Большинство шуток в фильме «Борат» — на грани дозволенного, многие — пересекают эту грань, некоторые не дотягивают до пределов хорошего вкуса. Фильм оскорбляет, основываясь на этнических, религиозных, половых и иных признаках своих героев. Тем не менее, через четыре дня после выхода фильма «Борат» на американские экраны стало ясно, что его ждет большой коммерческий успех. Американцам явно интересен некорректный во всех отношениях главный персонаж фильма.

Попытаться объяснить этот феномен я попросил культуролога и философа Бориса Парамонова, посмотревшего эту картину из профессионального интереса: «На мой взгляд, успеху фильма способствовала многосторонность его сатиры, — считает Борис Парамонов. — Он высмеивает как человеческое варварство и нецивилизованность — в лице вот этого выдуманного Бората, так и одновременно многие привычные реалии американской жизни. Скажу так: фильм универсально политически некорректен, он нарушает все возможные табу. Смех, распирающий американцев в кинозале, — это прорыв напряжений, повсеместно чувствуемых в Америке, даже уже бессознательно. Представьте себе американские эквиваленты известных русских пейоративных штампов, вроде "чучмек" или "чурка", — услышать в Америке такое да еще воочию увидеть — это дает некую мгновенную разрядку напряжения, что и есть смех.

Но есть и сильные антиамериканские выпады: например, сцена телебеседы Бората с феминистками. Тут ведь не только Борат дураком предстает — как всегда, но и на феминисток некий свежий взгляд бросается. Я уже не говорю о сцене, на которой американцы даже не засмеялись, а замерли, а потом только робко захихикали. Борат покупает в оружейной лавке какое-нибудь оружие в защиту от евреев, а продавец как ни в чем не бывало предлагает ему пистолет девятого калибра. Или, скажем, сцена собрания евангелистов, на котором Бората обращают в христианство, чего он так и не понял. Или похабная откровенность Бората насчет сексуальных тем — она пародирует всеобщее американское помешательство на сексе».

— Но все-таки надо сказать, что далеко не все с легкостью воспринимают этот эпатаж.
— Если хотите, фильм и у меня вызвал отталкивание. Это фильм дурного вкуса, в нем чувствуется эстетика и этика — да, этика — четвертого канала британского телевидения, на котором и взошла звезда Саши Барона Коэна. Но я преодолел это отталкивание, усмотрев в этом жанре сильную эстетическую традицию, канонизированный временем художественный прием. Это идет от Вольтера и Монтескье: дать картину цивилизованной страны глазами дикаря. И еще одна традиция чувствуется, причем не такая уж давняя, — конечно, Швейк. Прием Швейка — провокационная придурковатость.
Так что традиция, можно сказать, и хороша. Но сам фильм, конечно, не очень высокой пробы. Юмор его груб и почти всегда безвкусен. Но, как известно, широкой публике много и не надо. Повторяю, на мой взгляд, успех фильма связан прежде всего с насмешкой над осточертевшими нормами политкорректности. Смех в зале — по существу, полузапретный смех.