Ссылки для упрощенного доступа

«Музыкальный альманах» с Соломоном Волковым: Премьера цикла, посвященного 125-летию нью-йоркской оперы Метрополитен.





Александр Генис: В эфире – январский выпуск «Музыкального альманаха», в котором мы с Соломоном Волковым рассказываем о музыкальных новостях, какими они видятся из Нью-Йорка. Что, Соломон, привлекло ваше внимание в зимней музыкальной жизни Нью-Йорка?


Соломон Волков: Я сначала предлагаю поговорить о новом любопытном феномене, который отмечают американские обозреватели. Они говорят о том, что хотя по опросам, которые проводятся регулярно в разных странах мира, негативное отношение к США возрастает, в то же время, отношение к американской культуре остается не просто позитивным, но ее потребление возрастает буквально с каждым годом. И, как на пример, они указывают на такой действительно весьма впечатляющий факт, что в то время как в 2007 году американский кинематограф внутри страны заработал около 10 миллиардов долларов, американские фильмы во всемирном прокате за этот же год собрали более 17 миллиардов долларов. То есть для Голливуда, например, основным источником дохода на сегодняшний день является всемирный прокат.



Александр Генис: Как мы знаем, примерно так же обстоят дела и с музыкой - американская музыка стала международным музыкальным языком. У меня по этому поводу есть такая старая теория, которая заключается в том, что ничего специально американского в американской массовой культуре нет, просто Америка первая открыла язык массовой культуры, поэтому этим языком можно пользоваться любым способом, в том числе и для того, чтобы проклинать Америку. Существует же американский рок, например.



Соломон Волков: Изобретателями кинопромышленности - основной модели существования массовой культуры в наши дни - были, как известно эмигранты, приехавшие в США в начале 20-го века, развернувшие в Калифорнии киностудии. И они-то имели в виду рынок среди других таких же, подобных им эмигрантов. И изобрели тот язык, который был понятен всем. Факт, что эта схема - развлечение, которое понятно людям, которые даже не очень хорошо знают английский язык, оказалась наиболее эффективной и отработала самый лучший вид производства вот этой культуры. Я постоянно читаю, в связи с этим, в разных интервью, которые дают, скажем, деятели российского кино, они говорят о том, если некоторые из них принимали участие в съемках в Голливуде или где-то в другом месте в Америке, все в один голос отмечают, какой эффективной является американская система кинопроизводства. Как люди не теряют ни минуты, приходят подготовленные, знают свои роли, знают свое место, такой вещи как пьянство во время производства они не слыхивали. Она, эта система - наиболее оплачиваемая в мире, соответственно подбираются наиболее профессиональные кадры и, соответственно, продукт этот производится наиболее профессиональным образом.



Александр Генис: Вы знаете, Соломон, во всем этом есть нечто пугающее, когда мы представляем себе весь мир, который завоеван одной сверхдержавой в области культуры. Но, с другой стороны, американская культура, например, тот же джаз, она стала универсальным языком, который звучит по-разному в разных странах.




Соломон Волков: И, в частности, можно указать сейчас на распространение, скажем, в той же России, жанра американского мюзикла, который еще совсем недавно в России был новинкой, публика не знала, как на него реагировать, не ходила на него, а сейчас один за другим производятся мюзиклы, как привозные, так и уже начали появляться и собственные. Но образцом для этого все-таки остается американская классика, в частности, такой первоклассный мюзикл, как «Чикаго».




Александр Генис: Недавно в газетах появилась важная информация, которую я, Соломон, хочу с вами обсудить. Дело в том, что в Лондоне сейчас проходит необычная выставка секретных документов, приуроченная к 90-летию военной разведки. Среди прочих экспонатов была обнародована папка бумаг из советского архива под кодовым названием «Московский план». Он был составлен осенью 41-го года, когда немцы подходили к Москве, и содержал приказ Сталина о заминировании 1200 объектов столицы, включая Кремль, Большой Театр и Собор Василия Блаженного. Согласно плану, как сообщает подготовивший этот материал для британской газеты «Телеграф» Адриан Блумфилд, балеринам и цирковым акробатам должны были раздать гранаты и пистолеты для покушения на немецких генералов. Поручение убить Гитлера Сталин дал композитору Льву Книпперу. Вот тут я прерываю изложение этой информации и обращаюсь к вам за разъяснениями.



Соломон Волков: Самое поразительное заключается в том, что Льва Константиновича Книппера - композитора, племенника знаменитой актрисы МХАТа, жены Чехова Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой и брата, чего мы тогда не знали, знаменитой Ольги Константиновны Чеховой, которая была любимой актрисой Гитлера и Гиммлера и, как сейчас предполагают, ее без оснований считали агентом советского НКВД - я знал по московскому Союзу композиторов, где он был чрезвычайно примечательной, джентльменской фигурой, любителем сигар и, глядя на него, конечно, я в жизни не мог бы предположить о той примечательной, я бы даже сказал выдающейся роли, которую Сталин отвел ему в своих замыслах против Гитлера.




Александр Генис: Как вы можете объяснить это?




Соломон Волков: Ситуация сложилась следующим образом. Как сейчас выясняется, я узнал об этом из книги Павла Судоплатова «Спецоперации» и из очень любопытной, не так давно вышедшей книги Аркадия Ваксберга под названием «Любовь и коварство. Театральный детектив», Сталин поручил Берии разработать весьма разветвленный план по «встрече» немцев в Москве. То есть, предполагалось, что Москва может быть сдана немцам и, в этом случае, согласно сталинским планам, нужно было организовать разветвленное подполье, и во главе этого подполья должны были встать люди, которых оставляли специально в Москве как, якобы, людей, симпатизировавших нацистам. И во главе, согласно плану Сталина и Берии, поставили именно Льва Константиновича Книппера, который должен был играть роль бургомистра Москвы в оккупированной столице. Я знал, что Лев Константинович был известным альпинистом и в свое время подвязался на южных границах Советского Союза. Но я не догадывался, что в этих своих альпинистских экспедициях он выполнял также и разведывательные функции, как сейчас выясняется. А здесь он должен был, буквально приблизившись к Гитлеру, уничтожить его, ему был поручен теракт против самого Гитлера, когда тот приедет в Москву. Лев Константинович был автором симфоний, опер, других сочинений, но, конечно, в первую очередь, все знали, что он является автором прославленной, знаменитой до сегодняшнего дня песни под названием «Полюшко-поле».





Александр Генис: В этом году Метрополитен, главная опера Нью-Йорка и Америки, отмечает редкий юбилей: 125-летие. Этой годовщине в 2009-м будут посвящены все наши традиционные блиц-концерты.



Соломон Волков: Театр Метрополитен первый свой сезон открыл осенью 1883 года, это вот этот продолжающийся сезон, который в этом году является 125-м, юбилейным, и будет праздноваться весь год. Началась эта опера, как полагается, с обиженного самолюбия. А именно, семейство Вандербильтов, известных по «12 стульям» Ильфа и Петрова, а также Асторы, Морганы, все эти новые тогда еще богачи, были кровно обижены, что их не подпускают к руководству и не дают хороших мест в предыдущей оперной организации, которая уже существовала в Нью-Йорке, ведь Метрополитен не был первым оперным театром.



Александр Генис: Первую оперу создали, насколько я знаю, немецкие эмигранты, которые не могли жить без оперы.




Соломон Волков: Но туда этих новых богачей не пускали. Тогда они решили, что они утрут нос старым богачам и оплатили создание нового оперного театра, в котором тон уже создавали они, и в котором все ложи, все почетные места принадлежали им. И вот от этого начинается отчет времени и судьбы для театра, который, на сегодняшний день, является одним из центров культурной жизни Нью-Йорка. В этом смысле его можно сопоставить с Большим Театром в Москве и с Мариинским театром, когда он был Императорским, в Петербурге, то есть когда действительно огромные деньги отпускаются на то, чтобы театр являлся тем центром, куда собирается вся знать, где люди не только слушают оперу, а смотрят друг на друга, обмениваются сплетнями, показывают свои наряды, прически, драгоценности. И так, как это было 125 лет тому назад, точно так же это происходит и сейчас. Вообще ведь опера, как жанр, это вещь в историческом плане не такая уж старая. Она возникла в конце 16-го века во Флоренции, в кругу музыкантов и поэтов, и с самого начала это была игрушка для богатых людей, чрезвычайно элитарное развлечение. Постепенно, когда опера начала распространяться вширь, то есть где-то к началу 19-го века, она демократизировалась. И в каком-то смысле это очень любопытное и противоестественное искусство, потому что, как ни посмотри на оперу, то, что происходит на сцене это абсурд. До самого недавнего времени драматическое наполнение оперных ролей было минимальным. Стояла необъятных размеров сопрано, стоял обширных размеров тенор, они даже обнять друг друга как следует не могли, им животы мешали, и пели о том, как они взаимно прекрасны и как они друг друга любят. Вот все эти условности, тем не менее, именно в опере, как ни в каком другом искусстве, отметались. Опера это, пожалуй, в наше время, наименее реалистическое из искусств, наиболее условное, и наслаждение, которое приносит опера, остается, по сравнению с другими жанрами, чрезвычайно элитарным, и ты должен настроиться на эту волну, ты должен, говоря популярными цитатами, уметь унестись на крыльях арии. Вот это ни с чем не сравнимое физиологическое ощущение, которого не дает кино, поскольку ты общается тут с культурным продуктом уже в копии, и вот этот физиологический резонанс дрожащего воздуха, который ты должен ощущать всем своим существом, и который тебя приподымает и на волне этого резонанса, ты сам испытываешь ни с чем не сравнимое физиологическое насаждение. И никого так не обожают и не превозносят, как оперных звезд. И никто так быстро не низвергается, и не забывают никого так быстро, как оперных звезд. У меня знакомые есть в Нью-Йорке, и один из них мне рассказывал с гордостью, а я, должен сказать, содрогнулся, что у них бывали любимые сопрано, и они их обожали, они их встречали каждый раз после спектакля за кулисами, они им преподносили огромные букеты цветов. Но когда эти же бывшие оперные дивы переставали петь так, как им казалось нужным, то эти же самые люди закидывали их и гнилыми помидорами, и яйцами, и какие-то устраивали мелкие пакости. То есть они не могли им простить того, что они не соответствует их идеалу.



Александр Генис: Ваша горячая речь об опере меня захватила. А кто сегодня такая дива?




Соломон Волков: Для меня такая дива, вне всяких, сомнений это Рене Флеминг. Вот это та певица, которою я обожаю, перед которой я готов встать на колени, которую всякий раз слушаю со стеснившимся дыханием, и молюсь только, чтобы она как можно дольше продержалась, потому что иногда, в некоторых выступлениях ее, вдруг проскальзывают эти опасные нотки каких-то локальных проблем. Но пока то, что она делает, это божественно, она самая лучшая Татьяна, которая когда бы то ни было была, и я хочу показать ее нашим слушателям в арии, которая для меня является как бы знаковой. Это ария из «Тоски». «Тоска» для меня - самая любимая опера 20-го века. Формально она принадлежит 20-му веку, потому что ее премьера состоялась в 1900 году. А эта ария - «Я жила для искусства, я жила для любви» - это визитная карточка героини. Вот это и есть девиз оперы, и на сегодняшний момент никто лучше Рене Флеминг эту арию, на мой вкус, не поет.








Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG