"Неизбежность холодной войны стала очевидной, когда советские и американские войска встретились на Эльбе, – считает американский историк Майкл Доббс. – В апреле 1945 года появилась возможность увидеть, насколько противоположны политические и экономические системы двух стран, их идеология, и стало понятно, что военный союз против Германии был временным и вынужденным, и что в другой ситуации США и СССР были бы не союзниками, а противниками".
Последние месяцы Второй мировой войны, Ялтинскую конференцию и новый раздел Европы Майкл Доббс анализирует в книге Six Months in 1945. FDR, Stalin, Churchill, and Truman – from World War to Cold War («Шесть месяцев 1945 года. Рузвельт, Сталин, Черчилль и Трумэн: от Второй мировой войны к холодной войне»). В первых томах трилогии о холодной войне Доббс рассматривал Карибский кризис и распад СССР. Американские рецензенты дали книге «Шесть месяцев 1945 года» высокую оценку. Publishers Weekly обращает внимание на то, что руководители Соединенных Штатов и Советского Союза не понимали, как функционирует государственная машина их противников в холодной войне. Автор «Шести месяцев 1945 года» надеется, что книга будет переведена на русский.
Майкл Доббс
– Почему вы работали над трилогией не в хронологическом порядке: сначала вышла книга о распаде СССР, потом о Карибском кризисе и только недавно – о Второй мировой войне?
– Я не намеревался писать трилогию о холодной войне, когда брался за первую книгу. Я тогда работал корреспондентом газеты «Вашингтон Пост» в России, а до этого писал репортажи о Восточной Европе. На моих глазах распалась коммунистическая система, закончилась холодная война, и, вернувшись из Москвы в США, я написал книгу об этом. Позднее я решил сосредоточиться на Кубинском кризисе 1962 года. И я подумал: раз я написал о конце холодной войны, о ее самой критической точке, пора написать о ее начале. Так появилась трилогия.
– Джон Рид написал «Десять дней, которые потрясли мир», а вы описали шесть месяцев, которые потрясли мир...
– Я читал, конечно, Джона Рида много лет назад, и он вдохновил меня не политическими суждениями, разумеется, а описанием большевистской революции, и когда я взялся за книгу об исчезновении Большого Брата, о распаде СССР, я, пожалуй, кое-что заимствовал у подхода Рида к ключевому моменту истории, после которого все меняется. Такими ключевыми моментами, за описание которых я взялся, были конец коммунистической системы и кубинский ракетный кризис. Таким же ключевым моментом я считаю короткий период между Ялтинской конференцией в феврале 1945 года и атомной бомбардировкой Хиросимы в августе того же года. За эти шесть месяцев был перекинут мост от Второй мировой войны к холодной войне. Большинство историков считают, что холодная война началась позднее – в 1947-м, или даже в 1948 году, с захвата власти коммунистами в Чехословакии, но я думаю, что холодная война началась значительно раньше, в 1945-м. Она стала результатом случившегося за шесть месяцев в конце Второй мировой войны.
– Во многих российских источниках началом холодной войны считается 1946 год, в американских источниках чаще называют август 1945-го. А вы ведете отсчет с февраля 1945-го?
– Я полагаю, неизбежность холодной войны стала очевидной, когда советские и американские войска встретились на Эльбе в апреле 1945 года. Там появилась возможность увидеть, насколько противоположны политические и экономические системы двух стран, их идеология, и стало понятно, что военный союз против гитлеровской Германии был временным и вынужденным и что в другой ситуации США и СССР были бы не союзниками, а, наоборот, противниками. В начале 1946 года в своей фултонской речи премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль дал определение холодной войне, сказав, что на Европу опустился железный занавес. Но эту мысль он высказал еще в апреле 1945 года, в частной записке президенту Гарри Трумэну. Черчилль уже тогда понимал, чем все закончится, хотя мало кто тогда это осознавал, включая и лидеров некоторых стран.
– Что в процессе работы над книгой вы обнаружили нового?
– Меня особенно интересовало не столько то, что происходило на самом высоком уровне, в кабинетах, где сидели Сталин, Черчилль и Рузвельт, а затем Трумэн, сколько на уровне пониже, где историческое развитие бывает заметнее. Ведь политики часто запаздывают со своей реакцией на события. Именно это происходило на протяжении шести месяцев 1945 года, в период от Ялтинской конференции до Потсдамской. Мне было интересно, что произошло на нижнем уровне, в отношениях русских и американцев в Полтаве, где была американская авиабаза, в Польше, где США искали американских военнопленных, в Берлине, где находились и советские, и американские войска. Как шла перестройка в сознании людей, которые только вчера были союзниками, а сегодня стали противниками и даже врагами. Например, авиабаза в Полтаве была символом американо-советского сотрудничества во время войны, но уже весной 1945-го стороны практически вошли в прямую конфронтацию. Отношения между соседствующими американскими и советскими частями в Полтаве, в Румынии, в Польше, в Болгарии стали остро враждебными. Новое в моей книге – что я показываю и сравниваю отношения на высшем и на низшем уровне, где они часто были более озлобленными.
– Как вы думаете, почему Рузвельт отдал Восточную Европу Сталину?
– Я не могу сказать, что в Ялте Сталин всех обыграл. Вряд ли он тогда был готов к холодной войне с США. Он рассчитывал на затишье лет, скажем, на двадцать, чтобы за это время увеличить военную мощь Советского Союза, сильно ослабленную в результате Второй мировой войны. В Ялте Сталину не нужна была конфронтация с Западом. В то же время он хотел взять под свой контроль Восточную Европу, те страны, в которых уже находилась Красная армия. Рузвельт, возможно, допустил ряд тактических ошибок, но он не думал отступать от своих принципов, не думал отдавать Сталину Восточную Европу. Просто реальность была такова, что Красная армия стояла в этих странах. Я думаю, что советизация Восточной Европы стала результатом перевеса советских вооруженных сил на этой территории, и слишком больших потерь, слишком большого истощения Запада во время Второй мировой войны. Красная армия уничтожила в два раза больше немцев, чем американская и британская армии, вместе взятые. Черчилль признавал, что именно Красная армия сломала хребет германской армии, и очень дорогой ценой. Компенсацией должна была стать советизация Восточной Европы. Я не думаю, что Сталин хотел немедленно установить в странах Восточной Европы режимы, полностью копирующие советскую систему. Он больше стремился к установлению надежного политического контроля с опорой на местных коммунистов и их союзников.
