Журналист Андрей Левкин – о "России новой", "России традиционной" и власти

Андрей Левкин

Результаты президентских выборов имели не только конкретный политический результат, они предоставили обильную пищу для анализа состояния российского общества и отношения разных его групп к власти. Либерально настроенная, технологически современная, гуманитарно ориентированная более молодая часть горожан, жителей, прежде всего, Москвы и Петербурга, ставшая социальной базой протестного движения, разочарована это отчетливо видно в социальных сетях, ставших главной средой для выражения ее мнений. Власть, в свою очередь, политически и эстетически противопоставляет этому, как его называют "креативному классу", Россию провинциальную, пролетарскую, прежде всего. Наконец, огромный пласт технической интеллигенции – не говоря уже о врачах и учителях – так и не получил возможности для того, чтобы появиться в поле публичной политики.

Эксперты предупреждают об опасности изоляции власти от наиболее современной группы населения страны, так и о нарастании противоречий между "Россией новой" и "Россией традиционной". Об этом говорит главный редактор сайта "Полит.Ру" Андрей Левкин:

– Те, кто сидит в этом пространстве, работает с информационными технологиями. При этом начинается довольно странная путаница, потому что мы хотим, чтобы о нашем существовании знали, чтобы нас уважали, но это на самом деле тоже что-то придуманное, потому что об их существовании знать не могут, потому что сторона власти не обладает пониманием того, что делают эти люди.

– Более того, власть не проявляет никакого желания знать всех людей, которые живут в этой стране. Она использует какие-то группы населения для политической борьбы, для того, чтобы выиграть выборы, привести рабочих, апеллировать к крестьянам, – но, в сущности, никакого представления о том, кто такие рабочие с Урала или крестьяне из условной Тамбовской области, она не имеет. Так что в равной степени лозунг выборов "Вы нас даже не представляете" относится не только к тому, что называют московским креативным классом. Это, в общем, вся страна могла бы так сказать.

– Разные иллюзии у разных сторон. Почему-то одна сторона считает, что выборы действительно имеют отношение к подсчету голосов. По моим ощущениям власть решает другую задачу, для нее нет проблемы избежать фальсификаций, сделать их незаметными. Наоборот, им надо демонстрировать наличие фальсификаций, наличие административного ресурса. В сущности, все это означает, что данный кандидат контролирует ситуацию, он может построить всех, он может сделать так, чтобы административный ресурс на него работал по всей стране. Таким образом, он управляет этим аппаратом, – значит, он достоин. Как в эту схему встроить идею какого-то другого представительства, сейчас не видно.

– То есть это локальный российский вариант триумфа воли – воля должна быть продемонстрирована и умение эту волю воплощать наглядным образом.

– Это не воля, потому что воля требовала бы действительно массовых шествий, единообразного "ура". Это триумф контроля, триумф управления – все повсюду работает. Скажем, партия "Единая Россия" осуществляет функции административного передаточного аппарата, который всех строит. Почему они могут это сделать? Вероятно, потому, что нет альтернативного предложения. Но представьте себе, что какая-то группа лиц хочет изменить эту ситуацию в свою пользу. Вот появляются новые, вырастают – и что им с этим делать, работать на каждом местном самоуправлении? Наверное, да, по логике.

– Но тогда новая система вырастет лет через сто.

– Безусловно. Это лет десять назад все развлекались словами "политическая повестка", что-то еще… Но это не политическая повестка, это то, что написано в записной книжке у начальника, чтобы не забыть на завтра.

– В стране много заводов, много высших и средних учебных заведений, там преподают не только политологию, искусство управления и филологию, там преподают естественные науки – математику, физику, все, что угодно. Очень много специалистов, это действительно значительная часть общества – и не самая плохая, с оформленным гуманитарным интересом и, я бы рискнул сказать, с некоторым либеральным запросом.

– Проблема этой среды в том, что... сейчас эти люди не могут участвовать в будущем счастье, ведь то, что они могут сказать, – по сути, не очень оптимистично. А взять 60-е, какие угодно годы, откуда будет происходить прогресс. Те люди участвовали в будущем счастье.

– У них и ресурса для этого нет никакого, ни, грубо говоря, финансового, ни властного. Они фактически никто в этой стране, их мнение практически никогда не учитывается – ни при одном из решений за последние двадцать лет.

– Не могу сказать, чтобы уж совсем не учитывалось. Может быть, они экспертно где-то работают по профилю. Все-таки в отраслях чисто технических, чисто профессиональных, в общем, они что-то делают. Уже вопрос, как им вступить в публичную область. То есть это получается все равно несколько гуманитарный подход. В сущности, раньше их востребованность тоже была несколько преувеличенной и романтической: ну что может естествонаучник конкретно говорить о политике, – что-нибудь о мирном существовании, трактаты какие-то делать или говорить, что мы что-то уберем, и все будет хорошо…

– Все-таки значительная часть, как либеральной, так и не подцензурной советской литературы работала именно на эту группу населения. Сейчас нет такого ощущения?

– А что они могут предложить подрастающему поколению? Занимайтесь наукой – чтобы что?

– Сейчас ответ очень простой: занимайтесь наукой, чтобы получить нормальную профессию и как можно быстрее уехать.

– Видимо, это и происходит…