Правозащитные организации критикуют владельцев знаменитого нью-йоркского небоскреба Empire State Building за то, что 1 октября – в день 60-летия Китайской народной республики – подсветка здания была выполнена в красных и желтых тонах – цветах национального флага КНР. Они указывают на многочисленные факты нарушений прав человека в Китае.
Символ Нью-Йорка на Пятой авеню меняет цвет много раз в году. В праздник Святого Патрика небоскреб становится зеленым, в день борьбы с жестоким обращением с животными – оранжевым, в день Земли подсветку и вовсе отключают на час, призывая к экономии природных ресурсов. Почему такое внимание к одному из пунктов этого пестрого перечня?
На первый взгляд, в основе отношений западного мира с Китаем – прагматизм. Китай стал "фабрикой мира", сборочным цехом по производству всего. Достаточно заглянуть в сувенирные магазины в прилегающем к Empire State Building квартале. Всюду статуи Свободы разных размеров и степени сходства с оригиналом, но с одинаковыми – вполне ожидаемыми – надписями "Made in China". Однако нью-йоркский небоскреб стал 1 октября красно-желтым не только поэтому.
Новый Китай воздействует прежде всего на чувства миллионов людей на земном шаре. Он романтически притягателен. Именно романтиков на Западе очаровал Мао Цзэдун в 1960-е годы, став символом нонкомформизма и вдохновив парижских студентов на борьбу с "обществом потребления". Перемены в Китае, превратившие страну в главного спонсора этого самого общества, воспринимаются многими на Западе все так же романтически. Устремленность в будущее молодой нации завораживает, а обаятельная улыбка героини пекинской Олимпиады Линь Мяокэ (даром что пела на открытии не она) вызывает слезы умиления. Китай стал для многих не только мировой кузницей, но еще и "фабрикой грез" - убедив их в неизбежности своего лидерства в будущем дивном, новом мире.
Фундамент этого будущего – те самые 60 лет КНР, в честь которых подсветили нью-йоркский небоскреб. Однако в зажженном над Нью-Йорком красном знамени можно увидеть не только футуристические панорамы китайских городов, но и улыбку Великого Кормчего, который, как пишет бывший губернатор Гонконга сэр Крис Паттен, дал китайскому обществу "ощущение общей цели и солидарности". Оправдание средств целью, некритическое восхищение молодостью и силой – не новы для истории Запада, как и трагедии, вызванные подобными искушениями. Быть может, мир действительно изменился и не следует с недоверием относиться к свету, идущему с востока? Но я вижу в красном китайском знамени, кроме праздничных огней фейерверков, ещё и потоки крови. Миллионов жертв "большого скачка" и культурной революции, тибетских монахов и крестьян, сотен погибших 20 лет назад на площади Тяньаньмэнь.
Этой крови так много, что я не могу её не видеть.
Символ Нью-Йорка на Пятой авеню меняет цвет много раз в году. В праздник Святого Патрика небоскреб становится зеленым, в день борьбы с жестоким обращением с животными – оранжевым, в день Земли подсветку и вовсе отключают на час, призывая к экономии природных ресурсов. Почему такое внимание к одному из пунктов этого пестрого перечня?
На первый взгляд, в основе отношений западного мира с Китаем – прагматизм. Китай стал "фабрикой мира", сборочным цехом по производству всего. Достаточно заглянуть в сувенирные магазины в прилегающем к Empire State Building квартале. Всюду статуи Свободы разных размеров и степени сходства с оригиналом, но с одинаковыми – вполне ожидаемыми – надписями "Made in China". Однако нью-йоркский небоскреб стал 1 октября красно-желтым не только поэтому.
Китай стал для многих не только мировой кузницей, но еще и "фабрикой грез"
Новый Китай воздействует прежде всего на чувства миллионов людей на земном шаре. Он романтически притягателен. Именно романтиков на Западе очаровал Мао Цзэдун в 1960-е годы, став символом нонкомформизма и вдохновив парижских студентов на борьбу с "обществом потребления". Перемены в Китае, превратившие страну в главного спонсора этого самого общества, воспринимаются многими на Западе все так же романтически. Устремленность в будущее молодой нации завораживает, а обаятельная улыбка героини пекинской Олимпиады Линь Мяокэ (даром что пела на открытии не она) вызывает слезы умиления. Китай стал для многих не только мировой кузницей, но еще и "фабрикой грез" - убедив их в неизбежности своего лидерства в будущем дивном, новом мире.
Фундамент этого будущего – те самые 60 лет КНР, в честь которых подсветили нью-йоркский небоскреб. Однако в зажженном над Нью-Йорком красном знамени можно увидеть не только футуристические панорамы китайских городов, но и улыбку Великого Кормчего, который, как пишет бывший губернатор Гонконга сэр Крис Паттен, дал китайскому обществу "ощущение общей цели и солидарности". Оправдание средств целью, некритическое восхищение молодостью и силой – не новы для истории Запада, как и трагедии, вызванные подобными искушениями. Быть может, мир действительно изменился и не следует с недоверием относиться к свету, идущему с востока? Но я вижу в красном китайском знамени, кроме праздничных огней фейерверков, ещё и потоки крови. Миллионов жертв "большого скачка" и культурной революции, тибетских монахов и крестьян, сотен погибших 20 лет назад на площади Тяньаньмэнь.
Этой крови так много, что я не могу её не видеть.
