестях» демократии. «Да, видели мы страны, где можно выходить на улицы – разбитые банки, ограбленные магазины, сожженные машины. Пока подонки развлекались таким образом, европеизированное греческое правительство думало только о том, как бы соблюсти политкорректность». Пишет Александр. Может быть тот же, который писал предыдущее письмо про братьев на ишаках, а может быть другой Александр. Александр, что я вам хочу сказать. На улицу греческие подонки вышли после того, как полицейский случайно в результате рикошета убил 15-летнего парня, анархиста, человека, наверное очень нехороших воззрений, но он убил. Он полицейский, он поставлен охранять, а он убил. И народ вышел на улицы, потому что они бараны. Дальше различие незрелой демократии от какой-нибудь зрелой заключается в том, что на волне народного протеста, да, на этой волне хорошо себя чувствуют и мародеры, и просто подонки, и хулиганы, разумеется. Разумеется, люди не идеальны, в том, числе и в Греции. В Греции все есть, в том числе и подонки. Но там есть демократия и там народ после того, как полицейский в Афинах может убить случайно человека, он выходит на улицы, и правительство вынуждено оправдываться. Это очень важная вещь. Мы же с вами, Александр, благополучно пережили «Норд-Ост», Беслан, я уже не говорю о каком-нибудь Благовещенске, где просто три дня менты насиловали и избивали город, на сотни, на тысячи шел счет избитых и на десятки – изнасилованных. И потом условно осуждены восемь каких-то милицейских чинов. А народ сидит тихо. Так вот, вы знаете, поскольку Царства Божьего на земле вроде как нет, то между этими двумя вариантами поведения, вот таким горячим греческим, не вполне адекватным, но все-таки выходом на улицу за убитого парнишку, и нашим скотским молчанием я выберу греческий вариант, а вы, видимо, выбираете наш. У нас две недели до конца эфира – хорошо я сказал. Две минуты до конца эфира, даже меньше. Да, давай.
Андрей Волос: Я бы сказал все-таки, что между нашим и греческим возможны остановки в любой точке. И на самом деле законность не предполагает ни отсутствие свобод всяческих, ни отсутствие свободного суда, в который невозможно, то есть можно обратиться по поводу, например, этих же самых митингов, и он по идее вроде бы должен встать и сказать: вы что, ребята, вот же конституция, вот же у нас сказано. Но нет, этого у нас не будет. Но законность этого не предполагает, спокойное общество может иметь все эти свободы и оставаться законом.
Виктор Шендерович: Ну да. Вопрос только в том, что демократические крайности любят приводить в пример, многократно было сказано мной, не мной, это свидетельство жизни, это плохой запах живого человека. Когда ты живешь, ты пахнешь. Кто-то лучше моется, кто-то хуже моется, дезодорант такой, дезодорант такой, отсутствие дезодоранта. Но живой человек пахнет. Вот тот, который в морозильнике лежит в морге, вот он не пахнет и главное, что не приносит никому совершенно никакого беспокойства.
Андрей Волос: Хорошая модель.
Виктор Шендерович: Вот у нас сейчас такая модель суверенной демократии, мы на своих полочках с бирочками на ногах. На этой «веселой» ноте мы заканчиваем прямой эфир с замечательным писателем Андреем Волосом.
