Вышел новый роман Иэна Макьюэна, и начать разговор о нем мне хочется, припомнив одно событие из окололитературного быта. Чехов, написав рассказ «Попрыгунья», поссорился со многими своими друзьями, в том числе Левитаном; вернее, это они с ним поссорились, посчитав, что в рассказе слишком узнаваемо воспроизведена некая житейская ситуация. Поди докажи, что в литературе – истинной литературе, какова чеховская, – никаких фотографически точных копий жизни не бывает. Это так, но все-таки ходить в знакомых писателя – дело рискованное: того и гляди вставит в какое-нибудь сочинение. Иными словами, у писателя есть нечто общее со шпионом: он всегда готов использовать доверительную информацию.
Новый роман Макьюэна как раз об этом: о писателе как шпионе. Точнее – о родстве этих двух занятий. О превращении шпионажа в писательство, сказать еще лучше.
Роман называется «Сладкоежка» (или «Сластена» – Sweet Tooth), но это не характеристика его героя, а название некоей спецоперации, в которую вовлечена рассказчица этой истории по имени Сирина Фрам. Учась в Кембриджском университете, она завела роман с одним преподавателем, который еще со времен войны был связан с английскими спецслужбами (а действие романа разворачивается в конце 60-х – начале 70-х годов). Потом выясняется, что он, используя старые связи и имея доступ к некоей секретной информации, стал работать на русских, но это большого значения в строении романа не имеет, а мне кажется вообще лишней эта линия. Важно разве то, что он уговорил Сирину после окончания университета поступить на секретную службу – контрразведку МИ5. Сирине поручается участие в этой самой операции под кодовым названием «Сластена». Проект состоит в том, чтобы привлечь на сторону правого дела – то есть борьбы с коммунизмом – некоторых интеллектуалов, в том числе писателей. Для этого выделены фонды и найдены начальниками подходящие кандидатуры: в частности, среди перспективных молодых писателей, уже выступавших в печати с антикоммунистических позиций, – дело редкое среди западных интеллектуалов во времена холодной войны. Здесь роман Макьюэна опирается на реальные факты – история с журналом «Энкаунтер» и с Конгрессом за свободу культуры, финансирование которых западными спецслужбами было в свое время раскрыто и вызвало большой скандал – негодование всей левой культурной общественности (а таковая составляла да и сейчас, пожалуй, составляет большинство на Западе). Мы-то, естественно, на это негодовать никак не можем: известно, например, что переиздания русских романов Набокова и транспортировка этого драгоценного тамиздата в СССР осуществлялись в рамках подобного проекта. Сам Набоков об этом знал и, понятное дело, не возражал: у него-то, как и у нас, никаких иллюзий насчет коммунизма не было.
Сирине поручают разработку молодого писателя по имени Том Хэйли. Она должна от имени некоего культурного фонда предложить ему стипендию, чтобы он мог уйти с работы и полностью отдаться писательству. Никаких обязательств с его стороны не требуется, он может писать все, что захочет: зная прежние его публикации, тайные службы вполне уверены в правильной и нужной им позиции молодого автора. Надо ли говорить, что, увидев красивую девушку, да еще принесшую в клюве порядочную сумму, Хэйли соглашается; понятно, что молодые люди влюбляются друг в друга и заводят жгучий роман. Хэйли пишет не совсем то, на что надеялись, но роман напечатан, имеет хорошую прессу и даже получает престижную литературную премию. Детали нам не нужны, в сюжете важно то, что Сирина, действительно полюбившая Тома, тяготится своей ролью шпионки-наводчицы, хочет и боится признаться в этом Тому, ибо он в этом случае, как она уверена, непременно с ней порвет. В действительности он давно все знает. Дело в том, что Сирина довольно недвусмысленно завлекала на работе одного из своих начальников еще до того, как встретилась с Томом. Этот человек, как раз курирующий ее работу с Томом, и сам в нее влюбился, пойдя даже на разрыв помолвки со своей невестой. И вот он узнает, что у нее роман с Томом – Сирина сама ему об этом сказала. Это, конечно, чудовищное нарушение служебной инструкции, но и удар по самолюбию Макса (так зовут этого человека). В свою очередь он, нарушая все инструкции и самую сущность разведывательной работы, сообщает все Тому.
Том, понятно, потрясен, но вдруг он видит в этой коллизии возможность писательской ее разработки и тему для нового романа. Роман как бы сам собой пишется – каждая его встреча с Сириной, малейший поворот в их отношениях дают готовую главу романа. Том – буквально – бежит из постели к пишущей машинке и тут же записывает происходившее. Ему не след порывать с Сириной, это не она сейчас шпионит за ним, а он за ней. Но такая практика, и Том это с самого начала понял, не будет литературой, ибо литература никогда не должна быть копией жизни. И он придумывает такой ход: роман должен быть написан от лица Сирины. И это тот самый роман, который мы сейчас прочли, – Иэн Макьюэн, «Сластена».
Вот основное, хотя я многого еще не сказал о сюжетных поворотах романа, например, что травмированный Макс слил всю эту историю в прессу и скандал с Томом действительно разгорелся. Но это не так и важно, мы уже имеем достаточно материала, чтобы оценить художественное построение романа. Это, конечно, тонкое построение. Мы уже видели подобный трюк у Макьюэна в одном из прежних его романов – «Искупление»: игра с «действительным» событием и его романным преображением. Но я, читая «Сластену», думал главным образом о Набокове. Мне кажется, что роман построен по схеме «Подлинной жизни Себастьяна Найта». На эту мысль навела одна немаловажная деталь: герой «Сластены» тоже писатель, и в «Сластене» описываются его сочинения, как Набоков описывал книги Себастьяна. Подлинная жизнь писателя – книга, и только книга. А всякая биография и документальность, все житейские источники творчества – не более чем материал для творчества, для художественного преображения бытия. Как в чеховской «Попрыгунье» важны не Левитан с актером Ленским и художницей Кувшинниковой (два пейзажа которой висят в доме-музее Чехова»), а Оленька и Дымов.
Восхищаясь тонкостью приемов автора, я все же не до конца расположен к «Сластене». В романе есть недостаток, происходящий, собственно, из одного достоинства автора. Макьюэн умеет находить и в высшей степени умело подавать интересный материал. Материал у него не менее интересен, чем стиль (используя дихотомию Шкловского). Так, в «Искуплении» исключительно интересно, в мощной реалистической манере был дан Дюнкерк. Так и в «Сластене» крайне интересны страницы, описывающие повседневную работу британской контрразведки в ее лондонской штаб-квартире, да и вообще английскую жизнь начала 70-х годов. Материал и стиль не до конца синтезированы, реализм вылезает за рамки стилевой игры. «Себастьян Найт» у Набокова сделан лучше, его персонажи не жизненны, не реальны до конца, роман остается фантасмагорией на всем своем протяжении. Так и Макьюэну надо было подать МИ5 в смещенной манере, подпустить сюда Кафку в некотором роде.
Но не мое дело подавать советы автору. Мое дело читать и по возможности восхищаться. «Сластена» дает для этого повод.