Программу ведет Иван Толстой. Участвуют обозреватели Радио Свобода Владимир Бабурин и Михаил Соколов.
Иван Толстой: Мы поговорим о проходившей сегодня, 20 июня, в Кремле пресс-конференции президента России Владимира Путина. Тему откроет Владимир Бабурин:
Владимир Бабурин: Пресс-конференция вместо обещанного часа продолжалась почти 3, 2 часа 42 минуты, если быть совсем точным. Я уже достаточно давно не был на кремлевских мероприятиях. Если с предыдущим президентом мне пришлось поездить и по стране, и по миру, то Владимира Путина живьем я видел впервые, и знал по рассказам коллег, что все подобные мероприятия, будь-то президентское послание, или ежегодная пресс-конференция, всегда сопровождаются мерами безопасности, очень сильными, люди жаловались на толчею, оторванные пуговицы, грубость охраны... Ничего такого сегодня не было. Я был просто приятно поражен. На входе в Спасскую башню мне сказали, под каким номером записана моя фамилия, чтобы я сказал ее второй охране, уже на входе в Кремлевский дворец, номер я, естественно, немедленно забыл, о чем сказал вторым охранникам. Они сказали: "Ничего, ничего, мы сейчас вас найдем".
За два часа собирают журналистов, это тоже, видимо, мера безопасности. Пресс-конференция началась в 12, собрали нас в 10. Но это, на самом деле, дает возможность пообщаться, попить кофе в кремлевском буфете, и, вот что удивительно: пили мы кофе с моими коллегами из Чечни. Люди настроены весьма антимасхадовски и вполне лояльные кремлевской власти и Кадырову. Тем не менее, рассказывали они нам о "зачистках", о похищениях людей, о том, что компенсации, по всей видимости, будут выплачиваться за месяц до выборов, а когда дошло время до вопроса, я думаю, те, кто слышал, помнят, вопрос с трудом был сформулирован и задан, похоже, лишь затем, чтобы воздать хвалу партии "Единство", которая устанавливает мир в Чечне, примерно так звучал вопрос. Причем в чем заключался сам вопрос, я даже и не очень понял, а второй вопрос чеченского корреспондента был о том, кого Владимир Путин видит будущим президентом Чечни. Ни о "зачистках", ни о внесудебных арестах и казнях, ни о компенсациях вопрос задан не был.
Вообще региональные корреспонденты, которых, по-моему, было большинство, просто с таким немым обожанием смотрели на президента, и мне показалось, что восхищение было вполне искренним, как и приглашения посетить Бурятию, приехать на Байкал, приехать в Сочи, а началась пресс-конференция, кто видит, наверное, обратил внимание, просто "Что, где, когда" какое-то. "Я хочу вам передать привет от семьи Видяшкиных, у которых вы были на свадьбе в Томске"... И всегда задаешься таким вопросом: насколько подготовлена аудитория, публика, какое число вопросов, которые задают не журналисты, а читают то, что их просят спросить в президентской пресс-службе? Я думаю, таких вопросов было меньшинство, особенно во второй части, когда Путин почему-то отстранил от обязанностей своего пресс-секретаря господина Громова и стал сам выбирать журналистов, которые спрашивали. Тем не менее, ни одного сколько-нибудь острого вопроса не прозвучало, и, по-моему, и Громов, и Путин просто были уверены, что из этой аудитории никаких острых вопросов, которые могут президента поставить в неудобное положение, прозвучать не может. По-моему, нельзя таким вопросом считать вопрос: "За что вам стыдно", - на что последовал очень красивый ответ: "Мне стыдно за бедность населения".
Иван Толстой: Тем не менее, все-таки, если вы говорите, что вопросы были как бы легкими, удобными для отвечающего, тем не менее, можете все-таки припомнить два-три более серьезных вопроса, над которыми президент задумался, или счел их достойными обсуждения в подобной обстановке?
Владимир Бабурин: Если честно, я даже одного такого вопроса не могу себе сейчас навскидку припомнить. Все долго это тянулось, почти три часа, тяжело действительно слушать, и порой я ловил себя на мысли, что президент слова говорит правильные, склоняет, спрягает все без ошибок, за исключением, есть у него проблемы иногда с ударением, хотя, в общем, человек очень грамотный. А смысл сказанного как-то сразу не воспринимается. Вот что-то сказал, а что - я так сразу и не понял.
Иван Толстой: В нашей передаче принимает участие наш московский коллега Михаил Соколов:
Михаил Соколов: Я обратил внимание на одну очень забавную фразу, которая выдала такое вот внутреннее умонастроение Владимира Путина. Это когда речь пошла о его предках. Он сказал: "Какая была стабильность", - и поведал о том, что его предки жили веками в одной тверской деревне и ходили в одну церковь. Вот это слово "стабильность", которое не раз звучало во время этой пресс-конференции, это, на мой взгляд, ключевое слово такой жизненной философии российского президента. Он сам говорит: главное - политическая стабильность общества и государства. И отсюда нежелание каких-то резких движений Владимира Путина, и сугубая осторожность в обращении с политической сферой. Был такой очень комплиментарный вопрос - не хочет ли президент увеличить срок своего президентства. И давно уже разнообразные подпевалы, вроде спикера Совета Федерации Сергея Миронова, он, кстати, отметился и сегодня, твердят о том, что этот срок надо увеличить... Интересно, что сам Владимир Путин заявил, что было бы неплохо, если бы было 5 плюс 5, но, мол, это требует перемены Конституции, так что, делать сего не надо. Изменение Конституции - элемент дестабилизации, и потому он лично не желает. То же самое в разговоре о возможности в России парламентской республики. Мол, есть президентская, пусть будет так, как есть, тем более, что Россия - страна большая. В центре дискуссии было правительство, которое опиралось бы на парламентское большинство, и, как выясняется, Владимир Путин опять же не собирается серьезно отказываться и в будущем от действующей схемы.
Владимир Путин: Что касается того, что правительство должно опираться на парламентское большинство, то в этом большой новизны нет. В соответствии с Конституцией РФ, как вы знаете, глава правительства должен быть утвержден парламентом, Государственной Думой, а это невозможно сделать, если кандидат в премьеры не наберет соответствующего большинства. Это, во-первых. Во-вторых, мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы мы строили свою работу вместе с парламентом, чтобы основные параметры, принципы, цели, которые ставит перед собой государство, были общими, как у исполнительной, так и законодательной ветвей власти. Тогда мы будем свидетелями реального движения России вперед. Тогда у нас не повторится печальный период середины 90-х годов, когда только говорили о реформах и практически топтались на месте, не двигались ни на шаг вперед, это было самое плохое.
Михаил Соколов: Владимир Путин ощутимо жаждет какого-то бескризисного и в жизни невозможного неконкурентного состояния политической сферы, которое называется симфонией, но реально доступно только авторитарной власти. Подчеркивал он, кстати, важность для страны такого инструмента, как федеральные политические партии. К их деятельности он возвращался не раз, но, как видно, им отводится роль таких рычагов исполнения воли надпартийного президента, а не самостоятельной силы. Еще один любопытный момент: Путин противопоставил прежнюю систему непосредственного влияния на олигархов на политическую власть и нынешнюю, когда партии могут играть роль проводника неких идей, в том числе и крупного капитала. Вот первый вариант ему кажется неприемлемым, а второй все-таки более подходящим.
Владимир Путин: Что касается влияния крупного бизнеса на жизнь страны, то это влияние существенно, и, собственно говоря, трудно, наверное, себе представить другую ситуацию в стране с рыночной экономикой, где есть крупные компании. Я бы здесь ничего не демонизировал. Если посмотреть с оптимистической стороны на эту проблему, то крупные компании, которые работают в рамках действующего законодательства, они работают на благо страны, они развивают нашу экономику, они создают рабочие места, они в значительной степени развивают новейшие технологии. Там, как правило, мы имеем примеры очень хорошего менеджмента и высококлассного управления. В известной степени они могут служить примером для многих других секторов экономики, где они пока не так ярко представлены, но и в этом смысле они, конечно, влияют на экономическую и политическую жизнь страны. Если вы сейчас посмотрите на то, что происходит в Государственной Думе в ходе обсуждения бюджета и ряда законов, связанных с налоговой реформой, немного погрузитесь в реальную жизнь Государственной Думы, то увидите, что, допустим, крупные нефтяные компании сейчас активно сопротивляются налогу НДПИ - на полезные ископаемые, полагая, что правительство перекладывает на них слишком большую нагрузку. Я сейчас не буду вдаваться в детали, но в целом в таком диалоге между бизнесом и правительством должны быть найдены наиболее оптимальные решения для экономики, для социальной сферы, для всех секторов российской экономики, но это, конечно, не значит, что мы должны позволить отдельным представителям бизнеса влиять на политическую жизнь страны в своих групповых интересах. Для этого существуют демократические институты, такие, как парламент, такие, как суд, действующий в рамках Конституции, для этого существуют средства массовой информации. Я абсолютно убежден, что за последние годы вот эта пресловутая равноудаленнность представителей бизнеса от органов власти и управления в стране - она все-таки состоялась. И сегодня те, кто не согласен с этой позицией, знаете, как раньше говорили, иных уж нет, а те далече.
Михаил Соколов: Еще одно ключевое слово в путинской идеологии - это "модернизация", наряду со "стабильностью". Если взять всерьез ответ на вопрос, за что президенту стыдно, а он говорит - за бедность, то понятен такой нравственный императив президентства Путина - желание сделать граждан богаче. Ясно, что тогда президент уделяет большое внимание проблемам экономики. В таком случае действительно прав Борис Немцов, который справедливо предлагал главе государства и роль премьер-министра. Кстати, по ответам президента Путина вполне понятно, что Михаил Касьянов играет роль не самостоятельного премьера, а такого управляющего текущими делами правительства, и слова о еженедельной настройке кабинета, которые звучали, они, скажем, от лукавого. Судя по всем деталям, этой настройкой ежедневно Владимир Путин занимается, интересуется самыми мельчайшими деятелями, свободно ориентируется во всех экономических проблемах, говорит и о росте, и о конъюнктуре цен на энергоносители, и об увеличении инвестиций на 11 процентов, и о том, что потребительский импорт вырос на 16 процентов а инвестиционный - на 36, и призывает кабинет к активности, очень любопытно рассуждает о проблемах налогообложения. Здесь он твердо отстаивает либеральные экономические идеи, например, снижение налогов, снижение НДС на 2 процента, и, кстати, несмотря на лоббистские усилия Юрия Лужкова и некоторых глав регионов, Владимир Путин однозначно отстоял позицию, что будет отменен налог с продаж. Он признает что у регионов от этого падают доходы, будут определенные проблемы, но надо делать экономику более цивилизованной, а то в России, несмотря на реформы, на самом деле налоговая нагрузка увеличилась до 36 процентов, хотя кое что и снижалось. В общем, Владимир Путин в этой сфере абсолютно компетентен и вполне мог бы руководить правительством.
Столь же последовательно он защищает земельную реформу, хотя здесь был замечен определенный популизм, поскольку Владимир Путин обещал списать просроченные задолженности, пени и штрафы на 50-60 миллиардов рублей, то есть, добросовестный плательщик и лентяй будут в некотором смысле уравнены, то есть, вот эта корректировка и настрой есть, но есть такое ощущение, что она превращается в такой повседневный мелочный контроль, и важнейшие решения принимаются в Кремле и администрации президента. И такая, конечно, видна пиар-технология – отец всех побед в экономике - Владимир Путин, а виновник проблем, видимо, все-таки премьер министр. Хотя у Кремля есть серьезные проблемы и, судя по многим ответам Владимира Путина, ни в административной реформе, ни в федеративной, в общем, особых достижений нет. И, кстати говоря, региональные журналисты очень интересовались например столичностью, темой того, что появились столицы округов. Путин им объяснял ,что никаких особых столиц быть не должно, а они упорно возвращались к этой теме, что показывает фактическое положение вещей. То есть, все-таки, эта межрегиональная федеральная бюрократия сделала действительно такой промежуточный уровень власти, и с этим сделать уже ничего невозможно, приходится с этим жить. Такие наблюдения.
Иван Толстой: Владимир Бабурин, вам вопрос: подобная конференция президента государства с показом в прямом эфире, несомненно, большое политическое шоу, и многое здесь должно быть очень хорошо продумано. Как, с вашей точки зрения, было это политическое шоу организовано? Была ли видна какая-то организация разговора, или вопросы шли просто так, вперемешку?
Владимир Бабурин: Вопросы шли скорее вперемешку, хотя я уже говорил о том, что, естественно, какие-то вопросы, написанные в пресс-службе президента, естественно, были. Ни одна пресс-конференция без подобных вопросов не обходится. Все это напоминало спектакль, причем спектакль средней руки театра. Сходства добавляло, что когда Владимир Путин появился, раздались аплодисменты, не очень бурные. А закончить он решил, отвечая на вопрос, кто вы, Владимир Владимирович и с кем вы, Владимир Владимирович, и он с некоей патетикой сказал: "Я президент Российской Федерации, и я со своими избирателями". Немножко напыщенно, но, тем не менее, это действительно истинная правда. Правда, это прозвучало, как не очень удачный ход в не очень сильном спектакле.
Вполне возможно, что от президента ждали какого-то сигнала, послания, как бывает на подобного рода мероприятиях, тем более, что опыт показывает, что сказанное президентом как-то довольно быстро воплощается в жизнь. Если вы помните, сказал он, что надо заканчивать со шпиономанией, и тут же немедленно выпустили Григория Пасько и не изменили меру пресечения Валентину Данилову. В президентском послании он попенял на миграционную политику, и тут же в миграционной службе началось явное шевеление и явные сдвиги в лучшую сторону. Поэтому, я думаю, несколько неприятна, для журналистов, в первую очередь, была шутка президента, когда с несколько солдафонской прямотой он сказал, что он попросит Патрушева разобраться с этим корреспондентом, откуда он знает, о чем Путин разговаривает с контрразведчиками. Шутка, конечно, шутка, но опыт показывает, что люди в погонах иногда воспринимают сказанное вышестоящим руководством достаточно буквально. Стоит вспомнить, что в свое время Павел Грачев попросил разобраться с неудобным журналистом Димой Холодовым, и чем это закончилось для Димы.
Михаил Соколов: В общем, Владимир Путин свобод прессе, конечно, не пообещал, отвечая на соответствующий вопрос. Это первое наблюдение. Второе - похвалил СПС за активность в военной реформе – может, там будут сдвиги. И третье - на тему столичности, о столичных функциях, он привел пример Германии, где Центробанк во Франкфурте и Конституционный суд в Карлсруэ, и, по всей видимости, раз госпожа Матвиенко уже предъявила заявку Петербурга на судебную власть, теперь в Кремль, видимо, пойдут ходоки из Нижнего или Екатеринбурга, требуя передать им Центральный банк. Думаю, что какая-то реализация свежих идей президента на российской карте появится.
Иван Толстой: Мы поговорим о проходившей сегодня, 20 июня, в Кремле пресс-конференции президента России Владимира Путина. Тему откроет Владимир Бабурин:
Владимир Бабурин: Пресс-конференция вместо обещанного часа продолжалась почти 3, 2 часа 42 минуты, если быть совсем точным. Я уже достаточно давно не был на кремлевских мероприятиях. Если с предыдущим президентом мне пришлось поездить и по стране, и по миру, то Владимира Путина живьем я видел впервые, и знал по рассказам коллег, что все подобные мероприятия, будь-то президентское послание, или ежегодная пресс-конференция, всегда сопровождаются мерами безопасности, очень сильными, люди жаловались на толчею, оторванные пуговицы, грубость охраны... Ничего такого сегодня не было. Я был просто приятно поражен. На входе в Спасскую башню мне сказали, под каким номером записана моя фамилия, чтобы я сказал ее второй охране, уже на входе в Кремлевский дворец, номер я, естественно, немедленно забыл, о чем сказал вторым охранникам. Они сказали: "Ничего, ничего, мы сейчас вас найдем".
За два часа собирают журналистов, это тоже, видимо, мера безопасности. Пресс-конференция началась в 12, собрали нас в 10. Но это, на самом деле, дает возможность пообщаться, попить кофе в кремлевском буфете, и, вот что удивительно: пили мы кофе с моими коллегами из Чечни. Люди настроены весьма антимасхадовски и вполне лояльные кремлевской власти и Кадырову. Тем не менее, рассказывали они нам о "зачистках", о похищениях людей, о том, что компенсации, по всей видимости, будут выплачиваться за месяц до выборов, а когда дошло время до вопроса, я думаю, те, кто слышал, помнят, вопрос с трудом был сформулирован и задан, похоже, лишь затем, чтобы воздать хвалу партии "Единство", которая устанавливает мир в Чечне, примерно так звучал вопрос. Причем в чем заключался сам вопрос, я даже и не очень понял, а второй вопрос чеченского корреспондента был о том, кого Владимир Путин видит будущим президентом Чечни. Ни о "зачистках", ни о внесудебных арестах и казнях, ни о компенсациях вопрос задан не был.
Вообще региональные корреспонденты, которых, по-моему, было большинство, просто с таким немым обожанием смотрели на президента, и мне показалось, что восхищение было вполне искренним, как и приглашения посетить Бурятию, приехать на Байкал, приехать в Сочи, а началась пресс-конференция, кто видит, наверное, обратил внимание, просто "Что, где, когда" какое-то. "Я хочу вам передать привет от семьи Видяшкиных, у которых вы были на свадьбе в Томске"... И всегда задаешься таким вопросом: насколько подготовлена аудитория, публика, какое число вопросов, которые задают не журналисты, а читают то, что их просят спросить в президентской пресс-службе? Я думаю, таких вопросов было меньшинство, особенно во второй части, когда Путин почему-то отстранил от обязанностей своего пресс-секретаря господина Громова и стал сам выбирать журналистов, которые спрашивали. Тем не менее, ни одного сколько-нибудь острого вопроса не прозвучало, и, по-моему, и Громов, и Путин просто были уверены, что из этой аудитории никаких острых вопросов, которые могут президента поставить в неудобное положение, прозвучать не может. По-моему, нельзя таким вопросом считать вопрос: "За что вам стыдно", - на что последовал очень красивый ответ: "Мне стыдно за бедность населения".
Иван Толстой: Тем не менее, все-таки, если вы говорите, что вопросы были как бы легкими, удобными для отвечающего, тем не менее, можете все-таки припомнить два-три более серьезных вопроса, над которыми президент задумался, или счел их достойными обсуждения в подобной обстановке?
Владимир Бабурин: Если честно, я даже одного такого вопроса не могу себе сейчас навскидку припомнить. Все долго это тянулось, почти три часа, тяжело действительно слушать, и порой я ловил себя на мысли, что президент слова говорит правильные, склоняет, спрягает все без ошибок, за исключением, есть у него проблемы иногда с ударением, хотя, в общем, человек очень грамотный. А смысл сказанного как-то сразу не воспринимается. Вот что-то сказал, а что - я так сразу и не понял.
Иван Толстой: В нашей передаче принимает участие наш московский коллега Михаил Соколов:
Михаил Соколов: Я обратил внимание на одну очень забавную фразу, которая выдала такое вот внутреннее умонастроение Владимира Путина. Это когда речь пошла о его предках. Он сказал: "Какая была стабильность", - и поведал о том, что его предки жили веками в одной тверской деревне и ходили в одну церковь. Вот это слово "стабильность", которое не раз звучало во время этой пресс-конференции, это, на мой взгляд, ключевое слово такой жизненной философии российского президента. Он сам говорит: главное - политическая стабильность общества и государства. И отсюда нежелание каких-то резких движений Владимира Путина, и сугубая осторожность в обращении с политической сферой. Был такой очень комплиментарный вопрос - не хочет ли президент увеличить срок своего президентства. И давно уже разнообразные подпевалы, вроде спикера Совета Федерации Сергея Миронова, он, кстати, отметился и сегодня, твердят о том, что этот срок надо увеличить... Интересно, что сам Владимир Путин заявил, что было бы неплохо, если бы было 5 плюс 5, но, мол, это требует перемены Конституции, так что, делать сего не надо. Изменение Конституции - элемент дестабилизации, и потому он лично не желает. То же самое в разговоре о возможности в России парламентской республики. Мол, есть президентская, пусть будет так, как есть, тем более, что Россия - страна большая. В центре дискуссии было правительство, которое опиралось бы на парламентское большинство, и, как выясняется, Владимир Путин опять же не собирается серьезно отказываться и в будущем от действующей схемы.
Владимир Путин: Что касается того, что правительство должно опираться на парламентское большинство, то в этом большой новизны нет. В соответствии с Конституцией РФ, как вы знаете, глава правительства должен быть утвержден парламентом, Государственной Думой, а это невозможно сделать, если кандидат в премьеры не наберет соответствующего большинства. Это, во-первых. Во-вторых, мне бы, конечно, очень хотелось, чтобы мы строили свою работу вместе с парламентом, чтобы основные параметры, принципы, цели, которые ставит перед собой государство, были общими, как у исполнительной, так и законодательной ветвей власти. Тогда мы будем свидетелями реального движения России вперед. Тогда у нас не повторится печальный период середины 90-х годов, когда только говорили о реформах и практически топтались на месте, не двигались ни на шаг вперед, это было самое плохое.
Михаил Соколов: Владимир Путин ощутимо жаждет какого-то бескризисного и в жизни невозможного неконкурентного состояния политической сферы, которое называется симфонией, но реально доступно только авторитарной власти. Подчеркивал он, кстати, важность для страны такого инструмента, как федеральные политические партии. К их деятельности он возвращался не раз, но, как видно, им отводится роль таких рычагов исполнения воли надпартийного президента, а не самостоятельной силы. Еще один любопытный момент: Путин противопоставил прежнюю систему непосредственного влияния на олигархов на политическую власть и нынешнюю, когда партии могут играть роль проводника неких идей, в том числе и крупного капитала. Вот первый вариант ему кажется неприемлемым, а второй все-таки более подходящим.
Владимир Путин: Что касается влияния крупного бизнеса на жизнь страны, то это влияние существенно, и, собственно говоря, трудно, наверное, себе представить другую ситуацию в стране с рыночной экономикой, где есть крупные компании. Я бы здесь ничего не демонизировал. Если посмотреть с оптимистической стороны на эту проблему, то крупные компании, которые работают в рамках действующего законодательства, они работают на благо страны, они развивают нашу экономику, они создают рабочие места, они в значительной степени развивают новейшие технологии. Там, как правило, мы имеем примеры очень хорошего менеджмента и высококлассного управления. В известной степени они могут служить примером для многих других секторов экономики, где они пока не так ярко представлены, но и в этом смысле они, конечно, влияют на экономическую и политическую жизнь страны. Если вы сейчас посмотрите на то, что происходит в Государственной Думе в ходе обсуждения бюджета и ряда законов, связанных с налоговой реформой, немного погрузитесь в реальную жизнь Государственной Думы, то увидите, что, допустим, крупные нефтяные компании сейчас активно сопротивляются налогу НДПИ - на полезные ископаемые, полагая, что правительство перекладывает на них слишком большую нагрузку. Я сейчас не буду вдаваться в детали, но в целом в таком диалоге между бизнесом и правительством должны быть найдены наиболее оптимальные решения для экономики, для социальной сферы, для всех секторов российской экономики, но это, конечно, не значит, что мы должны позволить отдельным представителям бизнеса влиять на политическую жизнь страны в своих групповых интересах. Для этого существуют демократические институты, такие, как парламент, такие, как суд, действующий в рамках Конституции, для этого существуют средства массовой информации. Я абсолютно убежден, что за последние годы вот эта пресловутая равноудаленнность представителей бизнеса от органов власти и управления в стране - она все-таки состоялась. И сегодня те, кто не согласен с этой позицией, знаете, как раньше говорили, иных уж нет, а те далече.
Михаил Соколов: Еще одно ключевое слово в путинской идеологии - это "модернизация", наряду со "стабильностью". Если взять всерьез ответ на вопрос, за что президенту стыдно, а он говорит - за бедность, то понятен такой нравственный императив президентства Путина - желание сделать граждан богаче. Ясно, что тогда президент уделяет большое внимание проблемам экономики. В таком случае действительно прав Борис Немцов, который справедливо предлагал главе государства и роль премьер-министра. Кстати, по ответам президента Путина вполне понятно, что Михаил Касьянов играет роль не самостоятельного премьера, а такого управляющего текущими делами правительства, и слова о еженедельной настройке кабинета, которые звучали, они, скажем, от лукавого. Судя по всем деталям, этой настройкой ежедневно Владимир Путин занимается, интересуется самыми мельчайшими деятелями, свободно ориентируется во всех экономических проблемах, говорит и о росте, и о конъюнктуре цен на энергоносители, и об увеличении инвестиций на 11 процентов, и о том, что потребительский импорт вырос на 16 процентов а инвестиционный - на 36, и призывает кабинет к активности, очень любопытно рассуждает о проблемах налогообложения. Здесь он твердо отстаивает либеральные экономические идеи, например, снижение налогов, снижение НДС на 2 процента, и, кстати, несмотря на лоббистские усилия Юрия Лужкова и некоторых глав регионов, Владимир Путин однозначно отстоял позицию, что будет отменен налог с продаж. Он признает что у регионов от этого падают доходы, будут определенные проблемы, но надо делать экономику более цивилизованной, а то в России, несмотря на реформы, на самом деле налоговая нагрузка увеличилась до 36 процентов, хотя кое что и снижалось. В общем, Владимир Путин в этой сфере абсолютно компетентен и вполне мог бы руководить правительством.
Столь же последовательно он защищает земельную реформу, хотя здесь был замечен определенный популизм, поскольку Владимир Путин обещал списать просроченные задолженности, пени и штрафы на 50-60 миллиардов рублей, то есть, добросовестный плательщик и лентяй будут в некотором смысле уравнены, то есть, вот эта корректировка и настрой есть, но есть такое ощущение, что она превращается в такой повседневный мелочный контроль, и важнейшие решения принимаются в Кремле и администрации президента. И такая, конечно, видна пиар-технология – отец всех побед в экономике - Владимир Путин, а виновник проблем, видимо, все-таки премьер министр. Хотя у Кремля есть серьезные проблемы и, судя по многим ответам Владимира Путина, ни в административной реформе, ни в федеративной, в общем, особых достижений нет. И, кстати говоря, региональные журналисты очень интересовались например столичностью, темой того, что появились столицы округов. Путин им объяснял ,что никаких особых столиц быть не должно, а они упорно возвращались к этой теме, что показывает фактическое положение вещей. То есть, все-таки, эта межрегиональная федеральная бюрократия сделала действительно такой промежуточный уровень власти, и с этим сделать уже ничего невозможно, приходится с этим жить. Такие наблюдения.
Иван Толстой: Владимир Бабурин, вам вопрос: подобная конференция президента государства с показом в прямом эфире, несомненно, большое политическое шоу, и многое здесь должно быть очень хорошо продумано. Как, с вашей точки зрения, было это политическое шоу организовано? Была ли видна какая-то организация разговора, или вопросы шли просто так, вперемешку?
Владимир Бабурин: Вопросы шли скорее вперемешку, хотя я уже говорил о том, что, естественно, какие-то вопросы, написанные в пресс-службе президента, естественно, были. Ни одна пресс-конференция без подобных вопросов не обходится. Все это напоминало спектакль, причем спектакль средней руки театра. Сходства добавляло, что когда Владимир Путин появился, раздались аплодисменты, не очень бурные. А закончить он решил, отвечая на вопрос, кто вы, Владимир Владимирович и с кем вы, Владимир Владимирович, и он с некоей патетикой сказал: "Я президент Российской Федерации, и я со своими избирателями". Немножко напыщенно, но, тем не менее, это действительно истинная правда. Правда, это прозвучало, как не очень удачный ход в не очень сильном спектакле.
Вполне возможно, что от президента ждали какого-то сигнала, послания, как бывает на подобного рода мероприятиях, тем более, что опыт показывает, что сказанное президентом как-то довольно быстро воплощается в жизнь. Если вы помните, сказал он, что надо заканчивать со шпиономанией, и тут же немедленно выпустили Григория Пасько и не изменили меру пресечения Валентину Данилову. В президентском послании он попенял на миграционную политику, и тут же в миграционной службе началось явное шевеление и явные сдвиги в лучшую сторону. Поэтому, я думаю, несколько неприятна, для журналистов, в первую очередь, была шутка президента, когда с несколько солдафонской прямотой он сказал, что он попросит Патрушева разобраться с этим корреспондентом, откуда он знает, о чем Путин разговаривает с контрразведчиками. Шутка, конечно, шутка, но опыт показывает, что люди в погонах иногда воспринимают сказанное вышестоящим руководством достаточно буквально. Стоит вспомнить, что в свое время Павел Грачев попросил разобраться с неудобным журналистом Димой Холодовым, и чем это закончилось для Димы.
Михаил Соколов: В общем, Владимир Путин свобод прессе, конечно, не пообещал, отвечая на соответствующий вопрос. Это первое наблюдение. Второе - похвалил СПС за активность в военной реформе – может, там будут сдвиги. И третье - на тему столичности, о столичных функциях, он привел пример Германии, где Центробанк во Франкфурте и Конституционный суд в Карлсруэ, и, по всей видимости, раз госпожа Матвиенко уже предъявила заявку Петербурга на судебную власть, теперь в Кремль, видимо, пойдут ходоки из Нижнего или Екатеринбурга, требуя передать им Центральный банк. Думаю, что какая-то реализация свежих идей президента на российской карте появится.
