Ссылки для упрощенного доступа

Легенда Акселя Мунте


Вид с балкона виллы Сан-Микеле
Вид с балкона виллы Сан-Микеле

Шведский писатель, археолог, врач, гиптонизер, психоаналитик большую часть жизни прожил на Капри и описал свой путь в книге "Легенда о Сан-Микеле"

Иван Толстой: В Археологическом музее Неаполя проходит фотовыставка из семейного архива самого читаемого в мире шведского писателя, жившего и трудившегося на острове Капри. Аксель Мунте – автор знаменитой книги "История Сан-Микеле". На выставке побывал наш автор историк Михаил Талалай.

Михаил Талалай: Я, конечно, не мог пропустить эту выставку в великом Археологическом музее, для меня это – Эрмитаж античности. И выставки там выдающиеся. Нынешняя экспозиция посвящена Акселю Мунте, шведу, вроде бы не совсем близкому мне по моим занятиям и интересам, но, конечно же, он пересекался и с русской культурой, и, вероятно, это самый главный действующий персонаж рубежа XIX–XX веков в Неаполитанском заливе, на острове Капри. Не все, наверное, знают его биографию и творчество. Он родился в Швеции в середине XIX века, в 1857 году, прожил долгую и бурную, насыщенную, яркую, интереснейшую жизнь и скончался, когда ему уже было за 90 лет, там же, в Швеции. Но большую часть жизни он провел в Италии, на Капри, и эта его каприйская жизнь, о которой он написал в своей книге "История Сан-Микеле", его и прославила.

По профессии он был врач, но это был человек необыкновенно многогранный, его главное увлечение – это гуманитарные штудии, в первую очередь – археология, которую он познал и к которой проникся страстью именно на Капри. Он – и любитель-археолог, и альпинист, и зоолог, и орнитолог, и психоаналитик (еще до того, как возник психоанализ). Но для меня он в первую очередь писатель, и в моем рассказе о нем я буду это подчеркивать. Он – великий шведский писатель. Его только что упомянутая книга переведена на полсотни языков, это long seller, который переиздается, читается, цитируется, и даже несмотря на его удаленность от прогрессивного круга писателей, он был уже переведен в 60-е годы в СССР, и эта книга стала необыкновенно популярной среди советских читателей. При переводе, не знаю умышленно или нет, но титул утонченно подправили: вместо оригинального "История Сан-Микеле" поставили "Легенда о Сан-Микеле".

Легенда о Сан-Микеле. Пер. Т.А. Аксаковой-Сиверс. М., 1969
Легенда о Сан-Микеле. Пер. Т.А. Аксаковой-Сиверс. М., 1969

Это не автобиография, об этом предупреждает сам автор: жизнь героя книги не соответствует по многим параметрам жизни ее автора, доктора Акселя Мунте. Конечно, многие узловые эпизоды обозначены, в первую очередь характеризующие его как истинного героя. И он действительно был героической личностью, он бросался лечить болевших холерой жителей Неаполя, он ездил на развалины Мессины, он спасал обреченных больных. Подчеркивается его величие, причем очень тонко. Он никогда не говорит сам о своих достоинствах, это говорят второстепенные персонажи, которые утверждают: да, Аксель Мунте это самый великий врач, это самый великий археолог.

Что касается археологии, то на него после книги ополчились профессиональные археологи, которые стали его уличать во многих фальшивках. Он купил участок земли на Капри, стал обустраивать там свой дом – виллу Сан-Микеле – и стал находить там множество античных артефактов. Это действительно так, местные крестьяне называли эти обломки колонн и скульптур "roba di Tiberio" – "вещами Тиберия", самого страшного жителя Капри, легендарного императора, который якобы бросал жертв своих оргий с высоких каприйских скал. Тиберий зловеще осеняет Капри. Но это были красивые вещи, о которых Мунте в своей книге писал, что ради них он с риском для жизни опускался на дно Неаполитанского залива, чуть ли не тонул (он, кстати, хорошо плавал, а также танцевал неаполитанскую тарантеллу и прочее), описывал совершенно неправдоподобные истории и с другими объектами, со знаменитым сфинксом.

Множество описанных им античных вещей были просто-напросто куплены у антикваров в Неаполе и в Риме

Сейчас исследователи нашли чеки, он был по-скандинавски аккуратным, хранил свои бумаги и вел бухгалтерию, поэтому множество описанных античных вещей, обнаруженных якобы при приключенческих обстоятельствах, были просто-напросто куплены у антикваров в Неаполе и в Риме. Тем не менее он любил и увлекался археологией, дружил с археологами, его большой друг Амедео Майури копал Помпеи и Геркуланум, был его другом, Мунте у него консультировался, и на выставке в археологическом музее поставлена как главная фотография – Мунте и этот археолог. Тем самым присутствие Майури и археологических документов реабилитирует Акселя Мунте и лишает его нехорошего реноме сочинителя легенд.

Аксель Мунте (слева) и неаполитанский археолог Амедео Майури, фото Анастасии Кучумовой
Аксель Мунте (слева) и неаполитанский археолог Амедео Майури, фото Анастасии Кучумовой

Нам, конечно, интересно то, о чем он не рассказывает в своей книге о Сан-Микеле. В книге главный герой выступает холостяком, а на самом деле Аксель Мунте был два раза женат и оба раза неудачно. Первая жена – шведка, они жили вместе с Париже, когда он еще учился на врача. Брак этот распался из-за многочисленных увлечений Акселя Мунте своими пациентками. В конце концов шведская жена не выдержала, был скандальный развод, и он покинул Париж.

В своей книге отъезд из Парижа Мунте описывает совсем по-другому. Он учился у известного доктора Шарко, про которого некоторые могут подумать, что он русский по происхождению. И действительно над ним подшучивали, говоря, что он якобы из Харькова, о чем свидетельствует фамилия. Так вот, Жан-Мартен Шарко был его учителем, и в своей книге Мунте обрисовал скандал, будто бы разразившийся с Шарко, как причину его вынужденного отъезда из Парижа. На самом деле это было не так, и дети Шарко возмутились этой легенде, потребовав изъять из книги тексты, касающиеся их отца. Поэтому во Франции книга о Сан-Микеле до сих пор не вышла полностью – куски, касающиеся Шарко, во французском переводе опущены по требованию потомков.

Иван Толстой: Послушаем один из фантастических рассказов Мунте о Жан-Мартене Шарко, не вошедших во французское издание "Истории Сан-Микеле".

"Наш разговор прервал директор клиники, который, войдя, сказал, что искал меня повсюду. Шарко хочет поговорить со мной, и ему поручено доставить меня в кабинет профессора, когда кончится лекция. Пока мы шли через лаборатории, директор не сказал со мной ни слова. Он постучал в дверь, и я в последний раз в жизни вошел в столь мне знакомое маленькое святилище мэтра.

Шарко сидел в своем кресле у окна, склонившись над микроскопом. Он поднял голову, и его страшные глаза остановились на мне. Медленно, дрожащим от ярости голосом он сказал, что я пытался завлечь к себе в дом молодую девушку, пациентку его клиники, неуравновешенную, не отдающую себе отчета в своих поступках. Она призналась, что один раз уже была у меня, и мой дьявольский план вторично воспользоваться ее беспомощностью не удался лишь благодаря случайности. Это уголовное преступление, и ему следовало бы передать меня в руки полиции, но ради чести нашей профессии и красной ленточки в моей петлице он ограничивается тем, что изгоняет меня из своей клиники – он не желает меня больше видеть.

Клинический урок профессора Шарко с истеричкой, картина Андре Бруйе, 1887
Клинический урок профессора Шарко с истеричкой, картина Андре Бруйе, 1887

Я был точно громом поражен, язык у меня прилип к гортани, и я не мог выговорить ни слова. Но внезапно я понял смысл его гнусного обвинения, и мой страх пропал. Я гневно ответил, что не я, а он, Шарко и его приспешники погубили эту крестьянскую девушку, которая переступила порог его больницы здоровой и сильной, а выйдет из нее сумасшедшей…

– Довольно! – крикнул Шарко, а затем обернулся к директору клиники и сказал, чтобы тот проводил меня до привратницкой и передал сторожам его распоряжение больше никогда не впускать меня в больницу".

Мунте применял психоанализ еще до того, как он вошел в моду, был гипнотизером, и многое прочее

Михаил Талалай: Выставка все-таки более фотографическая, она называется "Сад Акселя Мунте". Там действительно есть некоторые растения, которые он выращивал на Капри, но, конечно, "сад" это в переносном смысле, это его интереснейшая жизнь, отношения с людьми. Кто приезжал к нему в гости? Д’Аннунцио, Оскар Уайльд, когда вышел из тюрьмы, приехал к нему в гости на Капри, Горький к нему заходил. Он фотографировал всех своих гостей, сохранял все визитные карточки и, кстати, фотографировал своих пациентов до врачевания и после, чтобы показать эффект его действительно необычного инструментария. Мунте применял психоанализ еще до того, как он вошел в моду, был гипнотизером, и многое прочее.

Но вернемся к утаенным эпизодам его жизни. Второй брак с англичанкой, в котором родилось двое детей, – об этом нет ни слова. Некоторые эпизоды, как, например, его мальчишник в Париже перед браком, который закончился скандалом и приходом парижской полиции на отвальную… Он его описывает, но рассказывает, что это произошло с его другом. Такой яркий сюжет он решил-таки донести до читателей, но перенес его на другого человека. И, конечно, он ничего не пишет о главной любви в его жизни – о его отношениях со шведской королевой.

Это был, вероятно, самый важный успех Акселя Мунте. В Париже он познакомился со шведским принцем Евгением, который ввел его в свою королевскую семью, и он сумел покорить Викторию, тогда та была кронпринцессой, но вскоре стала королевой. Она была немкой – из Баденского дома.

Аксель Мунте и королева Виктория (с двумя ее собаками), из интернет-журнала The Capri Times
Аксель Мунте и королева Виктория (с двумя ее собаками), из интернет-журнала The Capri Times

Они в течение почти тридцати лет не прерывали необычайно теплых, романтических отношений. Виктория жила месяцами на Капри, конечно же, не в его доме, но они ежедневно встречались, музицировали, переписывались, и до сих пор идут споры, каковы были их истинные отношения. В любом случае это была высокая степень интимности. Достаточно сказать, что Мунте в качестве подарка покупал королеве чулки. Врач, выскочка из простой шведской семьи, дарит чулки королеве!

Поразившая меня деталь, что, умирая, а они общались на английском, она сказала, обратившись к нему: "Come soon" ("Приходи быстрее") – таковы были слова на смертном одре шведской королевы к ее лейб-медику. В книге он скупо упомянул ее и, возможно, чтобы скрыть эту любовь, написал, что Виктория была чопорная немка и с ней был трудно общаться: ввел читателя, что называется, в заблуждение. Она хотела перевода его книги на шведский язык, он почему-то неохотно на это соглашался, но в итоге по ее настоянию шведский перевод состоялся. По договоренности между ними эта книга в шведском ее варианте была посвящена ей. Виктория не дождалась ее выхода из печати, но на публикации автор написал трогательное посвящение:

"Королеве, защитнице угнетенных животных, другу всех собак"

"Королеве, защитнице угнетенных животных, другу всех собак".

Это одна из симпатичных черт нашего героя – он до безумия любил собак и вообще всех животных. Когда он разбогател, это часто цитируемый факт, он купил целую гору на Капри, где было гнездилище перелетных птиц. Он же продвинул закон о запрете на отстрел птиц во время их перелетов, который принял Муссолини в 1932 году. Но более всего он любил собак. У него был любимый дог, с которым он был постоянно вместе, по имени Пак, и он подписывал свои статьи именем своей собаки – Пак Мунте.

Аксель Мунте в момент знакомства с Неаполем и Капри
Аксель Мунте в момент знакомства с Неаполем и Капри

Писал он много, писал репортажи, которые потом сами читатели, журналисты советовали ему организовать в книгу. Его первые книги вышли именно как сборники репортажей и обнаружили в нем этот недюжинный литературный талант, который он, конечно, проявил в заключительной, итоговой книге своей жизни – о Сан-Микеле.

Иван Толстой: Михаил Григорьевич, вы так тесно связали имя Акселя Мунте и остров Капри, еще теснее, чем связывается в русском создании имя Горького и Капри. Нельзя ли Акселя Мунте, этого легендарного доктора, называть гением места?

Михаил Талалай: Да, это выражение существовало всегда, но его нам вернул и подарил вновь Петр Вайль. Конечно, для Капри гений места – это Мунте. И интересно, что это не итальянец. Если во всех других городах и весях италийских Петр Вайль и все остальные избирают корифеев, гениев, художников и писателей итальянцев, то на Капри гением места не мог быть каприец, потому что Капри во временна Горького и Мунте это был дикий остров с дикими рыбаками и пастухами. Поэтому гением стал иностранец Мунте. До сих пор, кстати, остров не принадлежит итальянцам. Я помню, как один мой знакомый неаполитанец, показывая на горизонт, на горбатый Капри, мне говорил: "Микеле, этот остров нам не принадлежит уже, он принадлежит остальному миру". И так было уже сто лет тому назад.

Горький приехал на Капри ради русской революции, а Мунте приехал на Капри ради Капри

Горький, конечно, ни в коей мере не может считаться гением этого места, хотя он и любил остров, и с восхищением писал о нем, но Горький и его компания приехали на Капри ради русской революции, а Мунте приехал на Капри ради Капри: он еще молодым человеком попал на остров и так был им восхищен, его природой, всей его античностью, что ему это показалось уникальнейшим местом, где можно всё нужное совместить – и старину, и древних греков, и римлян, и великолепную природу. Он, кстати, активно пользовался этими инструментами, считая, что само место, сама природа умеет лечить, и Капри стал, по сути дела, его престижной лечебницей. Естественно, именно он должен считаться гением места острова Капри.

Вилла Сан-Микеле
Вилла Сан-Микеле

О Мунте, как о гении Капри, прекрасно и обстоятельно написал его компатриот Бенгт Янгфельдт, известный по дружбе с Бродским и по его работам по русистике и славистике. В 2003 году Янгфельдт выпустил книгу почти в 700 страниц, где он подробнейшим образом изучил день за днем, шаг за шагом Акселя Мунте. Назвал он книгу "Неприкаянная душа". И это точное название, потому что Аксель Мунте имел вот эту неприкаянную душу, а, говоря по-житейски, был просто неврастеником, и это видно по его собственной книге. Он бросался из одной крайности в другую, его экстремальные подвиги, как считает Янгфельдт, это просто были попытки самоубийства, и даже помощь больным холерой в Неаполе происходила в тот момент, когда он запутался в своих отношениях с любимыми женщинами, с женой и с одной пациенткой. Также восхождение с риском для жизни на альпийские высоты, это тоже, согласно Янгфельдту, были неким образом завуалированные попытки самоубийства.

Вместо каприйских бедняков, его пациентами становятся короли, венценосные особы

Но при этом он был и прагматик, и это поражает в его жизни. Он всегда имел некую точную цель, четко обрисованную финансово. Часто говорится, что он бескорыстно помогал каприйским беднякам. Это так. На первоначальном этапе своей итальянской жизни он действительно это делал. Но с них нечего было брать. Более того, это была некая стратегия – в итоге той безвозмездной помощи он получает орден от итальянского короля и, вместо каприйских бедняков, его пациентами становятся короли, венценосные особы.

Иван Толстой: Михаил Григорович, карьера, обрисованная вами, в общем, блестяща. И что, он обошелся в своей жизни без завистников, без недоброжелателей, без сплетен за своей спиной?

Михаил Талалай: Естественно, его многие обличали и находили на каждый его подвиг какую-то контрмеру. Помимо безвозмездного лечения бедняков широко известно, что свою виллу Сан-Микеле он подарил шведскому государству, и это сейчас шведский институт, весьма престижный. Но его недоброжелатели пишут, что он разбогател на шведском королевском доме и под конец жизни, когда ослеп, Швеция, точнее король, пригласил его и он жил гостем ни много, ни мало в королевском дворце – все последние годы жизни. Поэтому неудивительно, что в своем завещании он и отписал свое каприйское жилище шведскому государству. Он, конечно, мечтал вернуться на Капри, и рассказывают, что его шведские друзья, дабы облегчить ностальгию, купили ему "билет на Капри". Так как он уже был действительно слепой, они вручили ему кусок картона, и Мунте хранил, держал, ощупывал этот "билет на Капри" и чуть ли не с ним и умер.

Патио виллы Сан-Микеле
Патио виллы Сан-Микеле

Но что касается завистников, то помимо археологов, врачей и прочих у него находились недоброжелатели и в самых высоких сферах, в том числе и в шведском королевском доме. И, как ни странно, это наша соотечественница, Великая княжна Мария Павловна, которая вышла замуж за шведского принца Вильгельма. Она внучка Александра Второго, по материнской линии она праправнучка Николая Первого и, чтобы поместить ее в обширный Дом Романовых начала ХХ века, – она была родной сестрой Дмитрия Павловича, одного из убийц Распутина. С братом Дмитрием она была очень близка.

Юная Мария Павловна была выдана замуж за шведского принца, сына той самой королевы Виктории, с которой дружил Аксель Мунте, и, конечно, это был брак по расчету – молодые еще при помолвке вроде бы договорились не жить вместе, вести свою собственную жизнь. Тем не менее какое-то время они были вместе, родился даже сын, но все кончилось плохо, потому что шведская королевская семья решила нашу Марию Павловну, в тот момент она уже шведская принцесса, вручить под опеку Акселю Мунте. И отвезли ее на Капри. Она описала эту свою встречу со знаменитым шведским врачом, не называя полностью его имя. Воспоминания Марии Павловны вышли в 1931 году, когда Мунте еще был жив, поэтому она просто называет его "доктор М.".

Великая княжна Мария Павловна и шведский принц Вильгельм, 1908
Великая княжна Мария Павловна и шведский принц Вильгельм, 1908

Иван Толстой: Вот что писала в своих воспоминаниях Мария Павловна, великая княжна Российская, в замужестве принцесса Шведская. Воспоминания опубликованы в 1931 году на английском языке, недавно вышел их русский перевод.

"С доктором М. я не была прежде знакома, но много слышала о нем в Швеции. Будучи по рождению шведом, он редко приезжал в эту страну. Ему на Капри принадлежали две виллы, в одной из которых он жил уединенной жизнью и ежедневно навещал королеву Викторию. Он пришел к вечернему чаю на следующий после моего приезда день, и с той поры вошло в привычку, что мы потом час или более музицировали. Королева была превосходной пианисткой, она аккомпанировала, а мы с доктором пели.

У него была маленькая бородка, тронутая сединой, как и его волосы, он всегда носил синие очки

Доктор М. был мужчиной средних лет. У него была маленькая бородка, тронутая сединой, как и его волосы, он всегда носил синие очки. Он утверждал, что практически слеп, но когда я узнала его ближе, то замечала, что сильные линзы не могут скрыть его живой и острый взгляд. Он явно стремился завоевать мое доверие, что оказалось нетрудно сделать. Он приглашал меня на пешие прогулки и показывал красивые места острова, который страстно любил. Обладая проницательным умом, доктор М. глубоко знал человеческую натуру. Никогда в жизни со мной еще никто так не разговаривал. Ненавязчиво и деликатно доктор М. расспрашивал меня о моей жизни.

Я была с ним полностью откровенна. Я рассказала ему о детстве, полученном воспитании, о своем замужестве, огорчениях и разочарованиях, о своем одиночестве, сомнениях и переживаниях. Я поведала ему о своем стремлении найти цель в жизни, о проблемах со здоровьем, которые я считала следствием своего душевного состояния, о том, как я несчастна. Он слушал меня со вниманием, но проявил интерес лишь к моему здоровью. Он расспрашивал меня о том, чем я в детстве болела, о наследственности. Уж не знаю, к какому он тогда пришел заключению, но сказал он мне неожиданно и весьма категорично вот что: у меня явные симптомы почечной болезни, мне противопоказано жить в холодном климате. Холодная зима в Швеции, объявил доктор М., губительна для меня.

Участь моя была решена. Отныне каждую зиму – на Капри!

Участь моя была решена. Отныне каждую зиму — на Капри! Он внушил мне исключительно негативные представления, что вызывало у меня глубокую депрессию. За десять месяцев общения с ним мое душевное состояние стало хуже, чем до нашей встречи. Я не нашла понимания, не обрела покоя. Мне стало казаться, что он преднамеренно ведет себя со мной так, и я очень сожалела, что была с ним настолько доверчива. Поначалу он представлялся мне совсем иным, но в том и был его коварный умысел, на котором строились его дальнейшие планы.

Формально оставаясь замужем, я теперь была обречена по полгода жить вдали от дома якобы по состоянию здоровья, в разлуке с сыном и под наблюдением доктора М., лишавшего меня даже той малой степени свободы, какой я прежде располагала в Стокгольме, – ситуация не просто тягостная, но и абсурдная".

Михаил Талалай: Мария Павловна все-таки вырывается из когтей доктора М. Своей шведской королевской родне объявляет, что едет на Капри лечиться у доктора М. и жить на Капри по шесть месяцев в году. Но обманывает своих благоприобретенных родных и вместо того, чтобы ехать в Италию, едет в Париж, где встречается с братом, и в Швецию уже не возвращается. Спустя два года она разводится со шведским принцем и на этом ее шведская жизнь кончается и начинается жизнь эмигрантская. Мария Павловна в других местах своих воспоминаний описывает и гипнотизерские способности доктора М. Это действительно правда, он в своей книге тоже пишет, что использовал гипноз, в том числе и в таких тяжелых случаях, как тяжело и даже смертельно раненые солдаты времен Первой мировой войны – дабы облегчить их страдания, он их гипнотизировал. Применял доктор М. и эвтаназию.

Кстати, на Первую мировую войну Аксель Мунте хотел отправиться воевать добровольцем, даже попросил английский паспорт, так как Швеция в войне не участвовала. Ему отказали, и он пошел врачом. Но он был англофилом, у него была английская супруга, а его сын, с которым он не общался, как и со второй женой, стал английским шпионом. Об этом в свежем интервью откровенно говорит организатор выставки, внучка Акселя, живущая в Италии. Катриона спокойно рассказывает, что ее "отец, будучи английским шпионом…", и далее повествует о подвигах отца-шпиона в Италии. Но это уже совсем другая история. Тоже, может быть, легенда.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG