История отношений между Москвой и Дамаском насчитывает не одно десятилетие, и для многих граждан Сирии Россия – дружественное государство, готовое оказать реальную поддержку. Действительно, Кремль помог режиму Асада во вспыхнувшем конфликте, но это скорее официальная сторона отношений. Военные действия в Сирии заставили многих людей покинуть свои дома. Некоторые из них отправились за помощью в Россию, однако встретили здесь совсем не радушный прием.

Среди них, например, семья сирийцев Хасана и Гулистан из Эрбиля, расположенного в иракском Курдистане и атакованного в феврале отрядами исламистов. Хасан и Гулистан сначала бежали в Эрбиль из Сирии, а затем были вынуждены покинуть и этот город. Они отправились в Москву, где провели несколько месяцев в транзитной зоне аэропорта Шереметьево. В страну их не пустили, обвинив в незаконном пересечении границы якобы по поддельным документам. Только в конце апреля им удалось получить временное убежище сроком на один год. Эта ситуация демонстрирует, что дружественная риторика зачастую официальна и распространяется на режим Асада, но никак не на сирийских граждан, пытающихся избежать участия в конфликте.

Показателен и случай сирийского беженца Самера Абу-Зейда, приехавшего в Россию еще в 2011 году по рабочей визе, когда война в Сирии только начиналась. Вскоре он понял, что будет просить убежища. "Я чувствовал, если останусь (в Сирии. – РС) – сложно будет, умру," – говорит Самер. Однако и в России ему пришлось нелегко: уже более двух лет Самер вынужден существовать на правах нелегала, хоть и имеет все основания получить статус беженца. О том, с какими трудностями ему приходится сталкиваться и почему он выбрал именно Россию, а не другие, более благополучные страны Европы, Самер Абу-Зейд рассказал в интервью Радио Свобода:

– В Сирии нас так воспитали: Россия – наш друг. До войны я бывал здесь, приезжал к дяде, он гражданин РФ. И потом, когда нужно бежать из страны, нет особо времени на раздумья. До войны визу в Россию было очень легко получить, я был в России один раз, мне понравилось. Вот, приехал еще раз. У меня здесь есть друзья, жена русская.

– Как только виза закончилась, вы попросили убежище, так?

– Да, в ФМС (Федеральная миграционная служба, в начале апреля 2016 года упразднена, ее функции переданы МВД. – РС) по городу Москве. Получил временное убежище на один год, но они мне не продлили свидетельство, когда в Украине война началась, так как было много беженцев из Украины. Во всяком случае, в Москве они не продлевают. И я уехал в область, чтобы получить новый документ. Но вот уже два года они мне ничего не выдают.

– Работать вы не имеете права?

– Я работал на швейной фабрике, официально не оформляясь, но мне не заплатили почти 60 тысяч рублей. Мы ругались с хозяином фабрики, я ему говорю, что напишу заявление, он сказал – иди. Мы с женой пошли писать заявление. После этого мне позвонили из ФМС, они знали про конфликт с хозяином, я сначала обрадовался, думал, помогут. А они наоборот меня отправили на суд.

– То есть вас отправили в суд и могли депортировать?

– Да, но слава Богу суд вел хороший человек, мне повезло. Я ему объяснил, в чем мои проблемы: что жена беременна, что я сам обратился в ФМС, а не они меня поймали, как это сказано в их бумагах. И я слышал, что хозяин фабрики "натравил" ФМС на меня, так как я ему мешаю. Я объяснил в суде, что он мне деньги не заплатил. Судья сказал, что он меня прекрасно понимает, что выпишут штраф, а потом отпустят меня домой. Сказал, что по новому закону беженца нельзя депортировать, если в его стране война. Я был очень доволен тогда, в тот день почувствовал, что есть хорошие люди в России.

– В каком статусе вы находитесь сейчас?

– У меня просто справка о том, что мое дело взято на рассмотрение. Она выдается на месяц, как у всех моих друзей. Месяц проходит – идешь ставить новую печать. Ждешь своей очереди на рассмотрение дела об убежище. Я так ждал три месяца, сдал все анализы, а они мне отказали. Я очень боюсь, что если и найду работу, как оформиться без договора? Если мне опять не заплатят, что я буду делать? Я уже три месяца без работы. Только тогда пойду, если найду место, где хозяином будет сириец и я буду точно знать, что он платит. Я обошел много мест, но у меня везде спрашивают документы. Говорят: иди, сделай документы, и мы тебя устроим по договору. Многие сирийские ребята, которые в прошлом году уехали в Норвегию, платили по 50–60 тысяч, чтобы сделать эти документы.

– Кому они платили?

– Не знаю, это вроде какие-то посредники, которые передают деньги в областной ФМС и получают документы на временное убежище. Мне друзья тоже предлагали заплатить, минимальная цена – сорок тысяч, и тебе дадут свидетельство беженца на один год. Я сказал им, что не буду платить. По закону это бесплатно. Ребята, которые купили свидетельства, все равно уехали в Норвегию, отдали эти документы, вернули сирийские паспорта. Говорят, здесь нет надежды. А сейчас они в Норвегии уже шесть месяцев, получили документы, учат язык в школе, там государство знает, как им помочь. А здесь у нас никто не поможет.

– Получается, миграционная служба никак не помогает вам?

– Не помогает. Мои друзья, которые уехали в Европу, мне звонят и говорят: что дальше будешь делать? Что они тебе дадут? Мы, говорят, уже получили убежище, получили квартиры и официальную работу, платим налоги, все хорошо. А я ничего не могу делать, я сам уже потерял надежду здесь.

– Что вы теперь планируете: останетесь здесь или поедете в Европу?

– Самый лучший вариант для меня – если в Сирии война закончится. Я тогда сразу в Сирию уеду. Если нет, то восстановлю визу и поеду в Турцию. Как я понимаю, здесь в России у меня нет надежды. Да, здесь страна красивая и природа красивая, много добрых людей, но я все равно не русский, иностранец, и проблемы с ФМС будут продолжаться. У ФМС закон: говорят, надо делать так и так, но не делают, только говорят, ничего не выдают мне. Почему? Никто не знает. Мне отказали в убежище, пишут, что в Сирии хорошо. Я говорю чиновнику: "Если в Сирии все хорошо, я приглашаю тебя, поехали вместе со мной". А он мне только сказал: "Иди отсюда".

– Как вы думаете, почему такое отношение к беженцам?

– Я не знаю, может, они привыкли, что деньги за это платят? Я сотруднику ФМС говорил, что господин президент Путин подписывал закон о том, что беженцам выдают документы о временном или постоянном убежище. Но они отказывают, говорят, что в Сирии хорошо. Почему? Может, кто-то внутри ФМС не разрешает выдавать, может, они сомневаются, думают, что все мусульмане террористы, не знаю. Сколько раз меня в Ногинске ловила полиция, всегда заявляют мне: "Ты ИГИЛ" (террористическая организация, запрещенная в России. – РС).

– Как к вам относятся местные?

– Хорошо. 80 процентов людей относятся очень хорошо. Сидим, говорим, гуляем, помогаем друг другу. У меня много друзей русских. И даже хозяйка квартиры, которой я не смог заплатить вовремя, так как сидел без работы и денег, разрешила просрочить пару платежей. Народ не проблема – проблема только в ФМС. Только недавно открыли школу для беженцев, чтобы учить русский язык, сразу пришли сорок человек, а я сам не пошел. У меня спросили: "Почему не хочешь язык учить?" А я все равно улечу, чувствую, не могу оставаться здесь, – рассказывает Самер Абу-Зейд.

Пока Самер Абу-Зейд и его соотечественники задаются вечным российским вопросом "что делать?" и пытаются легализоваться, чтобы достойно дождаться мира на своей Родине, премьер-министр России Дмитрий Медведев, выступая с отчетом в Думе, говорит о необходимости ужесточения миграционного права. Такая необходимость, по его мнению, возникает в связи с наплывом мигрантов в Европу: "Я хочу сказать, что мы угрозу неконтролируемой миграции прекрасно понимаем. Мы и раньше ее понимали, поэтому у нас, скажем прямо, были не самые либеральные миграционные правила. А сейчас, после того, что в Европе произошло, мы должны еще жестче отнестись к миграционному законодательству", – сказал председатель правительства.

Многие поддержали инициативу Медведева, видя в мигрантах потенциальных террористов. Так, глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин заявил: "Мигранты часто становятся объектом вербовки, радикализации. Многие из них находятся в России с превышением срока пребывания, выпадая из поля зрения правоохранительных органов".

С такой оценкой миграционных процессов согласны не все. "Сирийцы едут не за лучшей жизнью. Они спасают свою жизнь. Запрещенная в России экстремистская группировка "Исламское государство" захватила полстраны. Там творится хаос, – напоминает заместитель председателя общества граждан сирийского происхождения Ваддах Ал-Джунди. – Война идет уже четыре года, и люди боятся террора. Мы здесь, в России, лишь хотим решить проблему легального пребывания наших соотечественников. В обществе существуют опасения, что под видом беженцев приедут террористы, но на практике трудно себе представить боевика, сидящего в очереди в УФМС и полгода получающего документы".

Глава общественной приемной комитета "Гражданское содействие" Лайла Рогозина связывает инициативу Дмитрия Медведева, предлагающего ужесточить миграционное законодательство, с военным вмешательством в Сирию. Она предлагает интерпретировать предложение председателя правительства как попытку "защититься" от возможных террористических атак, которые могут стать ответом на российские бомбардировки:

– Я думаю, что это связанно именно с тем, что мы ввязались в эту войну. Бомбим террористов, защищаем Асада, и поэтому мы ждем ответного удара. Мы должны как-то защищаться и поэтому ужесточаем законодательство.

– По вашему мнению, насколько миграционное законодательство в России успешное, требует ли оно каких-то доработок и корректировок?

– Ну, например, у нас даже нет структуры, которая несла бы ответственность за убежище. Суды не знают, как судить, не понимают и не хотят понимать. У нас нет даже специальных судов, как например, во Франции, которые занимаются именно людьми, просящими убежище. У нас такого нет, у нас судья не успевает ничего разбирать, только знает статью КоАП 18.8 ("О нарушении иностранным гражданином правил въезда в Российскую Федерацию либо режима пребывания". – РС) в миграционном законодательстве, по которой можно выдворить со штрафом. Я думаю, что наша государственная политика направлена на то, чтобы не видеть этих беженцев. Не понятно почему.

Нам было бы выгоднее всех этих беженцев переписать, снять отпечатки пальцев, взять интервью, опросить, узнать, где этот беженец живет, где он работает, чтобы он не бегал и искал сам работу, может быть, организовать им лагеря и рабочие места или даже выделить какие-то деньги на их содержание. Это было бы гораздо безопаснее, чем ужесточать миграционное законодательство. А у нас, например, в Ногинске детей не берут в школу, потому что начальник управления образования считает: раз они не зарегистрированы, раз у них нет легальных документов, то их не существует. Детей не существует, и никакого доступа к образованию нет.

– В чем же причина такого отношения к беженцам?

– У нас мало денег. Для своих-то граждан денег не хватает. У нас нет доходных домов, у нас нет приютов для бездомных, есть несколько маленьких ночлежек, центров социальной адаптации, где человек может переночевать, но нет льготного социального жилья. Денег для своих граждан не хватает, а уж если мы будем беженцев принимать и отдавать им свое жилье, предназначенное для граждан России, тогда народ взбунтуется. Так очень хорошо натравливать людей на беженцев, очень хорошо отводить удар от себя.

– Насколько сложно получить полноценное или временное убежище здесь, в России?

– В России очень сложно. В начале сирийцы, которые ринулись в миграционную службу за убежищем, столкнулись с тем, что им сказали, что эта услуга платная. И они платили очень большие деньги за предоставление временного убежища. По сорок тысяч с каждого, на год. Единственное наше оружие против этого – жалобы. Мы пишем, куда только можно. И в суд, и в прокуратуру, и в Следственный комитет, уполномоченному по правам человека, везде. Я слышала о таком случае: переводчица взяла у пятидесяти сирийцев деньги, по-моему, по сорок тысяч с каждого, и ничего им не предоставила, сказала, что нет возможности, и деньги, конечно, не вернула. Но это все со слов заявителей, которые к нам приходят. Доказательств у нас нет, и мы не можем ничего сделать.

– Правильно ли я понимаю, что большинство сирийцев рассматривает Россию как транзитную зону на пути в более благополучные страны Европы?

– Да. Когда были открыты коридоры, очень многие беженцы, даже имеющие вид на жительство в России, ринулись в Европу, потому что уровень жизни в Европе и у нас различается. Там уровень жизни гораздо выше, рыба ищет, где лучше. У нас остались те, кто не успел выехать. Массово оформляли депортацию, я думаю, это было какое-то посредничество и сговор ФМС и судей, которые массово выдворяли, переправляли людей в Норвегию, Мурманск, немного в Финляндию, но это все закрылось. Я считаю, что беженцам тут очень плохо. Никаких пособий им тут не дают, никакого жилья не дают, работать не дают, учиться не дают, медицинское обслуживание только платное, поэтому, конечно, они бегут.

– Должно быть, многие сирийцы разочарованы в России, которая всегда представлялась им дружественным государством?

– Конечно. Тем более у многих русские жены, дети со смешанным гражданством. Мы открыли для них в Ногинске школу русского языка, так как детей не брали в школу. И попросились туда взрослые от двадцати лет и старше, чтобы как-то адаптироваться тут, ведь в ближайшее время вернуться в Сирию невозможно. И если бы мы могли предоставить им документы, чтобы они там временно проживали, разрешение на работу, они бы сами добились всего. Им не нужны лагеря беженцев, им не нужны пособия, им ничего не нужно, только документ, который позволяет работать и переждать, пока в стране закончится война, – заключает Лайла Рогозина.

Лайла Рогозина говорит, что сейчас в России находятся около 10 тысяч вынужденных мигрантов из Сирии и лишь единицы из них легализовались на тех или иных условиях. По ее мнению, это количество беженцев вряд ли окажет существенное влияние на российскую экономику, и есть все возможности для их размещения.

По данным ООН, опубликованным в 2015 году, с начала военного конфликта на Ближнем Востоке в 2011 году Сирию покинули порядка четырех миллионов человек. Большинство беженцев направляется в страны Западной Европы, часть из них ищет убежище в соседних странах – Ливане, Иордании и Турции.