Андрей Шароградский: Вчера вечером в московской больнице умер поэт, певец, художник Алексей Хвостенко. Ему было 64 года. Хвостенко был одной из самых легендарных фигур советского неофициального искусства и литературы. Однако и после эмиграции он продолжал присутствовать на родине своими стихами и песнями. В Париже Алексей Хвостенко создал целую артистическую коммуну. А после распада Советского Союза стал важным персонажем постсоветской российской культурной жизни. У микрофона мой коллега Кирилл Кобрин.
Кирилл Кобрин: Как сообщили родственники, Алексей Хвостенко умер в 61-й московской больнице, куда был госпитализирован с воспалением легких. Его похороны, предположительно, состоятся в субботу, где - пока неизвестно. 7 декабря в Москве в ЦДХ откроется его персональная выставка "Колесо времени", на которой будут представлены коллажи и скульптурные работы. 8 декабря там же должен был состояться музыкальный вечер Алексея Хвостенко.
Вот основные жизненные вехи этого разнопланового человека, которого можно назвать в пастернаковском смысле этого слова артистом. Алексей Ховстенко, которого близкие, друзья и многочисленные почитатели таланта звали запросто Хвост, родился 14 ноября 1940 года в Свердловске. Учился в Ленинграде в английской спецшколе, а потом в Высшей школе искусств и театральном институте. В 60-е он постепенно стал одним из лидеров ленинградского, а затем и московского неофициального искусства. Его стихи начали появляться в самиздате, его песни, в основном, написанные в соавторстве с Анри Волохонским, слушали и пели очень многие. Особенно прославилась песня "Город золотой", которую в 80-е годы исполнял и Борис Гребенщиков. В 1977 году Хвостенко эмигрировал в Париж, где совместно с писателем Владимиром Марамзиным издавал журнал "Эхо", а через некоторое время возглавил ассоциацию русских художников во Франции. В 90-е годы Хвостенко, помимо собственных музыкальных и художественных проектов, сотрудничал с известной петербургской группой "Аукцыон". До 2004 года Алексей Хвостенко не мог вернуться на родину, ему отказывали в российской визе. 21 января этого года указом президента России Владимира Путина после специального личного письма к нему Хвостенко получил российское гражданство.
С конца лета в петербургских и московских клубах прошла серия его выступлений. Планировался также посвященный Хвостенко большой концерт, в котором должны были принять участие нынешние герои нон-конформистской культуры.
Мы попросили сказать несколько слов в память об Алексее Хвостенко его друзей и соратников по советскому и постсоветскому литературному андеграунду. Владимир Эрль, поэт и филолог, знавший Хвостенко почти 40 лет.
Владимир Эрль: Как-то язык не поворачивается сказать, что он был. Все время в голове, как мне Леня Федоров позвонил, сказал об этом несчастье, у меня в голове как-то стала все время вертеться строчка Ввденского "Плачьте, плачьте, плачьте все". Я просто не знаю, что теперь будет.
В первую очередь, он, конечно, поэт, хотя он больше известен, чем поэт и писатель. Он больше известен как художник, а еще больше он известен как автор, исполнитель и музыкант. В последнее время он как-то очень активным был - концертов давал много, два альбома вышло на компакт-дисках. В первую очередь, он поэт. Вот для меня был всегда таким учителем в плане поэзии. Я не был конкретно его учеником, но я сам себя его учеником считаю.
Мы познакомились летом 1966 года. Постоянно общались, пока он не переехал в Москву в 1968 году. Потом он приезжал один-два раза из Москвы. Мы виделись, но мельком. В 1974 году я записал его песни на катушку. Потом он уехал за рубеж. Тогда с перепиской было плохо. Но постоянно сохраняли дружеские отношения. Когда он стал после всей этой советской бодяги приезжать, выступать с "Аукцыоном", тоже виделись все время.
Кирилл Кобрин: Обозреватель Радио Свобода Иван Толстой побеседовал об Алексее Хвостенко с его многолетним соавтором, поэтом, писателем, музыкантом, нашим бывшим коллегой Анри Волохонским.
Иван Толстой: Анри, просто хотел попросить вас сказать несколько слов о том, как начинался Хвостенко. Ведь, по-видимому, вы единственный человек, кто был тому свидетель?
Анри Волохоноский: Да. Я не уверен, что единственный, но я с ним знаком очень давно, с 1960 года. Меня Леня Энтин позвал в гастроном на Владимирской площади в Санкт-Петербурге, и там стоял Алеша Хвостенко в длинном пальто, как сейчас помню. Вот так он начинался.
Иван Толстой: Были ли у него песни, вертелись ли на языке уже тогда, или это была только поэзия, или это вообще было непонятно что? Понимал ли он, в каком направлении двигаться дальше?
Анри Волохоноский: Две или три песни были. Я помню с тех пор песню, которую он сейчас не поет, там что-то было про войну. "Снова трубит в свой рог война. Снова кругом она одна", что-то в этом духе. Кроме того, была песня, которую он сейчас любит петь, к сожалению, любил, - "Дружила Фрэнки с Джонни". Он сочинял, потом меня научил сочинять.
Иван Толстой: Анри, просматривалась ли в тогда его такая полифоничность и любовь к пластическим искусствам, литературе, к гитаре? Или он был тогда монохромным человеком?
Анри Волохоноский: Нет, никаким монохромным. Он был всегда совершенно универсальный человек. Может быть, драматургией мы чуть позже с ним занялись, но это опять-таки была его инициатива. Потом он один писал, но уже тогда он что-то рисовал, что-то составлял, какие-то штучки, вешал на стенки, ставил в угол.
Иван Толстой: В вашем тандеме у кого была какая роль?
Анри Волохоноский: Трудно сказать. Я обычно старался вторую роль играть, чтобы дать ему первому подать голос, а потом я уже слушал, что он делает и поддерживал плечом.
Татьяна Вольтская: Кинодраматург Евгений Прицкер общался с Алексеем Хвостенко 19 ноября, когда он приезжал в Питер на концерт. Говорили по телефону, хотели встретиться. Не успели.
Евгений Прицкер: Современника всегда оценивать трудно. Я любил песни Леши начала 60-х, когда мы с ним познакомились и когда мы бродили по разным садикам, скверикам небольшой компанией, кстати, в которой был и нынешний директор "Эрмитажа" Пиотровский. Пели вот эти песни. Когда я в 1990 году первый раз приехал за рубеж в Париж, и думал, как я буду искать Хвоста, на третий день я его просто встретил на улице. Обнялись и два месяца не расставались. Потом в 1991 году он приехал в Питер и жил у меня.
Татьяна Вольтская: Удивительная черта Хвостенко - его любили все.
Евгений Прицкер: Я знаю довольно много людей из наших эмигрантов в Париже, все они были разделены на 2, 3, 4 разных партии, ненавидели друг друга. Единственный человек, против кого ни у кого ничего не было, это Хвост, которого любили во всех лагерях. Он мог жить как бомж и как король. Это ему было абсолютно все равно. Он был внутренне самодостаточен. В Париже он меня позвал в какое-то арабское кафе, куда его позвали попеть. Мы с ним пели вместе. Нас за это кормили кус-кусом и поили водкой. Это было замечательно.
Татьяна Вольтская: Одна из книг Алексея Хвостенко "Колесо времени" была выпущена издательством "Феникс". Его директор Татьяна Претыкина сначала узнала песни Хвостенко, а потом его самого.
Татьяна Претыкина: Он приехал в самом конце 80-х в Россию после многолетнего отсутствия, он жил в Париже. Он жил у нас дома. Это было так странно, когда появился человек, песни которого составляли как бы главную канву нашей жизни. Потом нам приходилось встречаться в Париже, где у него был, так называемый, русский культурный центр. Это была старая еврейская типография, которую Алеша оформил всякими железными штучками, оставшимися от предыдущих владельцев. В ней был аромат эпохи. Там был Алеша. Они ставили спектакли. Это было такое живое русское место в Париже, в котором можно было почувствовать, что есть надежды на то, что ничего не кончится, как будто бы продолжалась бесконечная молодость.
Алеша совершенно не старел, хотя, наверное, внешне он менялся. Он делался все тоньше, прозрачней. Сегодня стало известно, что он улетел, но он успел вернуться в Россию. Его последний концерт в Питере собрал огромный зал. Поразительно было, что его песни пел весь зал, а там были люди разного возраста - были и сверстники Алеши, 60-летние люди, там был молодняк, который тоже знал все эти слова. Это было замечательно.
Мне удалось издать книжку. На обложке помещена его фотография молодого, похожего на Джона Леннона, в расстегнутой рубашке с розой в руке. А на четвертой сторонке обложки такой парижский клошар в ватнике, на фоне каких-то парижских помоек и руин. Но лицо и свет, исходящий от человека, сохранились. Без него станет немножко темнее в этом мире.
Кирилл Кобрин: Как сообщили родственники, Алексей Хвостенко умер в 61-й московской больнице, куда был госпитализирован с воспалением легких. Его похороны, предположительно, состоятся в субботу, где - пока неизвестно. 7 декабря в Москве в ЦДХ откроется его персональная выставка "Колесо времени", на которой будут представлены коллажи и скульптурные работы. 8 декабря там же должен был состояться музыкальный вечер Алексея Хвостенко.
Вот основные жизненные вехи этого разнопланового человека, которого можно назвать в пастернаковском смысле этого слова артистом. Алексей Ховстенко, которого близкие, друзья и многочисленные почитатели таланта звали запросто Хвост, родился 14 ноября 1940 года в Свердловске. Учился в Ленинграде в английской спецшколе, а потом в Высшей школе искусств и театральном институте. В 60-е он постепенно стал одним из лидеров ленинградского, а затем и московского неофициального искусства. Его стихи начали появляться в самиздате, его песни, в основном, написанные в соавторстве с Анри Волохонским, слушали и пели очень многие. Особенно прославилась песня "Город золотой", которую в 80-е годы исполнял и Борис Гребенщиков. В 1977 году Хвостенко эмигрировал в Париж, где совместно с писателем Владимиром Марамзиным издавал журнал "Эхо", а через некоторое время возглавил ассоциацию русских художников во Франции. В 90-е годы Хвостенко, помимо собственных музыкальных и художественных проектов, сотрудничал с известной петербургской группой "Аукцыон". До 2004 года Алексей Хвостенко не мог вернуться на родину, ему отказывали в российской визе. 21 января этого года указом президента России Владимира Путина после специального личного письма к нему Хвостенко получил российское гражданство.
С конца лета в петербургских и московских клубах прошла серия его выступлений. Планировался также посвященный Хвостенко большой концерт, в котором должны были принять участие нынешние герои нон-конформистской культуры.
Мы попросили сказать несколько слов в память об Алексее Хвостенко его друзей и соратников по советскому и постсоветскому литературному андеграунду. Владимир Эрль, поэт и филолог, знавший Хвостенко почти 40 лет.
Владимир Эрль: Как-то язык не поворачивается сказать, что он был. Все время в голове, как мне Леня Федоров позвонил, сказал об этом несчастье, у меня в голове как-то стала все время вертеться строчка Ввденского "Плачьте, плачьте, плачьте все". Я просто не знаю, что теперь будет.
В первую очередь, он, конечно, поэт, хотя он больше известен, чем поэт и писатель. Он больше известен как художник, а еще больше он известен как автор, исполнитель и музыкант. В последнее время он как-то очень активным был - концертов давал много, два альбома вышло на компакт-дисках. В первую очередь, он поэт. Вот для меня был всегда таким учителем в плане поэзии. Я не был конкретно его учеником, но я сам себя его учеником считаю.
Мы познакомились летом 1966 года. Постоянно общались, пока он не переехал в Москву в 1968 году. Потом он приезжал один-два раза из Москвы. Мы виделись, но мельком. В 1974 году я записал его песни на катушку. Потом он уехал за рубеж. Тогда с перепиской было плохо. Но постоянно сохраняли дружеские отношения. Когда он стал после всей этой советской бодяги приезжать, выступать с "Аукцыоном", тоже виделись все время.
Кирилл Кобрин: Обозреватель Радио Свобода Иван Толстой побеседовал об Алексее Хвостенко с его многолетним соавтором, поэтом, писателем, музыкантом, нашим бывшим коллегой Анри Волохонским.
Иван Толстой: Анри, просто хотел попросить вас сказать несколько слов о том, как начинался Хвостенко. Ведь, по-видимому, вы единственный человек, кто был тому свидетель?
Анри Волохоноский: Да. Я не уверен, что единственный, но я с ним знаком очень давно, с 1960 года. Меня Леня Энтин позвал в гастроном на Владимирской площади в Санкт-Петербурге, и там стоял Алеша Хвостенко в длинном пальто, как сейчас помню. Вот так он начинался.
Иван Толстой: Были ли у него песни, вертелись ли на языке уже тогда, или это была только поэзия, или это вообще было непонятно что? Понимал ли он, в каком направлении двигаться дальше?
Анри Волохоноский: Две или три песни были. Я помню с тех пор песню, которую он сейчас не поет, там что-то было про войну. "Снова трубит в свой рог война. Снова кругом она одна", что-то в этом духе. Кроме того, была песня, которую он сейчас любит петь, к сожалению, любил, - "Дружила Фрэнки с Джонни". Он сочинял, потом меня научил сочинять.
Иван Толстой: Анри, просматривалась ли в тогда его такая полифоничность и любовь к пластическим искусствам, литературе, к гитаре? Или он был тогда монохромным человеком?
Анри Волохоноский: Нет, никаким монохромным. Он был всегда совершенно универсальный человек. Может быть, драматургией мы чуть позже с ним занялись, но это опять-таки была его инициатива. Потом он один писал, но уже тогда он что-то рисовал, что-то составлял, какие-то штучки, вешал на стенки, ставил в угол.
Иван Толстой: В вашем тандеме у кого была какая роль?
Анри Волохоноский: Трудно сказать. Я обычно старался вторую роль играть, чтобы дать ему первому подать голос, а потом я уже слушал, что он делает и поддерживал плечом.
Татьяна Вольтская: Кинодраматург Евгений Прицкер общался с Алексеем Хвостенко 19 ноября, когда он приезжал в Питер на концерт. Говорили по телефону, хотели встретиться. Не успели.
Евгений Прицкер: Современника всегда оценивать трудно. Я любил песни Леши начала 60-х, когда мы с ним познакомились и когда мы бродили по разным садикам, скверикам небольшой компанией, кстати, в которой был и нынешний директор "Эрмитажа" Пиотровский. Пели вот эти песни. Когда я в 1990 году первый раз приехал за рубеж в Париж, и думал, как я буду искать Хвоста, на третий день я его просто встретил на улице. Обнялись и два месяца не расставались. Потом в 1991 году он приехал в Питер и жил у меня.
Татьяна Вольтская: Удивительная черта Хвостенко - его любили все.
Евгений Прицкер: Я знаю довольно много людей из наших эмигрантов в Париже, все они были разделены на 2, 3, 4 разных партии, ненавидели друг друга. Единственный человек, против кого ни у кого ничего не было, это Хвост, которого любили во всех лагерях. Он мог жить как бомж и как король. Это ему было абсолютно все равно. Он был внутренне самодостаточен. В Париже он меня позвал в какое-то арабское кафе, куда его позвали попеть. Мы с ним пели вместе. Нас за это кормили кус-кусом и поили водкой. Это было замечательно.
Татьяна Вольтская: Одна из книг Алексея Хвостенко "Колесо времени" была выпущена издательством "Феникс". Его директор Татьяна Претыкина сначала узнала песни Хвостенко, а потом его самого.
Татьяна Претыкина: Он приехал в самом конце 80-х в Россию после многолетнего отсутствия, он жил в Париже. Он жил у нас дома. Это было так странно, когда появился человек, песни которого составляли как бы главную канву нашей жизни. Потом нам приходилось встречаться в Париже, где у него был, так называемый, русский культурный центр. Это была старая еврейская типография, которую Алеша оформил всякими железными штучками, оставшимися от предыдущих владельцев. В ней был аромат эпохи. Там был Алеша. Они ставили спектакли. Это было такое живое русское место в Париже, в котором можно было почувствовать, что есть надежды на то, что ничего не кончится, как будто бы продолжалась бесконечная молодость.
Алеша совершенно не старел, хотя, наверное, внешне он менялся. Он делался все тоньше, прозрачней. Сегодня стало известно, что он улетел, но он успел вернуться в Россию. Его последний концерт в Питере собрал огромный зал. Поразительно было, что его песни пел весь зал, а там были люди разного возраста - были и сверстники Алеши, 60-летние люди, там был молодняк, который тоже знал все эти слова. Это было замечательно.
Мне удалось издать книжку. На обложке помещена его фотография молодого, похожего на Джона Леннона, в расстегнутой рубашке с розой в руке. А на четвертой сторонке обложки такой парижский клошар в ватнике, на фоне каких-то парижских помоек и руин. Но лицо и свет, исходящий от человека, сохранились. Без него станет немножко темнее в этом мире.
