Четыре года назад, в июле 2006-го, когда аэробус авиакомпании "Сибирь", летевший из Москвы, взорвался при посадке в Иркутске, погубив 124 человека, мне пришлось писать оттуда репортаж.
В репортажах с мест трагедии вообще мало радости, а у меня гибель этих людей совпала с личными обстоятельствами, так что слезы настигали меня в самых неожиданных местах. Как и о чем писать из Иркутска, я не знала. Играть на чувствах читателей, вытягивать из них сочувствие с помощью настоящего, непридуманного горя, казалось кощунством – и это только усиливало общее ощущение беспросветного ужаса, в котором я провела те три дня.
Ужас и горе ненадолго отступили, когда я прочитала в новостях, что стюардессе Виктории Зильберштейн, спасшей больше двадцати пассажиров того рейса, будет присвоено звание Человек года. Сообщил об этом главный раввин России. И полностью звание звучало так: "Человек года-5766". Таким был 2006-й по еврейскому календарю.
Я включила эту деталь в текст про трагедию, потому что она неожиданно поместила смерть в такую систему координат, в которой я могла существовать, не рыдая. В жизни есть смерть. Иногда она случается неожиданно. Иногда она неожиданно случается с близкими людьми. С этим почти невозможно смириться (я оставляю это "почти" для тех, кто понимает про жизнь и смерть больше меня). Но даже после этого в жизни все равно остается жизнь, в которой есть место смешному. Смех и ужас ходят рядом. Это банальная истина, которую я смогла осознать, только почувствовав, почти потрогав. С тех пор я стараюсь выучить несколько анекдотов посмешнее, отправляясь навестить кого-нибудь в больницу.
А в понедельник моя знакомая написала в своем ЖЖ о том, как после терактов в метро испуганно сжалась дворничиха-таджичка и как будут теперь сжиматься все люди кавказского (или восточного, неважно) вида, зная, что здесь они все под подозрением. Самое ужасное заключается в том, что мы не сможем их защитить, потому что сами не знаем, нуждаются ли они в нашей защите, или наоборот. Констатация очевидного, как это часто бывает с самой болезненной в нынешней России темой, привела к обычному в последние годы результату: к сотням оскорбительных комментариев и даже угрозам в адрес блогера и ее семьи.
Мне кажется, я представляю, что испытывала моя знакомая. И как такая мерзость усиливает страх и боль от того, что произошло в Москве. И точно знаю, какая из сочувственных реплик была ей дороже всего: смс-ка, присланная вчера ночью даже не приятелем, а просто знакомым: "Говорят, что есть возможность подраться с кем-нибудь в твоем подъезде? Если что – я в очереди!".
