Ссылки для упрощенного доступа

Электронная публикация сталинских расстрельных списков


Программу ведет Андрей Шарый. С Никитой Охотиным, членом общества "Мемориал", и с руководителем Президентского архива Вячеславом Якушевым беседовал Александр Костинский.

Андрей Шарый:

Во вторник, 5 марта, в день годовщины смерти Сталина Архив президента России и международное общество "Мемориал" выпустили уникальный компакт-диск, на котором впервые полностью публикуются списки людей, расстрелянных и осужденных по личному приказу Сталина и других членов Политбюро ЦК КПСС. У микрофона мой коллега Александр Костинский:

Александр Костинский:

Я спросил у Вячеслава Якушева, руководителя Президентского архива, почему была выбрана именно электронная форма издания этих поразительных исторических документов?

Вячеслав Якушев:

Ну, попробуйте так реально подержать 11 томов, да? Ну, невозможно. Здесь это включается, пожалуйста, листаете любую справку, можете посмотреть, можете работать с ними, это гораздо прогрессивнее. Вы задавали вопрос -в Интернете появится или нет? А почему бы и нет, и сейчас тем более, ну те же самые дети, где сидят - в Интернете и с компьютером. С точки зрения даже изучения истории это гораздо эффективнее. Лучше один раз увидеть, чем 20 раз ты услышишь, прочитаешь и так далее. Здесь, представляете, учитель во время урока демонстрирует что-то ученикам. Это сразу западает в память. Даже если он не прочтет, он хоть воспримет то, что было на экране. Это гораздо быстрее и эффективнее доходит. Потом если есть возможность пообщаться с Интернетом, то, конечно, человек залезет туда и поищет нужную информацию, быстрое получение. Это фактически энциклопедические знания. Действительно, всего за год была сделана такая огромная работа. Издание такое - оно бы, наверное, лет 5-10 готовилось, если бумажное. Сначала была такая идея действительно издать эти списки. Но когда просто посмотрели, насколько этот период растянется - на три, на четыре, на пять лет, это при условиях, если финансирование еще будет соответствующее. Мы попробовали по-другому. А если с техникой. Вот 1 февраля было первое обращение. Год и один месяц. Вы только что видели презентацию диска, отсканировать - это гораздо проще. Да, программу надо написать, надо что-то сделать, но, во всяком случае, процесс сам по себе гораздо быстрее и эффективнее идет.

Александр Костинский:

О том, что содержалось в этих документах из особой папки Политбюро, говорит один из авторов проекта от общества "Мемориал" историк Никита Охотин:

Никита Охотин:

Уже с 1956-го года было известно, что Сталин и ряд других членов Политбюро не только планировали репрессии, не только были идеологами массовых репрессий, но и непосредственно решали судьбу - каких людей... О том, что этих списков было более 300, что туда входили десятки тысяч людей, сказал кратко в своем выступлении на ХХ съезде Никита Хрущев. Но с тех пор ничего, кроме этих сведений, обществу известно не было. И многие даже стали сомневаться, не было ли это хрущевской политикой, за которой ровным счетом ничего не стояло. Поклонники Сталина высказывали сомнения в том, что это вообще было. В процессе сотрудничества с Архивом президента по разным историческим проектам мы вышли на эти списки, и родилась идея опубликовать их в полном объеме.

Александр Костинский:

Почти все из 43 тысяч репрессированных человек тогдашней советской элиты были, как скажут позже, номенклатурой Политбюро, и только Политбюро могло решить их судьбу.

Никита Охотин:

Политбюро занималось этим постоянно, эти решения не вносились в протоколы заседаний Политбюро, это были действительно неофициальные решения, но, тем не менее, все эти "за", все эти резолюции имели силу окончательного приговора.

Александр Костинский:

Можно сказать, что это внесудебная расправа, или это очень сильно сказано?

Никита Охотин:

Нет, это сказано совершенно не сильно, это действительно внесудебная расправа. Приговор выносился без всякой видимости судебной процедуры. Судебную процедуру оформляли задним числом, отправляя списки в Военную коллегию Верховного суда, которая писала типовые приговоры. То есть, по сути, это была внесудебная прямая расправа, произвол, убийство фактически, только потом Ульрих - председатель Верховного суда - и ряд судей оформляли это в виде протоколов заседаний. На каждого человека в Верховном суде уделяли минуты три, не то, что они смели хоть как-то сомневаться в приговоре Инстанции, как это тогда называлось, приговоре Сталина.

Александр Костинский:

Меня поразило, что против одной из фамилий людей, которые уже идут на расстрел, эти люди обречены, нет, Сталин вычеркивает какую-то фамилию и пишет рядом: "Бить, бить, бить". Что, ненавидел так человека, что просто ему умереть, это слишком легко?..

Никита Охотин:

Нет, вы знаете, дело не в ненависти. Сталин был чрезвычайно хладнокровен. Дело совершенно в другом. В 30-е годы по всем документам и резолюциям Сталина видно, что он внимательнейшим образом вникает в мелочи следственного процесса, агентурной работы НКВД и так далее. Для него это главное направление интересов. Гораздо более главное, чем международные дела, по количеству документов, которые ложатся к нему на стол и получают какой-то отзыв в 30-е годы занимают первое место документы из НКВД, в 40-е и 50-е будет уже другая картина. То, что мы видим - "Бить, бить, бить", - это очень просто. Этот человек связан еще с рядом людей, он должен принести информацию, которая позволит раскрыть еще какой-нибудь "заговор", поможет арестовать еще десятки людей. Это хладнокровная борьба с врагами. Поэтому "бить" - это просто, "вы не могли из него ничего выжать, следственная недоработка, вы его уже даете на расстрел, а он еще полон информации, пожалуйста, примените физические меры воздействия, - как это тогда называлось, - и эту информацию добудьте". Это очень хладнокровная спокойная директива, совет, как надо действовать дальше. Весь большой террор и не только большой террор - это была действительно машина. Машина не взбесившаяся, не стихия, это была неплохо и хладнокровно продуманная иерархия, структура действий. Против кого, как, почему, каким образом эти люди должны кончать свою жизнь - это все было продумано. Большой террор не шел валом, не шел сплошной волной. Он был распределен, и по видам преступлений, и по социальным категориями, и по тем органам, которые вели следствие и осуждали этих людей. Он очень дифференцирован, только мы об этом раньше не знали. Когда писал Солженицын, все это казалось гораздо более стихийным, чем вырисовывается из документов. В этом смысле вот эти списки, документы высшего внесудебного органа, самого жестокого и самого безапелляционного, эти списки - вершина пирамиды из тех полутора миллионов арестованных, расстрелянных, посаженных во время 1937-го - 1938-го года. Если в среднем по стране расстреляли примерно 50 процентов осужденных, то здесь процент приговоренных к высшей мере наказания - 85. Листая этот источник, это касается, уже не компакт- диска, а именно документов, очень странное это производит впечатление. Впечатление того, что ты вторгаешься в самую сердцевину государственной террористической машины, и тех людей, которых через несколько дней или, может, месяцев уже не будет, тех, которые смотрят на это и решают, не очень-то взвешивая, конечно, с таким-то и сяким-то. Ты видишь эти пометки - "приветствую", или просто "за", или вдруг какую-то вычеркнутую фамилию и надпись сталинской рукой - "обождать". Ты видишь этот людоедский взгляд, который взвешивает ценность добычи, что делать с этими людьми. А ведь эти люди - это его соратники, люди, которые делали это государство, делали эту историю вместе с ним. Очевидность этих жерновов, не рассказ про них, а ты слышишь этот скрип, тяжелый звук вращающегося жернова, который уничтожает конкретных людей. Для меня вот эта сопричастность к этому ужасному механизму была серьезной и интеллектуальной, и эмоциональной встряской. Потому что когда читаешь про это в книгах, это одно, а другое дело, когда ты видишь, что кремлевский горец, на самом деле, действительно решал судьбу каждого. Он действительно из Кремля видел каждого.

XS
SM
MD
LG