В Великобритании опубликована и сразу стала бестселлером биография знаменитого автора шпионских триллеров Джона Ле Карре – "Джон Ле Карре. Биография" (John Le Carre. The Biography). Ее автор – британский писатель и литературный критик Адам Сисман.

Подлинное имя Джона Ле Карре – Дэвид Джон Мур Корнуэлл. Он родился 19 октября 1931 года в Пуле, графство Дорсет, в семье бизнесмена. Изучал современные языки в университетах Оксфорда и Берна. Преподавал французский и немецкий в Итоне. В 1963–64 годах служил в министерстве иностранных дел, занимал посты второго секретаря британского посольства в Бонне и консула в Гамбурге. Эти должности были дипломатическим прикрытием его службы в британской внешней разведке МИ6.

Джон Ле Карре – автор 23 романов, среди которых "Шпион, пришедший с холода" (1963), "В одном немецком городке" (1968); "Шпион, выйди вон!" (1974); "Маленькая барабанщица" (1983); "Панамский портной" (1996); "Верный садовник" (2001), "Такой же предатель, как мы" (2008); "Деликатная правда" (2013). По 14 его романам сняты кино- и телефильмы. Живет в Лондоне и Корнуолле.

Монументальная биография (650 страниц) одного из самых популярных писателей современности (его книги переведены почти на сорок языков) стала не только крупным литературным событием в Великобритании (рецензии появились во всех национальных газетах), но и породила изрядный бум на книжном рынке. Биографию Ле Карре опубликовало то самое издательство Bloomsbury, которое в свое время вызвало глобальную книжную бурю, выпустив книги Джоан Роулинг о Гарри Поттере. Так что грандиозный коммерческий успех книги Адама Сисмана хорошо просчитан и неизбежен. Она опубликована 19 октября – в день рождения писателя; в этот день ему исполнилось 84 года. Интерес к биографии Ле Карре подогревается еще и хорошо известными скандалами, устроенными несколько лет назад писателем, заблокировавшим две попытки издать его биографию двумя другими авторами. Адаму Сисману каким-то чудом удалось войти в доверие к объекту своего исследования. Он писал книгу пять лет. За это время у него накопилось 50 часов записанных на магнитофон интервью с Дэвидом Корнуэллом. Сисман пишет, что "Джон Ле Карре не существует. Это имя – маска человека по имени Дэвид Корнуэлл. Это нечто вроде кодового имени разведчика". Сисман впервые заглянул за эту маску. В своей книге он называет Ле Карре только Дэвид – биограф стал конфидентом одного из самых "закрытых", живущего в изоляции от британских литературных кругов писателя. Разговоры, которые Адам Сисман вел с Ле Карре, нередко продолжались целый день с коротким перерывом на обед. Дом писателя в живописном лондонском районе Хэмпстед, где проходили эти беседы, надолго стал для его биографа местом службы. Ле Карре предоставил в его распоряжение свой архив, разрешив брать интервью у жены и четырех сыновей от двух браков. Так что в основе биографии знаменитого писателя не только архивные материалы, мнения родственников, друзей, комментарии литературных коллег и критиков, но и откровения самого Дэвида Корнуэлла. Главное достоинство книги Адама Сисмана в полнейшем отсутствии апологетики и комплиментарного пафоса. Автор нередко спорит с мнениями и рассуждениями Ле Карре, ставит под сомнение достоверность его памяти, не скрывает непростой, интровертный и отчужденный от современной Британии характер писателя, настаивает, что тот пытается разрешать в своих романах собственные комплексы, психологические и моральные проблемы. В интервью Радио Свобода Адам Сисман так описывает свои личные впечатления от человека, которого, как ему кажется, он хорошо изучил.

– Это очень сложная личность. На поверхности он может быть самым очаровательным человеком, который вам когда-либо встречался: покладистым, благожелательным, остроумным и в высшей степени благовоспитанным собеседником. Однако в действительности, как я выяснил, под этим напластованием скрывается совершенно другая личность – человек, который в разладе с самим собой, который борется с множеством внутренних конфликтов, который все еще переживает перипетии одинокого детства – особенно поведение бросившей его матери – и который не приемлет того, что творится сейчас в мире.

– Значит ли это, что истоки особенностей его личности коренятся в его детстве?

– Как сказал поэт, "ребенок – отец человека". Эти слова Вордсворта относятся ко всем нам. Наши характеры во многом определяются особенностями детства, его атмосферой. В личности Дэвида Корнуэлла многое объясняется его несчастным и одиноким детством. Конечно, он сформировался не только под влиянием детства, на него оказали влияние и учеба в Швейцарии, и служба в разведке. Послевоенное время многое в нем изменило, даже физически он постоянно менялся. Дэвид любит цитировать Грэма Грина, заметившего: "Детство – это негативная часть жизненного баланса писателя", что означает, что чем несчастнее детство, тем богаче позитивная часть баланса – тематический и эмоциональный багаж писателя. Думаю, что если бы у Дэвида было более счастливое детство, он наверняка не был бы столь блистательным писателем, а возможно, вообще не стал бы писателем.

– Вы пишете, что, несмотря на огромную писательскую популярность, как человек Ле Карре остается за семью печатями. Почему?

– Частично это объясняется тем, что он тщательно охраняет свою частную жизнь: не любит литературного сообщества, чурается истеблишмента, избегает вечеринок и других коллективных сборищ. Вот последний пример: вчера я устроил вечеринку по поводу выхода в свет его биографии и пригласил Дэвида. Я подозревал, что он не придет, потому что он никогда не ходит на такие светские мероприятия, и он, конечно, не пришел. Он регулярно меняет номер телефона, всегда дистанцируется от любого сообщества, даже от британского общества в целом. В прошлом он отклонял все попытки короны удостоить его титула или звания. Дэвид не хочет быть частью общественного мейнстрима, ему хочется быть "другим". Его не знают, поскольку он человек с двойным дном. И все это сопровождается бурлением страстей под внешней поверхностью его личности.

– Завершая свою книгу, вы пишете, что "сам Дэвид предположил, что если бы он не стал писателем, то, возможно, стал бы преступником". Что заставляет его так думать?

– Дело в том, что он вырос в очень криминогенной атмосфере. Его отец-бизнесмен несколько раз отбывал тюремные сроки за мошенничество и вел абсолютно непристойный образ жизни. Дэвид дышал этим "криминальным воздухом". Его заставляли шпионить за собственным отцом, копаться в его вещах и бумагах, даже проверять его карманы. Эта атмосфера заставляла его еще и постоянно лгать. К примеру, во время войны для мальчиков его возраста было очень важно, чем занимается отец: у большинства детей отцы были на фронте. А в это время отец Дэвида, Ронни, занимался спекуляциями и разного рода махинациями, используя военное время для собственного обогащения. Дэвиду приходилось фантазировать и рассказывать своим школьным приятелям, что его отец – секретный агент, которого сбросили с парашютом на территорию Германии. Ему стыдно было признаться, что его отец – аферист и жулик, зная, что отцы других мальчишек воюют и защищают свою страну от нацизма.

– Справедливы ли утверждения некоторых критиков, что разведчик Джордж Смайли – главный персонаж нескольких романов Ле Карре и любимец его создателя – представляет собой чуть ли не автопортрет шпиона Дэвида Корнуэлла?

– Дэвид всегда наделял своей идентичностью каждого персонажа своих книг. Но мне не кажется, что это автопортрет. Конечно, нельзя отрицать, что Смайли разделяет многие представления своего создателя об окружающем его мире, холодной войне, профессии разведчика и положении в британской разведке. В частности, он разделяет убеждение Дэвида, что жертвами борьбы с коммунизмом, которую он ведет, зачастую становятся абсолютно невинные люди, чьи страдания оправдываются благой целью. Особенно наглядно эта идея реализовалась в романе "Шпион, пришедший с холода". На самом деле образ Смайли навеян коллегой Дэвида по "Интеллидженс сервис" Джоном Бингхэмом, но в гораздо большей мере, если говорить о его моральных принципах, он списан с личности преподавателя истории и священника Вивиана Грина, у которого Дэвид учился в Оксфорде.

– В одном из интервью Джон Ле Карре заявил: "В глубине души я немного немец". Что побудило его это сказать?

– С юных лет автор этих слов был влюблен в немецкую литературу. Как я уже говорил, атмосфера, в которой он рос, превращала его в изгоя, человека, отчужденного от своего окружения и школьных приятелей. Это развивало у него глубинное чувство противоречия: "Все ругают немцев, значит, не так уж они и плохи". Дэвид уже тогда противостоял общему мнению. С другой стороны, в школе у него был учитель, который внушал ему, что, кроме нацистской Германии, существует и другая Германия – страна Шиллера и Гёте, оказавшая огромное влияние на европейскую культуру. Это мнение особенно окрепло в душе Дэвида во время учебы в Бернском университете, в Швейцарии, где он изучал немецкий язык и литературу. Дэвид говорил мне, что никогда не хотел быть стопроцентным англичанином, не хотел быть типичным англичанином и отвечать всем критериям своего социального класса или профессии. Он всегда любил быть в стороне от стандартных мнений и представлений. И вот это ощущение в себе какой-то части немецкой идентичности выводило его за пределы традиционного круга британской жизни. Думаю, это было очень важно для него.

– Как бы вы описали политические убеждения Джона Ле Карре?

– С самого начала он придерживался умеренных левых убеждений. Он всегда голосовал за Лейбористскую партию, социалистическую по сути. С другой стороны, у него не было особого интереса к политике. У него всегда были обширные интеллектуальные интересы, что помогло ему получить работу в МИ5 и МИ6. При этом он всегда демонстрировал острую неприязнь к коммунизму. Я бы сказал, что Дэвид – это типичный английский либерал, ненавидящий любую тоталитарную идеологию, подавляющую человеческую личность, будь то нацизм или коммунизм. Во время холодной войны эти его убеждения особенно углубились. Холодная война для него была не столько борьбой Запада и Востока, сколько противостоянием идеологии и свободной личности. Эти его убеждения проявились и в позднем периоде его творчества, где он решает проблему противостояния личности и подавляющего ее государства. После окончания холодной войны он говорил: "Мы победили коммунизм, а теперь мы должны покончить с капитализмом". Его не устраивает нынешний порядок вещей в мире, где доминирует Америка. Дэвид написал несколько публицистических книг, критикующих состояние современного мира, в частности подавление российским государством народов Кавказа. Этому региону посвящены и некоторые его романы.

– Сохранился ли у Ле Карре интерес к России? Говорили ли вы с ним о современной путинской России?

– Мы говорили о России, но не столько о путинской, сколько о ельцинской – России 90-х годов. Дэвид считает, что Россия слишком поспешно перешла к капитализму, превратившись в подобие американского Дикого Запада 19-го века, когда людям в одночасье доставались огромные богатства, что сопровождалось бурным подъемом криминальной активности. Не удивился бы, если бы он написал еще одну книгу о России, вроде его же "Русского дома". Дэвид вообще испытывает какую-то инстинктивную приязнь к русскому народу, его заботит его судьба, что, впрочем, у него сопровождается неприязнью ко многим преступлениям и злу, совершенным государством как в советский, так и постсоветский периоды.

– Насколько я поняла, Ле Карре придерживается философии "Чума на оба ваших дома!", имея в виду коммунизм и капитализм. Но есть ли у него какие-то альтернативные идеи? Чем бы ему хотелось их заменить?

– Не уверен, что сам Дэвид смог бы ответить на этот вопрос. Можно сказать одно: для него очень важна независимость личности, свобода ее самореализации и, конечно, основные гуманитарные ценности. Боюсь, что не смогу изложить какую-то его стройную политическую философию, хотя бы по той причине, что сомневаюсь, что она у него есть. Дэвид ненавидит любую идеологию, любое доктринерство. В "Русском доме" он демонстрирует искреннее сочувствие русским людям и неподдельный интерес к русской культуре. Особенно его привлек тот факт, что в России даже не принадлежащие к интеллигенции простые люди читают книги и интересуются философскими проблемами, чего практически не найдешь ни в Англии, ни в Америке.

– А вам не кажется, что Ле Карре республиканец, как многие английские либералы, что он не прочь ликвидировать монархию?

– Никогда специально не говорил с ним на эту тему. Однако однажды он был приглашен на ланч к королеве в Букингемский дворец и принял приглашение. Тем не менее очень подозреваю, что он предпочел бы монархии республику. Я сам, честно говоря, склоняюсь к этому. Однако не думаю, что это столь уж важно для Британии. Чего, думаю, мы оба не приемлем, так это когда люди левых убеждений принимают от королевы титулы или возведение в рыцарское достоинство. Особенно меня поразило, когда один наш общий знакомый, известный драматург левых убеждений, не отверг возведение в рыцарское достоинство. Мне это представляется очень странным.

– Ле Карре неоднократно утверждал, что служба в разведке его очень тяготила. Что в таком случае заставило его там служить? Кстати, в своих романах он очень критично описывает методы работы британской разведки.

– Думаю, что ему иногда приходилось делать вещи, которые не доставляли радости и удовлетворения. В своих разговорах со мной Дэвид никогда не обсуждал подробности своей работы в разведке МИ6 и службе безопасности МИ5. Когда я писал книгу, мне приходилось использовать другие источники, чтобы получить об этом хоть какую-то информацию. Так мне стало известно, что он следил за людьми, с которыми был в дружеских отношениях. Часть его натуры противилась этому. Студентом в Оксфордском университете ему приходилось шпионить за друзьями. Приходилось и знакомиться с людьми по служебной надобности. Естественно, что это вызывало у него серьезные нравственные и душевные мучения. И все еще вызывает.

– А почему он отказался встретиться с Кимом Филби, когда впервые посетил Москву в 1987 году?

– Вы должны знать о Дэвиде одну вещь: несмотря на левизну, он остается английским патриотом. Он понимал, что Филби предал свою страну. Он знал, что на совести Филби огромное число выданных и погибших людей. Филби был бездушным существом, делавшим гнусные вещи. Чего стоит одна албанская операция, о которой он донес в Москву и тем самым обрек на гибель сотни наших агентов и албанских противников коммунистического режима. Дэвид сказал мне, что не мог бы отнестись к Филби по-дружески. Впрочем, есть и другое объяснение этого поступка. Дело в том, что в сознании Дэвида Ким Филби был человеком, которым мог стать он сам. Многое в Филби напоминало ему его собственную раздвоенную жизнь и собственные тайные мысли: оба они принадлежали одной социальной группе, получили сходное образование, у обоих был доминировавший в семье отец, оба были отчуждены от тех учреждений, где воспитывались, учились и работали. Оба чувствовали себя за пределами английского общества. Дэвид смотрелся в Филби, как в зеркало. Ему казалось, что он вполне мог оказаться на его месте. Однако он не сделал этого выбора.

– Однако его любимый Грэм Грин встретился с Филби в Москве и не отнесся к нему как к предателю...

– Да, действительно, Грин виделся с Филби в Москве в 80-е годы. Грин ведь, как и Дэвид, недолго служил в британской разведке, где его шефом был именно Филби. По поводу этого посещения у Грина и Дэвида возникла ссора, которую я описываю в своей книге. Дэвид не одобрил его поведения. У Грина были совсем другие убеждения: он с намного большей симпатией относился к Советскому Союзу, чем к Соединенным Штатам.

– Вы пишете, что у Ле Карре "двусмысленная репутация" на родине. Что вы хотите этим сказать?

– Ле Карре занимает уникальное и неоднозначное место в современной британской культуре. Часть критиков утверждает, что он один из крупнейших среди живущих писателей. Другая часть считает его второстепенным беллетристом. Трудно найти писателя, о котором существовали бы столь полярные мнения, тем более писателя, который пишет на протяжении стольких лет. До сих пор не существует консенсуса о том, можно ли назвать Ле Карре серьезным и крупным писателем.

– А вам не кажется, что литературный истеблишмент не принимает Ле Карре за серьезного писателя только по причине его огромной популярности? И что именно это сказывается на неоднозначности его репутации?

– Это, конечно, проблема. Действительно, огромная популярность его книг оказывает влияние на отношение критики. В предисловии к своей книге я сравниваю Ле Карре с американским кинорежиссером Альфредом Хичкоком, который был настолько успешным режиссером, а его фильмы, на которые ломилась публика, были столь популярны, что критики не находили в них серьезного художественного содержания. Такое случается не только в кино, но и в литературе – в любом виде искусства. Считается, что если массам это нравится, то не может нравиться элите. Но я демократ и думаю, что и массы могут быть иногда правы. В любом случае я не вижу причины, по которой хорошая книга не может быть популярной.

– Критики спорят также о жанре романов Ле Карре. Что вы сами об этом думаете?

– Я бы назвал их жанр разнородным, смешанным. Конечно, романы Ле Карре – это прежде всего шпионские триллеры. Однако он использует шпионскую интригу и форму триллера для создания более глубокого и более всестороннего исследования человеческого характера и серьезных проблем человеческого существования, чем это принято в триллере. Его романы мало похожи на писания, скажем, Иэна Флеминга, которые наполнены мачизмом, гламуром и бездумными порханиями. Романы Ле Карре несут на себе признаки совсем других жанров; в них автор пытается понять и разрешить более глубокие конфликты, тайны и проблемы человеческого сердца и поведения: верности и предательства, честности и бесчестия, конформизма и индивидуальной свободы. Думаю, что Ле Карре можно в этом отношении сравнить с крупнейшими современными писателями, работающими в самых респектабельных жанрах. Кстати, многие его коллеги думают так же. К примеру, Филип Рот назвал роман "Шпион, пришедший с холода" лучшим английским романом всего послевоенного времени.

– Мне романы Ле Карре не кажутся равноценными. Вы знаете, конечно, что Грэм Грин делил свои книги на две части: на "развлечения" и на "романы". Может быть, и книги Ле Карре следует делить по этому же принципу?

– Нет, это гриновское деление неверно в своей основе. Если вы посмотрите на список книг, которые Грин причислил к разделу "развлечения", то обнаружите в нем книги, которые мы считаем его лучшими созданиями, такие как "Наш человек в Гаване", "Тихий американец". Эти книги, написанные 50–60 лет назад, мы читаем сейчас и будем читать в будущем. Конечно, некоторые романы Ле Карре лучше других, и у меня есть собственные предпочтения, которые не всегда совпадают с оценками других критиков. О писателе следует судить по его лучшим, а не худшим книгам.

– Испытывал ли Ле Карре какие-либо серьезные литературные влияния?

– Бесспорно, что он испытал серьезное влияние немецких романтиков. Впрочем, мне трудно об этом судить, поскольку я не читаю по-немецки и плохо знаю этих писателей. Когда я сегодня встретился с Дэвидом, то сказал ему, что считаю, что этот пробел в образовании дисквалифицирует меня как его биографа. На что он ответил, что вполне способен пережить мое невежество. Мне известно, что ему очень не хотелось бы находиться в тени Грэма Грина, который, конечно же, повлиял на него. Но есть писатель, который повлиял на него в большей мере, – это Чарлз Диккенс. Бальзак также оставил след в его книгах. Любопытно, что когда Дэвид около двадцати лет назад написал для американского журнала "Нью-Йоркер" очерк, близкий жанру автобиографии, он написал его в стиле диккенсовского "Дэвида Копперфильда". Диккенс – его ролевая писательская модель. Он хотел бы стать современным Диккенсом.

– Как вы оцениваете место Ле Карре в современной английской литературе?

– Думаю, что когда люди захотят понять, как англичане воспринимали послевоенный период, как жили и что чувствовали в эпоху холодной войны и распада Британской империи, они с неизбежностью обратятся к книгам Ле Карре, потому что их автор без прикрас повествует об этом. Место его книг в английской литературе определяется не только их художественным достоинством, но и неувядаемой актуальностью. Очень интересно в этом отношении обратиться к его роману "Шпион, пришедший с холода", написанному более 50 лет назад. Казалось бы, реальность зловещего режима ГДР и "железный занавес" канули в вечность, однако книга эта остается абсолютно современной из-за блестящего анализа человеческих отношений. Ле Карре будут продолжать читать прежде всего из-за глубокого и реалистичного показа подлинной природы человека.

– Вы отмечаете в книге, что писательство стало для Ле Карре чем-то вроде наркотической зависимости. Продолжает ли он писать и сейчас – в 84 года?

– Недавно он отказался продолжать писать очередной роман и уничтожил написанное. Ему не понравился уже написанный текст. Что мне в нем нравится, так это его перфекционизм, стремление писать все лучше и лучше. Интересный вопрос: что заставляет его писать в 84 года? Конечно, не деньги – он очень богатый человек и вполне мог бы в этом возрасте почивать на лаврах. Думаю, что писательство для него – насущная необходимость, род недуга. Уверен, что он продолжит писать до своего конца. Дэвид очень критично относится к себе. Не знаю, появятся ли его новые книги, думаю, что, скорее всего, появятся. При этом интересно, что, несмотря на столь солидный возраст, ему нравится посещать отдаленные и неспокойные регионы, что часто сопряжено с риском для здоровья и даже для жизни. Дэвид побывал в Конго, Руанде, Ливане, а ранее в Чечне, Ингушетии, Грузии. Похоже, что он ощущает себя репортером, стремящимся в горячие точки. Я особенно подчеркиваю в книге, что он очень часто идет на риск, на который большинство других писателей обычно не идут.

– Вы пишете, что исследовали практически все "этажи" жизни Ле Карре – "от чердака до подвала". Считаете ли вы, что теперь знаете все об этом человеке? Или же Ле Карре кое-что скрыл от вас?

– Кое о чем он мне не рассказал. Прежде всего, он ничего не рассказал об оперативных заданиях, которые выполнял во время службы в МИ6. Он отказался под тем предлогом, что в свое время обещал не раскрывать деталей работы в разведке и, кроме того, что не хочет подводить других людей. Что ж, это понятно и простительно. Честно говоря, мне известно многое о Дэвиде, что не вошло в книгу: в частности, многие подробности его частной, интимной жизни. Я знаю его довольно хорошо, знаю даже то, чего он сам о себе не знает. Казалось бы, биограф – посторонний человек, не друг, не родственник, однако он обладает возможностью узнавать об объекте своего исследования никому не известные вещи. В его работе есть элемент шпионажа. Иногда я ощущал себя шпионом, чуть ли не сотрудником Штази. Это Дэвид был шпионом, но мне временами казалось, что это я шпионю за ним.

– А вам не показалось, что Ле Карре немного романтик?

– Показалось, но не немного, а в огромной мере. Вы абсолютно правы.

– Вы очень много общались с Джоном Ле Карре, записали 50 часов интервью с ним. Стали ли вы друзьями после этого?

– Не думаю, что мы стали настоящими друзьями. Я бы сказал, что мы просто относимся друг к другу по-дружески. Не думаю, что у него много друзей. Быть его другом совсем непросто. Но быть просто в дружеских отношениях тоже неплохо.

– Читал ли Ле Карре рукопись вашей книги до ее публикации? И если читал, какова была его реакция?

– Читал, и это было одним из условий нашего соглашения: я обязался предоставить ему первому рукопись книги, до ее прочтения редактором. Я передал ему рукопись, и он прочел ее дважды. После этого он прислал мне имейл на 22 страницах с двумястами пунктами, которые мне следует обдумать и исправить в рукописи. Правда, надо сказать, что большинство его замечаний были очень полезны, и я их использовал. С другими его поправками я не согласился; у нас возникли споры, я пытался объяснить ему, почему его замечания неприемлемы, на что он отвечал: "Почему ты веришь другим людям больше, чем мне?" На что я в свою очередь говорил, что его подводит память и что я лишь следую правде, как я ее вижу и как ее подтверждают документы и свидетели, и что эта правда не всегда совпадает с тем, как ее видит он.

– Известно, что Ле Карре отверг две попытки написать его биографию в основном из-за описания интимных сторон его жизни. С помощью адвокатов он запугал их авторов и заблокировал эти издательские проекты. Как вам удалось заручиться его доверием?

– Мы много раз обсуждали эту проблему. Когда вы пишете об этой стороне жизни человека и при этом находитесь в дружеских отношениях с его семьей, с женой, детьми, родственниками, которых вам не хочется расстраивать, вам приходится идти на компромисс. Я должен был придерживаться правды в условиях, когда у меня сложились доверительные отношения и с Дэвидом, и его семьей. В этих обстоятельствах мне не оставалось ничего другого, как писать правду, не вдаваясь в интимные подробности и не называя имен. Думаю, что большинство читателей согласится с тем, что это единственный приемлемый способ писать биографию живущего писателя. Я намерен написать дополнение к этой книге, которое будет опубликовано после кончины Дэвида, если он оставит этот мир раньше, чем я. В нем я изложу все известные мне деликатные детали его биографии. Ле Карре продолжает жить и писать, в его жизни происходят новые события. Уже после того, как книга была опубликована, мне стали известны новые детали его жизни, о которых я не упомянул. Даже сегодня утром я узнал об очень интересном факте из его жизни, о котором не могу пока рассказать, за что прошу заранее меня извинить.