Александр Генис: После падения Берлинской стены в эйфорические 90-е годы, Фрэнсис Фукуяма саркастически писал, что марксисты остались только в Пхеньяне и в Гарварде. Сейчас, однако, другая эпоха на дворе, о чем говорят проходящие чуть ли не во всех странах демонстрации протеста против финансовой политики западных стран. Мировая рецессия сдвинула маятник влево, и фигура Маркса вновь замаячила на идеологическом горизонте.
В этой ситуации понятен успех новой книги о Карле Марксе, которую только что выпустила Мэри Габриел. Этот 700-страничный фолиант уже успел попасть в финалисты самой престижной литературной премии Америки – ''Национальная книжная премия''. Другое дело, что это – необычная биография. Она называется ''Любовь и капитал'' и, в основном, посвящена частной, а если говорить честно, - половой жизни Карла Маркса и – заодно – Фридриха Энгельса.
Этот уклон уже успел вызвать острую критику, ибо книга изображает Маркса гедонистом, который обожал флирт, танцы и сплетни, составляю хорошую компанию Энгельсу, у которого, как пишет автор книги, ''вспыхивали его ярко-голубые глаза каждый раз, когда открывалась перспектива революционной ситуации, а еще лучше сексуального приключения''.
Критики жалуются, что Мэри Габриел увлеклась скандальными подробностями в ущерб серьезному анализу капиталистической экономики, но, мне почему-то кажется, что нашим слушателям, особенно, тем, кому пришлось изучать марксизм в школе и вузе, первое будет интереснее второго.
О новой биографии Карла Маркса мы беседуем с Борисом Парамоновым.
Борис Парамонов: Тут прежде всего важно то, что автор – женщина. Уже одно это позволяет предполагать, какого рода это будет книга. Она отвечает новой феминистской моде: берут крупную личность, знаменитого деятеля, и пишут о его жене, стараясь доказать, что без жены сам этот деятель не многого бы стоил. Мне пришлось прочитать две такие книги, имени авторш не помню. Одна о Норе Джойс, жене Джеймса Джойса, которая, как известно, в жизни не прочитала ни единой строчки, написанной ее мужем, но, тем не менее, послужила предметом волюминозного исследования. Конечно, в книге были интересные страницы, касающиеся их отношений и сексуальных причуд великого писателя, но осталось неясным, помогало ли ее присутствие написанию ''Улисса''. Вторая такая книга – о жене Томаса Манна Кате (эту я читал в русском переводе – не преминули перевести), причем не был взят самый интересный аспект их семейной жизни: именно то, что у Кати был брат-близнец, что и помогло гомосексуально ориентированному Томасу Манну управиться с требованиями гетеросексуального брака.
Александр Генис: Я читал обе книги, по первой даже фильм поставили, и не согласен с Вашей критикой. В обоих случаях женский глаз открывает что-то новое. Например, такой эпизод. Нора объяснила журналисту, что не читала про себя в последней главе ''Улисса'', потому что ее муж ничего не понимает в женщинах. Джойсу это, скорее, нравилось. Не зря они прожили вместе такую трудную жизнь. То же – и с Катей Манн. Я думаю, что ее еврейское происхождение повлияло на взгляды Манна и, в конечном счете, привело к явлению ''иудейской'' тетралогии об Иосифе. Но вернемся к Марксу, вернее – Марксам.
Борис Парамонов: Действительно, книга Мэри Габриел о Марксе – тоже в основном не о Карле, а о его жене Женни, в девичестве Вестфален. Автор так пишет о ее роли в жизни Маркса (я цитирую): ''Без женщин в жизни Маркса не было бы Карла Маркса, а без Маркса не было бы того мира, в котором мы ныне живем''. Спорное утверждение, но еще более спорным мне показалось другое: ''В 2008 году, когда я закончила сбор материалов и приступила к написанию текста, вера в несокрушимость капитализма начала колебаться, делая анализы Маркса более оправданными и убедительными''.
Александр Генис: По этому поводу рецензент книги, очень популярный сейчас биограф красных тиранов Саймон Монтефиоре, сделал такое замечание в своей рецензии на страницах ''Нью-Йорк Таймс Бук Ревю'': ''Чтобы говорить о нынешней актуальности Маркса, стоило ли вспоминать о его семейной жизни и его сексуальных переживаниях?''.
Борис Парамонов: Вот именно. Сюда следует добавить, что Саймон Монтефиоре – вообще очень знающий славист, автор серьезных книг о князе Потемкине и о Сталине. Вообще пользуюсь случаем, чтобы сказать об этом знаменитом семействе Монтефиоре. Это очень богатые итальянские евреи, которые уже в 18-м столетии перебрались в Англию, а один из Монтефиоре во времена королевы Виктории стал генералом Британской армии.
Александр Генис: В Нью-Йорке есть больница Монтефиоре, построенная на деньги этой семьи.
''Я ни о чем не жалею. Стоит мне закрыть глаза, как я вижу твою благословенную улыбку. О Карл! Я счастлива и полна радости. И опять и опять вспоминаю то, что случилось''.
Александр Генис: Но это многое говорит о самой Женни: всё-таки в патриархальную пору начала 19-го века добрачный секс требовал от девушки, тем более из родовитого семейства, большой смелости и подтверждает ее незаурядность.
Борис Парамонов: Конечно, но причем здесь Маркс именно как Маркс, которого мы знаем, автор ''Капитала'' и прочих знаменитых сочинений? Кстати сказать, мы еще в Советском Союзе многое знали о Женни Вестфален, конечно, без таких подробностей, как вышеприведенная. Секса в СССР, как известно, не было. Знали и о верной служанке (скорее домоправительнице) семейства Маркс Елене Демут – но не знали, что Маркс наградил и ее ребенком – сыном, названном Фредди, в честь Энгельса, который его усыновил.
Александр Генис: Не кокетничайте, Борис Михайлович, уже интересно.
Борис Парамонов: Конечно, интересно, но причем здесь капитал? Ведь это про любовь, и только.
Вот о любви действительно многое можно узнать из книги Мэри Габриел. О том же Энгельсе, который был, оказывается, неутомимым вивером и бонвиваном. Ну что ж, его обстоятельства позволяли ему вести ''рассеянную светскую жизнь'', как это называлось раньше. Он был богатый человек, и Маркса содержал, что опять же было нам давно известно. Вообще же поведение Энгельса, как пишет Саймон Монтефиоре, заставляет вспомнить о нынешнем герое скандальной хроники Доминике Строс-Кане. У Мэри Габриэл рассказывается об истории Энгельса с немецким последователем Маркса Мозесом Хессом, у которого он отбил любовницу. Хесс устроил скандал и утверждал даже, что Энгельс ее изнасиловал. На что тот ответил: ''Если этот осел будет настаивать на версии изнасилования, я приведу такие подробности, от которых ему не поздоровится''. И добавил загадочную фразу: ''Ярость, вызываемая у него мной, свидетельствует о невостребованной любви''.
Александр Генис: Давайте, Борис Михайлович, эту загадку не разгадывать – нам известно, как вы склонны толковать подобные обстоятельства.
Борис Парамонов: Со мной-то, психоаналитиком-любителем, всё ясно, но Энгельс ведь жил в дофрейдову эпоху.
Вот в отношении Энгельса действительно можно говорить в терминах и любви, и капитала. По его завещанию дочери Маркса получили 200 тысяч долларов (Энгельс умер в 1895 году, и тогда это были большие деньги). Но они не пошли им впрок. У Маркса было три дочери, и две умерли молодыми – Элеонора и Женни. Муж Элеоноры Эвелинг растерял ее долю наследства в биржевых спекуляциях, Женн Лонге умерла в 36 лет, а третья дочь Лаура, бывшая замужем за видным французским социалистом Полем Лафаргом вместе с ним покончила самоубийством. Помню, что об этом я прочитал в старой ''Малой советской энциклопедии'' конца двадцатых годов. Лафарг считал, что человек, достигший возраста семидесяти лет, ни на что больше не способен и жить ему дальше незачем. Вот он и покончил с собой, когда ему исполнилось семьдесят. А Лаура, хоть той было 68, сделала то же из солидарности с мужем. Был у них такой пакт заключен.
Александр Генис: Смело, но не умно. Вспомнить хотя бы Платона, дожившего до 80. Ну, в наше время такое тем более невозможно. Успехи медицины сделали возраст семидесяти лет вполне дееспособным. Рейган тут всем пример.
Борис Парамонов: Мне думается, что тут медицина была не так уж значима. То есть медицина в смысле врачебной науки, но медицина как мировоззрение повлияла. Этакий естественнонаучный нигилизм, вроде базаровского. Даже социальный дарвинизм скорее.
Александр Генис: Знаете, Борис Михайлович, мне этот случай напомнил другой, о котором написал Лев Лосев в предисловии к нашей с Вайлем книге ''Русская кухня в изгнании''. Он рассказал, что дед Ленина по матери доктор Бланк однажды решил показать окружающим на наглядном примере единство материального мира и велел приготовить ему мясное блюдо из собаки, которое в присутствии свидетелей и съел без каких-либо последствий для здоровья.
Борис Парамонов: Вот-вот: этот самый научный нигилизм, сводящий человека и культуру к естеству. Но это, конечно, выводит нас за рамки сюжета, представленного Мэри Габриел в ее книге ''Любовь и капитал''. Чтобы больше к ней не возвращаться, укажу только на одну ошибку. Она пишет, что этот самый незаконорожденный Фредди, сын Маркса и Елены Демут, которого взял на себя Энгельс, - единственный человек из потомков Маркса, который дожил до большевистской революции и Ленина. Это не так: был еще Шарль Лонге, сын Женни, который приезжал в СССР в начале пятидесятых годов. Помню эту деталь – в кинохронике его показывали.
Но это мелочь, впрочем как всё в книге Мэри Габриел. А ведь можно было бы найти интересную философему в теме ''капитал и любовь'' - марксизм и пол. Точнее - социализм и пол. И ведь интересно, что об этом говорится в Манифесте коммунистической партии, где отвергается так называемый буржуазный брак и семья. Отсюда и пошли устрашающие разговоры о национализации женщин при социализме. Как мы знаем, этого не было, хотя семья, что и говорить, в нынешние времена ослабла. И не социализм в этом виноват, скорее наоборот – в свободном мире наблюдается упадок семьи, рост числа разводов, внебрачных детей и всего такого. Тут причиной была сексуальная революция, вызванная не общественными сдвигами, а технологическим прогрессом. Сексуальная жизнь решительно отделилась от деторождения, благодаря пресловутой пилюле, которую в Америке пишут с большой буквы. Интересно, что технический прогресс отнюдь не способствовал ликвидации капитализма, а скорее его укрепил. Базис укрепил, а надстройку расшатал. Все эти взаимодействия оказались гораздо сложнее и тоньше, чем это представлялось Марксу, а тем более Ленину.
Вообще же тему пола и социализм можно увязывать, исторически такая связь наблюдалась, и пошла она от сен-симонизма, так называемого утопического социализма. В Манифесте слова о браке и семье сенсимонистского происхождения. Один из базовых аспектов сен-симонизма – требование эмансипации женщин и, соответственно, свободы любви. Реабилитация плоти, сказать шире. В России у Герцена это очень остро сказалось – как в писаниях его, так и в жизни. Правда, сам он был не на высоте теории и разрушения собственной семейной жизни пережил очень остро. Интересно, что свой конфликт с Гервегом он хотел вынести на суд демократической общественности – очень стильная деталь для характеристики тогдашних социалистов.
В этом смысле Маркс был куда как буржуазен: на Женни Вестфале он всё-таки женился. Да и Энгельс покрыл Марксов грешок, взяв на себя его внебрачного сына.
