Программу ведет Дмитрий Казнин. Принимают участие председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников Игорь Курдин и корреспондент Радио Свобода в Санкт-Петербурге Александр Дядин.

Дмитрий Казнин: 12 августа исполняется шесть лет с момента трагедии атомной подводной лодки "Курск", на борту которой в Баренцевом море погибли 118 человек: члены экипажа, специалисты. Что изменилось за последнее время в деле о гибели "Курска"? Это выяснял петербургский корреспондент Радио Свобода Александр Дядин.

Александр Дядин: Следствие завершено, уголовное дело закрыто. Кого-то даже наказали. Но родственники погибших, многие военные моряки до сих пор пытаются разобраться, что же произошло на самом деле, из-за чего это произошло, и главное: почему не удалось спасти тех, кто оставался в живых после катастрофы.

Снова и снова звучат требования вернуться к материалам следствия, назвать истинные причины трагедии, наказать виновных. Но, по мнению адвоката Бориса Кузнецова, представляющего интересы родственников погибших на "Курске" моряков, перспектив практически нет.

Борис Кузнецов: Здесь, в российских судах, ничего произойти не может, потому что по "Курску" принималось политическое решение. В России ожидать что-либо от властей, от судов невозможно, потому что и власти, и суды прячут настоящих виновников гибели "Курска".

Александр Дядин: Борис Кузнецов считает, что дело "Курска" было изначально, что называется, "глухим". Поскольку власти всячески старались спасти имидж военно-морского руководства, на следствие, на российский суд оказывалось огромное давление со стороны военной прокуратуры.

Борис Кузнецов: Бывший главный военный прокурор Савенков буквально вмешивался в судебные процессы. По всем делам, которые шли параллельно с основным делом "Курска", принимали участие военные прокуроры, и даже сейчас, когда рассматривается... ко мне иск был предъявлен Калкутиным, это главный судебно-медицинский эксперт Министерства обороны, дело рассматривается в Санкт-Петербурге, и там сидит представитель Главной военной прокуратуры. То есть они держат это дело на очень жестком контроле.

Александр Дядин: Многие люди винят в происшедшей шесть лет назад трагедии руководство ВМФ. По мнению Бориса Кузнецова именно адмиралы должны нести ответственность за случившееся.

Борис Кузнецов: Есть такой адмирал Попов, который сейчас заседает в Совете Федерации. Он когда-то сказал: я хочу посмотреть в лицо тому человеку, который виноват в гибели "Курска". Я бы рекомендовал ему в зеркало посмотреть, потому что вина в первую очередь командования ВМФ России и командования Северного флота.

Дмитрий Казнин: Сегодня у нас в гостях Игорь Курдин, капитан первого ранга, председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников. Завтра исполняется шесть лет со дня гибели "Курска". Уже прошло время. Что-то изменилось с тех пор в отмечании этой годовщины? Как отмечают ее семьи погибших? Что будет происходить в Петербурге, какие мероприятия?

Игорь Курдин: Завтра не круглая дата, завтра шесть лет, но я обратил внимание, просто такое совпадение, что завтра суббота, так же, как и было шесть лет назад, когда все это произошло. Готовясь к завтрашней печальной годовщине, мы вчера побывали на Серафимовском кладбище, где, как известно, у нас самое большое захоронение членов экипажа, 32 человека похоронены здесь, в Петербурге. И мемориал в хорошем состоянии, но уже по внешнему виду некоторых могил можно заметить, кто навещает эти могилы, а кто уже стал, наверное, немножко и забывать. Дело в том, что в мемориале изначально была такая небольшая как бы недоделка, не довели до ума по проекту. Около каждой могилы должна быть такая угловая оградка. И вот на двух третях могил они есть, а на одной трети их нет, и эти могилы неухоженные, мягко говоря, потому что даже у родственников, видимо, уже и боль прошла, и стали они потихоньку забывать. Я не осуждаю. Многие из вдов создали уже новые семьи, начали рожать детей. Это нормально, это естественный жизненный процесс. Но вот такое несколько потребительское отношение, исходя из лозунга "нам все должны"... Благотворительность, как известно, порождает иждивенцев, что и за могилой должны ухаживать... В клубе подводников изначально были аккумулированы средства, которые люди направляли с пометкой "на увековечение памяти". Это всего-навсего была такая не очень большая сумма - 150 тысяч рублей. И мы в течение двух лет обслуживали мемориал. Но, наконец, эти деньги закончились, и Фонд "Курска" (который был нами создан, потом он от нас отделился) это дело проигнорировал, считая, что все должны наводить порядок. Еще раз говорю, может быть, это звучит осуждающе, на самом деле это не так. Поэтому завтра, 12 августа в 12 часов, как и положено и по православным обычаям, в Николо-Богоявленском морском соборе, как мы считаем, главном морском соборе России, соберутся родные, близкие, все, кто захочет, друзья-подводники, все туда придут, и будет отслужена настоятелем собора протоиреем отцом Богданом панихида по воинам, в море погибшим. Дальше мы все поедем на кладбище, где состоится возложение венков, и протоирей Алексей Крылов отслужит уже заупокойную литию прямо на этом мемориале. Как я вчера узнал от командования Ленинградской военно-морской базы, мероприятия воинского ритуала - рота почетного караула, оркестр, - по просьбе родственников, отменены.

Дмитрий Казнин: То есть церемония будет более скромной, чем обычно?

Игорь Курдин: Да. Мне трудно, наверное, как и многим из вас, понять, почему именно синдром "Курска"... Шесть лет - у нас за это время были и гибель других лодок, и много других трагических событий, и они уже как-то из памяти выветрились, а "Курск" помнят все. Вот Борис Абрамович Кузнецов, который говорил передо мной, этот тот адвокат, которого мы нашли, которого попросили, он взялся за это дело, и он с удивлением отметил, что когда его жалобу в Страсбургский суд приняли, она оказалась там далеко не первоочередным делом. И он считает, что где-то года два-три, минимум, пройдет до того, когда ее примут к рассмотрению.

Дмитрий Казнин: По поводу мемориала. Вы говорите, что были использованы деньги благотворительные по большому счету. Государство или флот как-то помогают семьям? Что происходит в этом направлении? Может быть, государство должно давать какую-то небольшую сумму?

Игорь Курдин: Это общая проблема. Дело в том, что, конечно, члены семей погибших на "Курске" получили беспрецедентную компенсацию, я не знаю больше ни одного такого случая, когда семьи погибших военнослужащих такое получали. Но они получили вот эти все выплаты из благотворительных фондов, в том числе из нашего, и был, как считается, по указанию президента создан благотворительный фонд поддержки семей погибших военнослужащих, он и сейчас существует в Москве; и тогда компенсация каждой семье составляла 720 тысяч рублей, что по тем временам порядка 25 тысяч долларов. А от государства они получили, пожалуй, только квартиру. Но это все было, естественно, под контролем государства. В дальнейшем им были назначены пенсии по случаю потери кормильцев, которые сейчас индексируются. В Петербурге принят специальный закон для семей погибших военнослужащих не только "Курска", специальная доплата выделяется, и этот закон, слава Богу, уже заработал. Сказать, что семьи "Курска" что-то недополучают, нет... А вот с мемориалом дело обстоит так, как у нас во всем городе. Единственный мемориал в городе Санкт-Петербурге - Пискаревское мемориальное кладбище - финансируется в достаточной степени, из городского бюджета - это точно. Все остальные мемориалы - выделяется 30 копеек на квадратный метр, то есть на эти деньги... И если у афганцев есть мемориал, значит, они им занимаются. У нас есть "Курск", значит, мы им занимаемся. То есть это проблема в масштабах города.

Дмитрий Казнин: Для многих родственников погибших важнейшим вопросом долгое время был вопрос, кто же все-таки виноват в том, что случилось. Многие в какой-то момент смирились с решением суда и с ходом следствия, многие не смирились и пытались добиться правды. Сейчас как обстоит дело, после того, как дело уже закрыто и решение принято, по крайней мере, на официальном уровне? Группа какая-то людей продолжала еще какое-то время попытку бороться. Сейчас, когда дело в Страсбургском суде и могут пройти годы, прежде чем что-то случится, что происходит в этом отношении?

Игорь Курдин: Дело в том, что, когда мы пригласили адвоката Бориса Абрамовича Кузнецова, я считаю, это был очень удачный выбор и грамотное, с моей точки зрения, как бывшего командира лодки, решение перевести всю эту борьбу на правовое поле через суды, все, как положено. Мы не устраивали ни одного пикета, никаких забастовок, ни лежачих, ни ходячих. Мы действовали так, как у нас в демократическом обществе должно быть. Мы прошли все судебные инстанции. После того, как здесь закончили, мы перешли в Страсбургский суд.

Дмитрий Казнин: В репортаже прозвучала фраза, что это решение суда было политическим. Ее сказал адвокат Борис Кузнецов. Что это значит – политическое решение?

Игорь Курдин: Знаете, это мнение Бориса Абрамовича, я с ним не совсем согласен, я считаю, что… и Борис Абрамович сам часто так говорит, что следствие, следователи, те, кто привлекался в качестве экспертов, они выполнили свою работу честно, добросовестно и профессионально. Другое дело, когда читаешь материалы дела, все становится… Да-да, так – и вдруг вывод, который не соответствует тому, что ты читал перед этим.

Дмитрий Казнин: Все-таки еще раз я вернусь к вопросу о политическом решении. Те семьи, интересы которых защищал адвокат Борис Кузнецов, они все-таки настаивают на вине конкретных командиров. Чего они хотят добиться?

Игорь Курдин: Дело в том, что адвокат Борис Кузнецов в настоящее время представляет интересы 53 семей подводников, погибших на «Курске». Остальные не заключали с ним договор, но 53 – это практически половина. Это право выбора каждого. Они постоянно с ним встречаются, консультируются и состоят в прямой переписке, он их постоянно информирует, потому что адвокат – это исполнитель воли своих подзащитных. Как они скажут ему, так он и действует уже своими юридическими методами. На сегодняшний день никакой истерии никогда не звучало от родственников, допустим, призыва посадить, наказать адмирала Попова, Куроедова, еще кого-то. Этого никогда не было, никто не жаждал крови и не требовал… Мы все требовали: все-таки давайте расскажем правду. Два очень интересных момента я вам могу привести в качестве примера. Все знают, что вышла книга «Правда о «Курске» теперь уже бывшего генерального прокурора Устинова, и следом за ней вышла книга адвоката Бориса Кузнецова с подзаголовком «Правда о «Курске», которую скрыл генпрокурор». Как сказал Борис Абрамович, так и должно быть: сначала выступает прокуратура, обвинение, потом защита. Две книги – они не бесспорные, конечно, но тем не менее я считаю, что в книге адвоката Бориса Кузнецова по полочкам все это дело разложено. И вот в своей книге бывший генпрокурор пишет, что они неоднократно обращались в официальные инстанции Соединенных Штатов с просьбой дать информацию о позиции американских подводных лодок на момент гибели «Курска». Им не ответили вообще. И тогда мы от имени родственников, я, в частности, написал письмо президенту Соединенных Штатов. И вы знаете, он мне ответил. И в ответе, если коротко, содержались слова соболезнования, и были заверения в том, что американские подводные лодки «Мемфис» и «Толедо» не причастны к этому инциденту. Я не говорю, что если он так написал, так и было, но мне ответили, а генпрокурору не отвечают. Что же такая у нас за почта в Генпрокуратуре?! Надо просто было воспользоваться услугами обычной, недипломатической почты. Второй момент, в прошлом году, когда была пятилетняя годовщина гибели «Курска», в одном из своих интервью бывший командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов на вопрос корреспондента сказал: я знаю правду о «Курске», но еще не пришло время ее рассказать. А почему же Генеральная прокуратура не обратила внимания на это заявление? Если Попов знает и никому не рассказывает, это не его частное дело, это я могу выступать, как эксперт, комментатор, а Попов – участник этого, скажем так, процесса, и, если этот человек что-то знает, тут же пускай среагирует прокуратура и скажет: а что же вы такое знаете, что вы нам не сказали? Потому что тогда возникает тот вопрос, который вы мне задали: а не политическое ли это дело и не сделано ли это все в угоду какой-то политической ситуации? Я вам еще могу один пример привести. В первую годовщину гибели «Курска» задавали вопрос: кто, как, кому помогал? И я честно сказал: вы знаете, Борис Абрамович Березовский, его фонд заявили после гибели «Курска», что они окажут существенную материальную помощь детям погибших на «Курске». Речь шла о сумме 10 тысяч долларов на каждого ребенка по достижению 16-ти лет. Так вот, хотя его офис в Москве давно закрыт, нам удалось разыскать его представительство на Украине, и по сегодняшний день все дети погибших на «Курске», родившиеся после гибели «Курска» по достижению 16-ти лет получают компенсационную выплату из этого фонда. И уже даже не 10 тысяч долларов, сумма уже где-то порядка 12-14 тысяч, потому что нарастают проценты вот за эти шесть лет. То есть каким бы не был Борис Абрамович Березовский, но его фонд работает и свои обязательства выполняет. Вот такие примеры, связанные с трагедией, которая произошла шесть лет назад в Баренцевом море.

Слушатель: Ленинградец Сергей. После такого явления в нашей стране, как Волкогонов, вы, наверное, можете и на флоте назвать несколько таких человек, но так получается, что Андреевский флаг – это символ соглашательства, также как триколор – это флаг измены. Неужели нельзя было как-нибудь удержать все-таки советский военно-морской флаг? Тем более что милиция сегодня ветеранам не разрешает приносить его на массовые мероприятия в нашем городе.

Игорь Курдин: Я, во-первых, с вами не очень согласен, потому что на всех мероприятиях, которые проводим мы, и на улицах, и в академии, в училищах у нас всегда присутствует советский военно-морской флаг, и никто никогда нам не запрещал с ним где-то появляться. И даже на эмблеме нашего клуба сочетаются два флага – Андреевский и советский военно-морской флаг. Я не знаю ни одного случая неуважительного отношения к этому флагу. С другой стороны, я с болью в сердце, будучи командиром атомохода подводного… Когда происходила замена этих флагов, старого военно-морского на новый Андреевский, конечно, для нас это было очень больно, потому что этот военно-морской флаг, советский, ничем себя не запятнал, никогда не спускался. Тогда это было на волне такой: и триколор поставим, и Андреевский флаг. Ну, решение было принято… Но еще раз повторяю: у нас в клубе оба флага стоят рядом и отношение к ним абсолютно одинаковое.

Дмитрий Казнин: Если вернуться к заявлению о том, что не пришло еще время узнать правду о «Курске», вы верите, что это время придет и что какая-то правда, не та, которая была официально озвучена, возникнет?

Игорь Курдин: Я не очень люблю стихи, но тут хочется ответить: жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе.

Дмитрий Казнин: И еще один такой момент. «Курск» случился в 2000 году. Если так можно сказать, это была трагедия, все, что происходило затем – 11 сентября, Беслан, такие трагедии, которые потрясли не только страну, но и мир, они были сотворены уже человеческими руками, то есть террористами. Не забываются ли такие трагедии, как «Курск», именно еще из-за того, что пришли новые угрозы, и какие-то трагические случайности как-то отходят на задний план?

Игорь Курдин: Спорный вопрос. Для меня не всегда это тоже понятно, я тоже много думаю на эту тему. Дело в том, что «Курск», в отличие от всех других трагедий, это была национальная трагедия, которая настолько высветила все, что тогда было, в какой-то мере неспособность Вооруженных сил… Нет системы обеспечения, нет системы спасения. Она высветила многих людей, которые врали нам в глаза и потом долгое время оставались на своих постах и не понесли за это никакой ответственности, до сих пор продолжают служить и работать. Вот говорил человек, врал, я его лично встречаю, спрашиваю: а почему ты так говорил? А мне приказали, я говорил. Но это была, еще раз повторю, национальная катастрофа. Я не знаю такого человека, который, наверное, тогда отходил от экранов телевизоров, все смотрели, слушали, потому что вся эта трагедия происходила фактически на наших глазах, начиная от гибели лодки и кончая ее подъемом через год. Нет такого человека в стране, который не знал бы об этой трагедии, как это все происходило. Все остальные трагедии проходили, но как-то они забывались. Это, наверное, феномен такой, который надо обсуждать с учеными, со специалистами: почему так, почему мы до сих пор помним «Курск», и уверен, что будем помнить еще долго? Я думаю, что я прав, что это была национальная катастрофа.

Слушатель: Когда я впервые услышал о «Курске», то первое ощущение было по сравнению с ельцинскими, многими проклятыми временами (но только не мною): вот это поток какой-то беспардонной лжи. Я понял, что пришли совершенно другие люди. Как, по-вашему, если бы «Курск», такая трагедия произошла бы сегодня, многое бы мы узнали?

Игорь Курдин: Один из принципов изучения истории – нет «что было бы, если бы было вот так, а не этак». История оценивает только то, что было на самом деле и не допускает таких предположений. Но, поскольку мы обсуждаем не с точки зрения исторической науки, трудно сказать, чтобы говорили сейчас и как бы себя вели, я очень надеюсь, что высшее руководство страны не допустило бы тех ошибок, которые оно допустило в те дни, в первые буквально три дня катастрофы на «Курске». Наверное, сейчас трудно представить, что президент продолжал бы свой отпуск в Сочи и из Сочи высказывался в то время, когда одна из лучших подводных лодок страны терпит катастрофу в Баренцевом море. Это выглядело, конечно, не очень красиво. Я думаю, такие уроки извлечены.

Слушатель: Я как раз хотел спросить ваше отношение к этой сочинской пресс-конференции, когда включили камеру (а включили ее немножко раньше по времени) и показали оживленные, веселые, улыбающиеся лица, там Примаков смеялся, Путин улыбался, и только потом, видимо, уже включили звук, и пошла пресс-конференция. То есть поведение президента было, конечно, совершенно безобразным в эти дни. Это потом он уже как-то немножко опомнился и понял, что надо что-то делать, и начал заниматься этим делом. Скверная у нас власть и варварская, языческая страна.

Игорь Курдин: Мы с вами тут живем, поэтому какие мы, такая и страна. А то, что вы сказали перед этим, ну, могу только абсолютно с вами согласиться.

Дмитрий Казнин: Вы сказали, что извлечены уроки, по крайней мере, можно надеяться на это. Можно ли сказать, что эта гибель подводной лодки сыграла «положительную», ну, в кавычках, конечно, роль для всего военно-морского флота, то есть стали обращать внимание на положение служащих на флоте людей, на ситуацию с кораблями, лодками и так далее? Что-то изменилось в лучшую сторону после этого?

Игорь Курдин: Будем считать, что да, изменилось. Мне теперь приходится опять достаточно часто бывать на действующем флоте. Приведу вам только один обывательский пример. Когда погиб «Курск», командир «Курска» Геннадий Лячин получал шесть тысяч рублей, по тем временам это была зарплата, если не ошибаюсь, порядка 300 долларов. Теперь командир такого же корабля получает зарплату более 1000 долларов. Это уже, наверное, хорошо. Это мало. Американский командир получает 12 тысяч. В наших условиях, безусловно, недостаточно, но хотя бы что-то. Я был в гарнизонах, в которых служил раньше, они уже не производят впечатления полузаброшенных, полузабытых деревень, там люди служат, у них появился блеск в глазах. Я был на своей подводной лодке, а это современная лодка, которая прошла модернизацию, и увидел, что она находится в состоянии далеко не худшем. Я, как командир, поверьте, могу оценить. Мне было приятно то, как содержится корабль, какие люди там еще служат, те, которые служили со мной. То есть вот это уже что-то появилось. Конечно, я не понял вопроса предыдущего радиослушателя, когда он как-то так отозвался о ельцинских временах. Вот конец 80-х – начало 90-х, при так называемом президенте, не хочу даже называть его имя… Дело в том, что произошел такой провал, результаты которого ощущаются и сейчас, и будут ощущаться еще несколько десятилетий. Мы сейчас закладываем новые лодки, но строить мы будем долго, потому что то, что тогда провалилось, это еще надо долго и долго восстанавливать, и новые проекты сейчас идут крайне тяжело, потому что вся эта структура только сейчас начинает отлаживаться со скрипом, но медленно хотя бы сдвинулась вперед. Поэтому я считаю, что на сегодняшний день флот боеспособен и способен выполнять те задачи, которые перед ним ставятся. Но проблем на флоте было и есть много, ну, как, наверное, во всей стране.

Слушатель: Александр Добрый. Между прочим, Тони Блэр сейчас отдыхает на известных островах и не собирается возвращаться в Лондон в связи с такими событиями, которые там происходят. Что касательно «Курска», вы сказали, что не было систем спасения на тот момент, когда эта трагедия случилась. А сейчас, прошло шесть лет, что-нибудь в этом плане поменялось, улучшилось?

Игорь Курдин: Если вы помните, в прошлом году в августе месяце у нас произошла тоже, слава Богу, не катастрофа, потому что это не закончилось гибелью. Батискаф АС-28 потерпел аварию на Тихом океане, и для его спасения, спасения его экипажа были задействованы международные средства, в частности, и Япония, и Соединенные Штаты, и конкретно спасательную операцию провели английские наши коллеги. После этого было принято решение о закупке спасательного комплекса типа «Пантера». Когда меня спрашивали, я выступал как бы против. Как бы – почему? Потому что закупать за рубежом средства спасения для военных нужд не совсем правильно, потому что, не дай Бог, во время какой-то конфликтной или тем более военной ситуации нам эти комплексы никто содержать и обслуживать помогать не будет. Мы должны создавать свои. Тем не менее было принято решение закупить один комплекс «Пантера», он находится под Петербургом в центре, который занимается его обслуживанием. Он есть и он готов к использованию, есть мобильные средства его доставки на любой флот. Вот это уже хорошо. Я знаю, что идут разработки новых, уже самостоятельных комплексов. То есть по-умному стали подходить к решению вопроса. То, что было тогда, в 2000 году, я вам хочу сказать, что системы аварийно-спасательного обеспечения тех учений – ее просто не было. Она даже не предусматривалась. И никто за это не ответил. Спорный вопрос – можно было спасти, нельзя, по нормативным документам сколько надо было идти, это все такая казуистика. А никто не задал вопрос: а чем спасать-то было? Так вот – чем – тогда не было. Сейчас уже, слава Богу, есть, появляется. Заложен на Адмиралтейских верфях у нас первый головной спасатель «Белоусов», вполне приличный спасатель, со всем оборудованием, которое будет на высоком международном уровне. Этот спасатель не будет стоять без дела. У нас, к сожалению, много аварийных ситуаций с гражданскими судами и не только с нашими… То есть он будет задействован, он будет привлекаться, а спасательные операции очень дорогие. Нам выгодно иметь хорошую спасательную службу на море. Отдали бы ее еще в ведение МЧС. У меня такое впечатление, как, наверное, у многих: МЧС – единственная структура, которая работает четко и бесперебойно. Вот отдайте туда подводные лодки, может быть, толку больше будет.

Слушатель: Много было сообщений о возможном столкновении с чужим кораблем, в частности, с американской подводной лодкой. Насколько это серьезно?

Игорь Курдин: Мои коллеги, профессионалы высокого уровня, они тоже считают, что такая версия допустима. Моя личная версия, на которой я не настаиваю, как человек, способен ошибаться, но, судя по тому, что знаю я, поверьте, я знаю достаточно много, и вместе с адвокатом Борисом Кузнецовым я просматривал и уголовное дело, и различные экспертизы, те, которые проводились, и независимые, я считаю эту версию несостоятельной. В качестве моего личного доказательства могу привести… Моя лодка, которой я когда-то командовал, в это же время (уже с другим, естественно, командиром) находилась в Баренцевом море на стартовой позиции, готовилась выполнять ракетную стрельбу. И в 11:32 лодка получила такой мощный гидродинамический удар, что люди попадали с ног. Они предположили, что они столкнулись с каким-то подводным объектом, но осмотрелись, оказалось, что все нормально. И уже потом они узнали, что это был взрыв на «Курске». Дистанция в этот момент между моей лодкой, которая сопоставима с «Курском», водоизмещение 18 тысяч тонн, была 85 миль, то есть для любой лодки – английской или американской, которая находилась в нескольких десятках, сотнях метрах от «Курска» в момент второго взрыва, этот взрыв был, как взрыв огромной глубинной бомбы, она легла бы рядом. Говорят: она потом тихонько отползла в норвежские фьорды. Лодки по дну не ползают, не приспособлены. Поэтому я считаю, мое личное мнение, опять же, что столкновения не было, да и если бы оно было (мы имели 24 столкновения под водой за годы «холодной войны»), оно никогда не приводило к тяжелым последствиям.

Дмитрий Казнин: Много говорят о реформе в Вооруженных силах. По-вашему, идет ли эта реформа на флоте? Я имею в виду не материальную поддержку и помощь, а именно реформу?

Игорь Курдин: А реформа включает все – и материальное, и моральное, и техническое обеспечение. Да, новые корабли заложены, они строятся. Движение есть. Если бы было на флоте все плохо, то мы бы, наверное, тоже сейчас говорили об этом в части, нас касающейся. Это же вопрос, составляющий военную, государственную тайну. Мы сюда ни в коей мере не влезаем. Но у меня такое ощущение, что медленно, не так быстро, как бы хотелось, но все-таки положение дел на флоте стабилизируется, не хочу сказать, улучшается, но стабилизируется.