Ссылки для упрощенного доступа

Почему в Грузию начали возвращаться иммигранты. Интервью с режиссером Ираклием Апакидзе


Ирина Лагунина: На сцене русского театра Грибоедова в Тбилиси иногда показывается спектакль «Эмигранты» по пьесе Славомира Мрожека. Иногда, это когда в Тбилиси приезжает режиссер и один из двух актеров, задействованных в спектакле, гражданин Голландии Иракли Апакидзе. В рецензиях писали, что для режиссера эта постановка стала биографичной, напоминающей его собственный путь эмигранта. С режиссером Иракли Апакидзе в Тбилиси встретился наш корреспондент Олег Панфилов



Олег Панфилов: Грузия – страна настолько маленькая, что каждый ее житель буквально на учете. Настолько все всех знают, что злые языки поговаривают о том, что предвыборные кампании в Грузии не нужны, поскольку о кандидатах и так знают порой больше, чем они сами.


Тем важнее судьбы эмигрантов – удачливых или неудачников, но нашедших приют вдалеке от дома. В отличие от многих стран бывшего Советского Союза, в Грузию эмигранты стали возвращаться. Почему?


В студии актер и режиссер Иракли Апакидзе.


Вы стали возвращаться в Грузию, почему?



Иракли Апакидзе: Вы очень правильно подметили, что я начал возвращать, то есть процесс еще не закончен, я в процессе возвращения. Потому что это долгий процесс, оказывается.



Олег Панфилов: Легко уехать, легко бежать, остаться где-то, прижиться, но тяжело возвращаться.



Иракли Апакидзе: Оказывается, возвращаться тяжелее, чем уезжать. Я этого не знал, я сейчас это узнал, потому что я уже два года возвращаюсь. Вернее, как только я уехал, с того дня я начал возвращаться, честно говоря. Потому что в течение всего этого времени сидел на чемоданах, я все время думал: завтра я вернусь, послезавтра. И это тянулось, и тянулось, и тянулось. Но физически я начал возвращаться последние два года. И кстати, в этом помогли мне мои друзья, которые чуть-чуть подтолкнули. И с их легкой руки я пытаюсь это осуществить. До сих пор моя семья живет там, мои дети, жена. Честно говоря, это моя самая большая проблема сейчас, потому что это очень сложно. Я, естественно, тоскую. Буквально через несколько дней я уезжаю, я не видел их четыре месяца.



Олег Панфилов: Причина возвращения?



Иракли Апакидзе: Хочу жить дома.



Олег Панфилов: Но, знаете, я мог бы пригласить человека другой профессии, другой судьбы. Ведь много уезжают просто людей, которые хотят банально зарабатывать деньги, как один из героев пьесы, которую вы поставили. Но грузинская эмиграция довольно своеобразная. Это и Отар Иоселиани, это Нино Киртадзе, это огромное количество художников, композиторов, людей творческих профессий. Это целая такая грузинская диаспора, которая нужна очень сейчас для Грузии или нет?



Иракли Апакидзе: Нет, нужна, очень нужна, естественно. Не только сейчас, они всегда были нужны для Грузии. И даже будучи там, они нужны были для Грузии. Естественно, конечно, чтобы они были здесь. Кстати, если вы позволите, такую маленькую историю расскажу про Отара Иоселиани. Этот спектакль, был где-то 2000 год, я поставил в Амстердаме. И вот с этим спектаклем очень много гастролировали, в том числе были в Париже тоже. И я набрался смелости, позвонил, пригласил его, хотя я знал, что он не очень долюбливает театр вообще как таковой. Он мне сказал, что простужен, у него высокая температура и не может, извиняется и так далее. В принципе я ожидал услышать такой ответ, немножко расстроился. И каково было мое удивление, когда на третьем спектакле вдруг заходит в зал, был май месяц, было тепло в Париже, он в куртке, в шарфике, в вязаной шапке. Сел на последний ряд и весь спектакль прочихал, прокашлял. После спектакля зашел в гримерную и он поздравил, поблагодарил. Я понял, что он правда благодарит, не просто потому, что должен что-то сказать. Мне было очень приятно от такого мэтра услышать все это. Потом он попросил написать свой адрес, амстердамский телефон, я нагнулся, пишу адрес. И вдруг он меня спрашивает: «А сколько ты уже здесь?». Я отвечаю, где-то было семь лет уже. Я сказал, что, честно говоря, мы приемли перезимовать с женой и вот седьмой год мы уже зимуем. Не поднимая голову я ему это отвечаю. И вдруг я почувствовал нежное прикосновение руки на голове. И вот это душевный милый жест сказал гораздо больше, чем можно было сказать словами. Вот был такой случай.



Олег Панфилов: Тем не менее, возвращаясь к своему первому вопросу. Вы знали, от чего вы убегали, уезжали, покидали страну? Почему возвращаетесь? Страна изменилась, вы изменились?



Иракли Апакидзе: Честно говоря, 2003 год, я ночами не спал в буквальном смысле этого слова, я запрещал всем подходить к моему компьютеру, потому что там был включен 24 «Рустави-2», я смотрел все, что происходило здесь. Я очень переживал, у меня даже давление поднималось и так далее. И вдруг я почувствовал, что что-то должно произойти хорошее в этой стране. И вот несмотря на то, что я всегда хотел возвратиться, тогда это очень усилилось во мне. Это тоже, естественно, сыграло свою роль. Я буду очень открыт с вами – я разочарован, честно говоря. И мне это очень жаль. Хотя я далек от политики, но у меня большое разочарование, потому что у меня надежда была очень большая. А то, что касается возвращения, да, и это, и то, что, наверное, возраст, и то, что все-таки хочу, чтобы мои сыновья выросли грузинами в конце концов, несмотря на то, что они генетически и биологически мужчины и говорят, кстати, на грузинском, но чтобы быть грузином, необязательно быть биологически грузином. Даже ландшафт играет свою роль в формировании человека и так далее.



Олег Панфилов: Вы несколько раз произнесли слово «грузин», а ставите спектакли в русском театре.



Иракли Апакидзе: Я очень люблю этот язык, во-первых. Я очень люблю Россию. Хотя мой словарный запас не такой большой, как на грузинском, но все равно я очень люблю этот язык. Я понимаю, почему вы спросили, наверное, я кое-что должен сказать, что случилось. Очень плохое для всех для нас, и для русских, случилось что-то ужасное. Мы все должны вместе постараться, чтобы как-то сейчас выйти из этого положения, это ситуации. Это не то, что должно твориться между нашими странами и между нами вообще. До того я в театре Грибоедова играл только свой спектакль, но после войны у меня появилась мотивация, почему я должен быть в этом театре и играть не только мой спектакль, но вообще работать в этом театре. Хотя я никогда в жизни даже не представил бы, что я когда-нибудь стану актером русского театра. Я очень рад, что так случилось и я с удовольствием работаю в этом театре, я горд, что такой театр существует в Тбилиси, и он должен работать еще более с большой нагрузкой. Потому что я думаю, что эти две страны не могут существовать друг без друга. То, что происходит в Грузии и то, что может дать миру Грузия – это очень важно для России. То, что может дать Россия миру – это нужно всем, естественно, но в Грузии это тоже очень нужно, может быть чуть-чуть больше, чем где-то в другом месте.



Олег Панфилов: Как вы отнеслись к тому, что практически все зрители, кто приходит на спектакль ваш, это грузины, для которых родной язык и язык жизни грузинский, но они приходят в русский театр и смотрят? Это что, такое своеобразие грузинского менталитета, грузинской культуры, когда они не делят русский язык, а точнее, делят его на язык политиков, на язык военных и на язык культуры?



Иракли Апакидзе: Вообще феномен театра в Грузии имеет свою особенность – это все-таки имперский продукт, империя пришла в Грузию, империя принесла в Грузию театр. И сейчас с уходом империи что-то странное происходит вообще с грузинским театром, честно говоря. Но будучи человеком своей профессии, очень эгоистично если говорить, я не хочу, чтобы та традиция, та культура, которая была в Грузии, это была очень сильная школа театральная в Грузии, чтобы она продолжала жить, естественно. То, что касается вашего вопроса, знаете, я вырос в стране, которая называлась Советский Союз. Это страны больше нет, и слава богу, что ее больше нет. Мы сейчас стараемся, пытаемся найти какие-то свои дороги, но это не значит, что мы должны ненавидеть друг друга. Наоборот, я просто жду того момента, когда мы начимся жить вместе и любить так же друг друга, как мы любили друг друга. Потому что все то, что происходило в течение столетий между нашими странами, это невозможно просто так взять и выбросить куда-то.



Олег Панфилов: Иракли, и последнее. Пьеса называется «Эмигранты», и как я уже сказал, она во многом биографична, связана в том числе с вашей биографией. Но сейчас, когда границы открыты, ведь уже невозможно быть просто эмигрантом в том понимании, в котором вы оказались много лет назад. Вы можете просто летать туда, в Голландию, возвращаться в Тбилиси, здесь кушать хинкали, а возвращаться жить с семьей. Но, грубо говоря, работать и там, и там. Или это все-таки эмиграция?



Иракли Апакидзе: Знаете, Олег, я понял одну вещь, что необязательно перемещаться в пространстве, чтобы быть эмигрантом. Можно жить у себя в стране, чувствовать себя эмигрантом. Поэтому эта проблема – это очень старая проблема, еще библейская тема. И она всегда существовала в течение всей истории человечества и будет всегда эта проблема. Поэтому, я считаю, что человек имеет право жить у себя дома и жить так, чтобы он чувствовал себя человеком. Если он не чувствует себя таковым, тогда он начинает куда-то убегать, убегать от себя, убегать из страны, убегать отовсюду, искать какое-то место, где он почувствует себя человеком. И в итоге он убеждается, что это иллюзия, потому что он человеком может чувствовать только там, где хочет чувствовать себя человеком. Естественно, он хочет везде себя чувствовать человеком, но именно там это как-то слаще, по-другому, это то, что ему нужно. Несколько лет назад была шумная история в Европе. Человек, который разыскивался Интерполом несколько десятилетий, он в свое время ограбил банк, сбежал из тюрьмы, деньги так и не вернул, не нашли эти деньги. Он исчез и через 30 с лишним лет вдруг возвращается обратно в Лондон. Его, естественно, поймали, потому что процесс был не закончен, он был в розыске. Человеку было 90 с чем-то лет. Когда его спросили: почему вернулись? Он сказал?: на углу моего дома был паб, я хотел там выпить пива.



Олег Панфилов: Спасибо.


XS
SM
MD
LG