Издательство "Родовид" выпустило в свет английский перевод богато иллюстрированной книги "Казимир Малевич. Киевский период 1928–1930", которая годом ранее опубликована на украинском языке. В нее вошли недавно найденные материалы о преподавательской работе основоположника супрематизма в Киевском художественном институте и неизвестные до настоящего времени статьи, написанные Малевичем для украинских изданий того времени. Все это стало доступным после обнаружения обширного архива художника Марьяна Кропивницкого – ассистента Малевича в Киеве.
90 лет изданные материалы хранились в архиве Марьяна Кропивницкого, и он их никому не показывал – даже тем, кто занимался исследованием творчества основоположника супрематизма. Возможно, такая осторожность была связана с репрессиями, которые начались в Киевском художественном институте через два года после того, как Малевич был приглашен туда в качестве советника для налаживания учебного процесса. В 1930 году институт решили переделать под нужды пролеткульта: уволен ректор Иван Врона, некоторые преподаватели, закрыт полиграфический факультет и ряд отделений, среди которых и то, которым руководил Малевич. Накануне этих перемен в Киеве художник открывает свою последнюю персональную выставку, и уже осенью арестован по подозрению в шпионаже.
Марьян Кропивницкий, который накануне этих событий опекал так называемый исследовательский кабинет, созданный Малевичем для преподавания формально-технических дисциплин в Киевском художественном институте, мог опасаться, что имеющиеся у него материалы уничтожат в рамках начавшейся в СССР кампании по борьбе с формализмом. Сам он после случившегося ушел в тень, не вступил в Союз художников, поэтому не выставлялся и до самой смерти в 1989 году скрывал существование ценного архива.
Кропивницкий скрупулезно собирал все, что было связано с пребыванием Малевича в Киеве. Например, полные версии пяти статей, опубликованных в сокращенном виде в киевском альманахе "Авангард", стенограммы заседаний в Киевском художественном институте, в которых принимал участие Малевич. Наряду с этими документами, в книгу вошли материалы, связанные с киевскими проектами художника: его деловая переписка, отражающая работу над последней персональной выставкой (в 1930 году в Киеве) и эскизы, сделанные для украинских - к сожалению, не реализованных, проектов. О том, как удалось все это найти, рассказывает составитель книги "Казимир Малевич. Киевский период 1928–1930" Татьяна Филевская:
– Может быть, эта книга никогда бы не появилась, если бы не случайная находка. В 2015 году в честь столетия супрематизма возникла идея провести курс лекций, которые Казимир Малевич читал в Киевском художественном институте. И вот на одну из них пришли родственники художника Марьяна Кропивницкого. Он был младше Малевича, во время сотрудничества с ним только выпустился из института, и ректор Иван Врона назначил его ассистентом при кабинете Малевича. В ведении Кропивницкого было записывать все, что говорил и делал Малевич. Он вел все протоколы заседаний преподавателей и профессоров института. Он конспектировал лекции, семинары, которые проводил Малевич. И все эти документы осели в его архиве, нужно сказать, довольно обширном. И то ли они действительно где-то потерялись, то ли Кропивницкий просто не хотел или боялся о них говорить раньше, в 70–80-е годы, когда он еще был жив и к нему обращались исследователи, в том числе Александр Парнис и Дмитрий Горбачев, но Марьян Юльевич говорил, что ничего не сохранилось, потерялось, где-то пропало. И только после его смерти дочь, которая разбирала архив, обнаружила подборку материалов, которая касалась Малевича или где упоминалось его имя. Какое-то время этот архив оставался у них дома, потому что они не знали, нужно ли это кому-нибудь, важно ли, интересно? И вот наш лекторий стал стимулом, чтобы принести и предложить нам эти материалы для публикации, что мы, конечно же, немедленно и сделали.
– Что самое интересное в материалах Кропивницкого?
– Бесконечно интересно, конечно же, то, что касалось работы Малевича в институте, а именно – протоколы заседаний профессоров. По сути Малевич состоял методистом, советником, рассказывая, каким образом должно быть устроено художественное образование в институте. Как известно, у него уже был довольно большой опыт по созданию учебных заведений для художников, начиная с Витебска и заканчивая ГИНХУКом. Поэтому опыт Малевича в Киеве также пригодился. Ну, и большой интереснейшей частью архива оказались пять статей Малевича, четыре из которых никогда раньше не публиковались. Это его совершенно новые оригинальные тексты.
– Малевич предложил обучать учеников всем направлениям в искусстве, которые существовали на тот момент, чтобы они потом могли выбрать для себя наиболее интересное. Было ли это чем-то новым в то время?
– Педагогическая концепция Малевича называется условно "живописная диагностика". Он ассоциирует образовательный процесс с медициной. Студенты у него – пациенты, которым нужно диагностировать болезнь, определенные "измы" или склонность к определенному виду искусства. На самом деле у Малевича эта медицинская метафора встречается и раньше, еще в начале 20-х годов. Это было действительно его ноу-хау, которым пользовались его ближайшие соратники, коллеги, ученики. Но это не было общим местом. И другие преподаватели в других вузах в это время использовали свою методику. Нельзя забывать, что это было время тотального эксперимента. Каждый изобретал собственную систему, в том числе и в педагогике.
Действительно, Малевич свою концепцию впервые воплотил в Витебске, потом в Ленинграде и в Киеве уже в самом конце 20-х, но со своими особенностями, которые появились именно здесь, здесь были им доработаны. Потому что те специалисты, которые занимаются сегодня Малевичем и которые ознакомились с этими материалами, говорят, что они позволяют составить целостное представление о педагогике Малевича, которая изучена еще не в полной мере. Это как раз для нас, ученых, сейчас самый интересный и актуальный вопрос. Поэтому можно сказать, что в Киеве это были свои особенности, но в целом речь шла о воплощении метода Малевича, который он развивал на протяжении многих лет.
– Интересно, что он предложил этот довольно демократический подход к художественному образованию за несколько лет до того, как в Советском Союзе главным художественным методом был объявлен соцреализм, который все это перечеркнул...
– В Киеве, как и в остальных городах СССР, конечно, с начала 30-х прошлась метла, которая вымела все, что происходило в бурных 20-х. Все это вычистили и пытались скрывать в дальнейшем: уничтожали работы, архивы, увольняли преподавателей. И, конечно же, запрещались эти методы преподавания. Об этом всем нельзя было даже говорить. Тем не менее, рукописи не горят. В Украине в 60-е годы сформировалось течение второго авангарда. Художники-шестидесятники во многом обращались к идеям авангарда по воспоминаниям, по работам, которые делались в стол: никогда не экспонировались, не публиковались, но передавались или показывались коллегами коллегам, одними художниками другим. То есть эти идеи жили. В частности, например, в Украине была сформирована харьковская конструктивистская школа. Ее самый известный и яркий представитель, Василий Ермилов, опирался именно на супрематические идеи Малевича. Но нужно сказать, что, конечно, эта школа не получила нужного развития. И на сегодняшний день в Киевском художественном институте, который сейчас называется Национальная академия изобразительных искусств и архитектуры, больше жива идея соцреализма 30-х годов, а не идея авангарда конца 20-х.
– Вы упомянули, что частью архива Марьяна Кропивницкого были и статьи Малевича, которые до этого не публиковались. Что это за публикации?
– Из пяти статей четыре ранее не публиковались и одна появилась в киевском альманахе "Авангард" в 1930 году. Она была опубликована в украинском переводе в довольно сокращенном виде, а оригинал на русском гораздо более объемный: интересно было увидеть, как работала в то время цензура. Остальные четыре статьи посвящены художественному образованию в Украине, непосредственно в Киеве. Одна из них касается формального анализа технических дисциплин института. Ее заказала Малевичу администрация вуза, и в ней он анализирует базовую систему образования первых двух лет.
Например, в статье "Архитектура, станковая живопись и скульптура" он очень интересно анализирует взаимосвязь этих трех видов искусства на примере Киевского художественного института. Там есть завуалированная апелляция к конфликту, который был в институте, между занимавшимся монументальным искусством Михаилом Бойчуком и более традиционными художниками, писавшими в национальном стиле. Конфликт вылился в то, что преподаватели не разговаривали друг с другом, а студенты дрались. И вот Малевич апеллирует к этой ситуации в своей статье и критикует Бойчука за то, что тот обращается к архаичным формам, в частности, к фресковой живописи, и обвиняет его в том, что он обращается к монастырской тишине, к чему-то, что уже отошло, в то время как сейчас время шумной толпы и улицы.
– Помимо участия Малевича в обучении в Киевском художественном институте и помимо статей и лекций, которые он читал, состоялась еще и выставка. Это был конец двухлетнего пребывания художника в Киеве. Состоялась выставка его работ. И на этом сотрудничество закончилось. Что произошло?
– Малевич бывал в Киеве наездами, полностью не переезжая. Это известно и по протоколам, и по письмам, которые у нас опубликованы. Он здесь проводил 10–14 дней каждый месяц. В одном из поздних писем Малевич писал, что у него было намерение в Киев переехать насовсем. Во второй половине 1930 года он хотел забрать сюда семью и учеников, но политическая ситуация резко изменилась. Была закончена политика украинизации, которая позволила развитие авангардного искусства в стенах Киевского института. Всех, кто активно принимал в этом участие, устранили от административной работы, уволили ректора Врону, уволили большую часть прогрессивных профессоров. В скором времени довели до самоубийства Николая Скрипника, который был наркомом образования и который опекал всю эту ситуацию на высшем уровне. Он застрелился прямо во время заседания. Таким образом, вся история так называемого украинского возрождения, украинского авангардного искусства, которое достигло своего пика как раз в середине и в конце 20-х годов, заканчивается очень печально – серией самоубийств, убийств, расстрелов, репрессий, в общем, полного уничтожения вплоть до стирания даже памяти об этом периоде.
– А Малевич в это время уезжает из Киева?
– Малевич заканчивает летний семестр 1930 года. Потом летние каникулы. В летний период происходят все эти административные изменения, увольнения. В сентябре 1930 года, как известно, Малевича арестовывают в Ленинграде по обвинению в шпионаже, несколько месяцев держат в камере. В декабре – после того как его освободили – вопрос с Киевом был уже неактуален, потому что уже было слишком очевидно для Малевича, что в Киеве его никто не ждет.
