50 лет назад, в 1960 году, в №6 научно-популярного журнала "Знание - Сила" был опубликован фантастический рассказ братьев Стругацких "Ночью на Марсе", описывающий будни землян, живущих на "красной планете". Читателям того номера, наверное, трудно было бы представить, что полвека спустя земляне не только не высадятся на Марс, но человечество даже не освоит Луну.
До сих пор нет ни межгалактических полетов, ни человекоподобных роботов, ни контактов с инопланетянами, ни окончательной победы над болезнями, ни мирового правительства, ни многого того, о чем писали фантасты. Если, скажем, обратиться к космосу, то мы видим: сейчас программа его пилотируемого освоения испытывает серьезные трудности финансового характера. В США, например, программы возвращения человека на Луну и достижения Марса отложены на долгие годы.
О том, были ли утрачены прежние надежды на то, что научные достижения принесут человечеству лучшее будущее; о том, была ли утрачена вера в науку; о судьбе популяризации в постсоветской России – главный редактор журнала "Знание – Сила" Игорь Вирко:
– Тираж "Науки и жизни" в 60-е годы – около 3 млн, если не больше; наш тираж в середине 60-х и даже 70-х доходил до 700 тыс. А сегодня тиражи всех научно-популярных журналов упали приблизительно в 100 раз за полтора-два года. Может ли интерес к науке пропасть за это время? Конечно, нет. Что произошло? Объяснение элементарное. Конечно, это экономические причины. Я помню, что я сам в 60-е годы выпускал дикое количество журналов; во время перестройки это уже было невозможно. Еще 3 года тому назад – да и сейчас – самый большой конкурс был в какие институты? В экономические.
– Есть, конечно, локально российские экономические трудности, которые изменили ситуацию. Люди потянулись совершенно в другую сторону, поскольку в советское время энергию направить в экономическое русло было невозможно. Но, на самом деле, я говорил о гораздо более широких вещах. В 1950-х – 1970-х годах по всему миру люди очень рассчитывали на технику, на то, что она приведет их к какому-то хорошему будущему. Все представляли себе, что благодаря стремительному техническому прогрессу жизнь улучшится. Об этом писала фантасты и на Западе, и в России. И сейчас в общем-то такая революция произошла. Конечно, нет прорыва в космос, нет человекоподобных роботов. Но компьютерная революция - это самая сильная революция, которая только может быть. Плюс огромные успехи в астрофизике... Тем не менее, воображение человечества не захвачено этими событиями. Почему исчезла вера в науку как средство достижения лучшей жизни?
– Исчез интерес к науке? Я вовсе в этом не уверен. Если вы говорите о России, это отдельный разговор. Но, повторяю, я вовсе не уверен в том, что интерес к науке в мире исчез. Что же касается неисполненных надежд, которые были возбуждены той же фантастикой, – простите, а кто сказал, что жить стало хуже? Продолжительность жизни – выросла. Производительность труда – выросла. Технический прогресс существует? Существует, от компьютеров до интернета... За последние годы в астрофизике произошло дикое количество событий. Я не говорю о темной материи и темной энергии, о коллайдере и о гамбургском лазере. У меня нет оснований утверждать, что интерес к науке исчез. То, что это отразилось на тиражах научно-популярных журналов, – опять же это, на мой взгляд, относится только к России. Я вовсе не уверен, что тиражи таких известных журналов, как "Nature", "Scientific American" уменьшился. Вовсе нет.
– Но сейчас, мне кажется, надежды человечества гораздо в меньшей степени связаны с научно-техническим прогрессом – несмотря на то, что компьютерная революция свершилась. Нет энтузиазма 60-х годов. Стивен Хокинг, например, постоянно говорит, что надо заниматься прогрессом, надо отправлять корабли к звездам – причем именно людей, чтобы человеческое воображение было захвачено этим. Он призывает возродить тот энтузиазм. В чем вы, главный редактор научно-популярного журнала, видите цель популяризации науки?
– Поскольку я все-таки считаю, что интерес к науке не исчез, то задача научной популяризации для меня по-прежнему остается прежней – рассказывать о науке. Вы хотите сказать, что в науке должно произойти нечто, не связанное буквально с технологией – то, что приведет к тому же энтузиазму, который был у нас в 60-е годы? Так это, на мой взгляд, и происходит сейчас. Разве у нас нет упования на стволовые клетки? Разве у нас нет упования на открытия, связанные с бозоном Хиггса? То же происходит в медицине, биологии, в генетике. Я не вижу ни упадка интереса к науке, ни отсутствие упования на что-то такое.
– Я снова призову в помощь Хокинга: он говорит, что философы не могут угнаться за развитием научных теорий, которые стали слишком сложны для всех, кроме специалистов. Но если физики откроют полную теорию Вселенной, то со временем ее основные принципы станут доступны пониманию каждого. И тогда все мы – философы, ученые и просто обычные люди – сможем принять участие в дискуссии о том, почему так произошло, что существуем мы, существует Вселенная. Если будет найден ответ на такой вопрос, это будет полным триумфом человеческого разума – ибо тогда нам станет понятен замысел Бога. Это ли является целью науки и популяризации науки?
– Вообще говоря – да. Будем считать, что наука – это часть общечеловеческой культуры. Поэтому все, что происходит в науке, естественно, отражается и в культуре. Здесь я с Хокингом полностью согласен.
До сих пор нет ни межгалактических полетов, ни человекоподобных роботов, ни контактов с инопланетянами, ни окончательной победы над болезнями, ни мирового правительства, ни многого того, о чем писали фантасты. Если, скажем, обратиться к космосу, то мы видим: сейчас программа его пилотируемого освоения испытывает серьезные трудности финансового характера. В США, например, программы возвращения человека на Луну и достижения Марса отложены на долгие годы.
О том, были ли утрачены прежние надежды на то, что научные достижения принесут человечеству лучшее будущее; о том, была ли утрачена вера в науку; о судьбе популяризации в постсоветской России – главный редактор журнала "Знание – Сила" Игорь Вирко:
– Тираж "Науки и жизни" в 60-е годы – около 3 млн, если не больше; наш тираж в середине 60-х и даже 70-х доходил до 700 тыс. А сегодня тиражи всех научно-популярных журналов упали приблизительно в 100 раз за полтора-два года. Может ли интерес к науке пропасть за это время? Конечно, нет. Что произошло? Объяснение элементарное. Конечно, это экономические причины. Я помню, что я сам в 60-е годы выпускал дикое количество журналов; во время перестройки это уже было невозможно. Еще 3 года тому назад – да и сейчас – самый большой конкурс был в какие институты? В экономические.
– Есть, конечно, локально российские экономические трудности, которые изменили ситуацию. Люди потянулись совершенно в другую сторону, поскольку в советское время энергию направить в экономическое русло было невозможно. Но, на самом деле, я говорил о гораздо более широких вещах. В 1950-х – 1970-х годах по всему миру люди очень рассчитывали на технику, на то, что она приведет их к какому-то хорошему будущему. Все представляли себе, что благодаря стремительному техническому прогрессу жизнь улучшится. Об этом писала фантасты и на Западе, и в России. И сейчас в общем-то такая революция произошла. Конечно, нет прорыва в космос, нет человекоподобных роботов. Но компьютерная революция - это самая сильная революция, которая только может быть. Плюс огромные успехи в астрофизике... Тем не менее, воображение человечества не захвачено этими событиями. Почему исчезла вера в науку как средство достижения лучшей жизни?
– Исчез интерес к науке? Я вовсе в этом не уверен. Если вы говорите о России, это отдельный разговор. Но, повторяю, я вовсе не уверен в том, что интерес к науке в мире исчез. Что же касается неисполненных надежд, которые были возбуждены той же фантастикой, – простите, а кто сказал, что жить стало хуже? Продолжительность жизни – выросла. Производительность труда – выросла. Технический прогресс существует? Существует, от компьютеров до интернета... За последние годы в астрофизике произошло дикое количество событий. Я не говорю о темной материи и темной энергии, о коллайдере и о гамбургском лазере. У меня нет оснований утверждать, что интерес к науке исчез. То, что это отразилось на тиражах научно-популярных журналов, – опять же это, на мой взгляд, относится только к России. Я вовсе не уверен, что тиражи таких известных журналов, как "Nature", "Scientific American" уменьшился. Вовсе нет.
– Но сейчас, мне кажется, надежды человечества гораздо в меньшей степени связаны с научно-техническим прогрессом – несмотря на то, что компьютерная революция свершилась. Нет энтузиазма 60-х годов. Стивен Хокинг, например, постоянно говорит, что надо заниматься прогрессом, надо отправлять корабли к звездам – причем именно людей, чтобы человеческое воображение было захвачено этим. Он призывает возродить тот энтузиазм. В чем вы, главный редактор научно-популярного журнала, видите цель популяризации науки?
– Поскольку я все-таки считаю, что интерес к науке не исчез, то задача научной популяризации для меня по-прежнему остается прежней – рассказывать о науке. Вы хотите сказать, что в науке должно произойти нечто, не связанное буквально с технологией – то, что приведет к тому же энтузиазму, который был у нас в 60-е годы? Так это, на мой взгляд, и происходит сейчас. Разве у нас нет упования на стволовые клетки? Разве у нас нет упования на открытия, связанные с бозоном Хиггса? То же происходит в медицине, биологии, в генетике. Я не вижу ни упадка интереса к науке, ни отсутствие упования на что-то такое.
– Я снова призову в помощь Хокинга: он говорит, что философы не могут угнаться за развитием научных теорий, которые стали слишком сложны для всех, кроме специалистов. Но если физики откроют полную теорию Вселенной, то со временем ее основные принципы станут доступны пониманию каждого. И тогда все мы – философы, ученые и просто обычные люди – сможем принять участие в дискуссии о том, почему так произошло, что существуем мы, существует Вселенная. Если будет найден ответ на такой вопрос, это будет полным триумфом человеческого разума – ибо тогда нам станет понятен замысел Бога. Это ли является целью науки и популяризации науки?
– Вообще говоря – да. Будем считать, что наука – это часть общечеловеческой культуры. Поэтому все, что происходит в науке, естественно, отражается и в культуре. Здесь я с Хокингом полностью согласен.
