Ссылки для упрощенного доступа

"Гибнут самые яркие": Интернет об убийстве российских журналистов в ЦАР


Безусловно, самая обсуждаемая сегодня в социальных сетях тема – гибель в Центральноафриканской Республике трех россиян: журналиста Орхана Джемаля, режиссера-документалиста Александра Расторгуева и оператора Кирилла Радченко.

В ЦАР они приехали для работы над расследованием о деятельности в стране российских военных наемников.

Антон Долин:

Опустошенность и ужас. Страшные новости.

Ксения Ларина:

Господи, какое месиво кругом, гибнут самые яркие люди, таланты,личности. Остаётся унылая слизь.

Михаил Ходорковский:

Это были смелые ребята, которые привыкли не просто собирать материал, а хотели «пощупать» его своими руками.
Я до последнего надеялся на чудо, что они попали в плен, что их можно вытащить.
Вечная им память.
Глубокие соболезнования родным.
Я приложу усилия к установлению виновных.

Артур Асафьев:

Я знал Орхана - со времен сотрудничества с "Новой". Много слышал о Расторгуеве...

Ужасно... Вечная память погибшим коллегам.

Кирилл Гончаров:

Орхан Джемаль.. я совсем недавно познакомился с ним, на съёмках какой-то передачи и он произвёл на меня сильнейше впечатление, своей убеждённостью и уверенностью.

Я не разделял его позицию на 50%, но то как он ее отстаивает - заслуживало уважения. А вчера он был убит выполняя работу журналиста.

Светлая память.

Кирилл Семёнов:

Все мы от Аллаха и к Нему наше возвращение. Пусть помилует Аллах нашего брата Орхана и введёт в Райские Сады!
В этой пустоте бестолкового шума голос Орхана всегда для меня был бальзамом. Его будет нам очень не хватать!

Дарья Митина:

Ну вoт и Oрхан ушёл, вслед за oтцoм:((...

С егo oтцoм Гейдарoм мы были oчень близкими людьми. С Oрханoм приятельствoвали, нo друзьями не были. С Гейдарoм мы гoвoрили на oднoм языке, с Oрханoм - на разных. С Гейдарoм нас мнoгoе рoднилo, с Oрханoм меньше. И всё равнo бoльнo и несправедливo.

Пoмню, пoсле Ливии пoдумалoсь, чтo теперь жить Oрхан будет дoлгo, дважды снаряд в oдну вoрoнку не пoпадает. Ан вoт же ж....

Александр Растoргуев, кстати, тoже был мнoгoталантливым и смелым челoвекoм. Пуля чаще настигает людей oтважных, а трус спрячется всегда.

Светлая память.

Магомед Туаев:

С Орхана началась моя профессиональная журналистика, именно он познакомил меня в 2005 году с Анной Политковской и эти люди стали для меня эталоном борьбы, эталоном профессионализма и принципиальности, когда слово не продается, когда оно жжет, когда за него убивают.
.Сегодня мы лишились еще одного бойца, бесстрашного, замечательного и справедливого человека, Брата, Друга, товарища, старшего коллеги.
.соболезнования его семье, всем нам. Это был достойный сын достойного отца! После смерти таких наступает пустота. Она долго ничем не восполняется.

Лолита Цария:

У меня с Орханом, как и с его отцом, человеком энциклопедических знаний, интеллектуалом с цицероновским красноречием, были значительные расхождения во взглядах, но и общих моментов в мироощущении и гражданской позиции было немало. Орхан, несомненно, был убежденным, честным и искренним человеком... Очень жаль....

Илья Пономарёв:

Эх, дружище (((
Как же много стало смертей вокруг...
И все не случайные!

Ахмед Гисаев:

Я был знаком с Орханом, общался с ним еще в Грозном, в трагические дни, когда была похищена и убита Наташа Эстемирова. Он выезжал на место её гибели и делал фотографии. В последующие дни был рядом с нами. Помню, мы с ним стояли на крыльце у входа в офис ПЦ "Мемориал" Грозном. Говорили. Обсуждали. Ругали. Ругали власти за то, что расправляются с журналистами и правозащитниками. За их правду. За их принципиальность. За их бесстрашие.
Покойся с миром брат - Ин­наа лиЛ­ля­хи уа ин­наа илей­хи рад­жи‘ун!

Илья Барабанов:

В 2004 или 2005 году я стажировался в отделе политики «Новой газеты», а редактором там был Орхан Джемаль. Было лето, работать не хотелось, а хотелось с друзьями на речку, но меня отправили на какое-то скучнейшее заседание какого-то комитета думы. С трудом его отсидев, на речку я все же сбежал, а на следующий день принес Орхану написанный левой ногой текст. Он прочитал его, вздохнул, сказал: «Садись», - и переписал всё от первой до последней строчки. Стыдно было ужасно, но вот этот урок, что никогда нельзя относиться к работе как халтуре, я запомнил на всю жизнь.
2014 год. Август. На востоке Украины война, российские войска вот-вот то ли возьмут, то ли не возьмут Мариуполь. Орхану звонят из Киева и говорят, что у самой границы с Россией в плен попала группа кировоградских десантников, но их готовы отпустить. Сами украинские военные ехать забирать своих пленных так глубоко в тыл врага боятся. Таксиста, готового на такое приключение, уже тоже хрен найдешь. У батальона «Азов» нашлась вдруг красная «Нива» с почему-то французскими номерами, за руль которой садится еще сильно хромающий после ранения в Ливии Джемаль, и мы едем через линию фронта за этими пленными.
Приезду русских журналистов из Мариуполя за украинскими пленными удивились и сами пленные, и державшие их ДНРовцы. На обратном пути чуть не разбились, едва не въехав в ночи в подбитый танк, пробили колесо, застряли в поле, репортаж в Ъ я надиктовывал с сельского кладбища, где-то рядом шел бой, а Джемаль все это время был невозмутим, будто мы гуляем по московскому бульварному кольцу.
В феврале мы последний раз подробно говорили, когда ЦУР только задумался о фильме про ЧВК Вагнера. Идеи с ЦАР тогда, правда, не было. Обсуждали базу в Молькино, Сирию.
Две или три недели назад случайно столкнулись в метро. Поздоровались на ходу, договорились встретиться на чай.
Уже не встретимся. Нет никаких сил хоронить коллег.

Евгений Левченко:

"Дождь" сообщает, что Орхан Джемаль убит. Буквально две недели назад виделись с ним на работе. А до этого стояли вместе на Немцовом мосту и оплакивали Аркашу Бабченко. А до этого… это был один из первых людей, который отнёсся ко мне по-настоящему тепло просто так, без всякого смысла.
Бабченко – жив, а теперь сообщают, что убит Орхан. И теперь всё время думаешь, а вдруг это всё неправда? Дорогой человек, ты ведь жив, скажи?

Митя Евстифеев:

В декабре 2011 года я сидел на корпоративе "Известий" и был сильно помят. Всего несколько дней прошло как я вернулся из казахстанского Жанаозена, где взбунтовались рабочие-нефтяники. Там было много крови, стрельбы, трупов. В городе ввели военное положение, закрыли въезд-выезд и я оказался единственным светлокожим человеком в этом аду.

Меня сначала чуть не убили обезумевшие казахи-нефтяники (русский! он приехал защищать Назарбаева!), а потом - введенные в город для усмирения бунта военные (русский! он приехал шпионить!).

В результате, постояв на коленях на залитой кровью площади под дулом автомата, а потом поучаствовав в серии допросов, я все-таки уехал оттуда на следующий день. Но еще пару месяцев Жанаозен был со мной.

И вот на корпоративе к моему столу прихромал Орхан. У него выдалось приключение пожестче: в августе 2011 года он был ранен во время битвы за Триполи, почти лишился ноги. В итоге ногу сохранили, хотя она практически не работала, а сам Орхан через несколько месяцев вернулся в Москву.

"Лучше бы ее отрезали, - пожаловался он, неуклюже сев на стул и посмотрев на свою ногу с отвращением. - Я же теперь инвалид".

Мы разговорились: он рассказал про Триполи, я - про Жанаозен. Он с интересом выслушал, помолчал, а потом сказал: "Ты же понимаешь, что теперь не сможешь без этого?"

Я с сомнением на него посмотрел. В тот момент мои ощущения указывали на то, что это последнее без чего я не смогу.

"Не сможешь, это наркотик", - убежденно продолжил Орхан.

Спорить я не стал. Решил, что со временем станет ясно, кто прав - Орхан или мои ощущения.

А потом в последующие годы я узнал Орхана чуть лучше и понял, что правильно поступил, не став спорить - он был настоящий наркоман, который жил только в экстремальных условиях. В остальное время он находился в режиме ожидания - от одной безумной поездки к другой.

Игорь Дмитриев:

Орхан всегда резко выделялся на фоне столичной пишущей и вещающей в эфире богемы - тем, что был всегда максималистски искренним. Никогда не шёл ни на какие компромиссы. Говорил и начальству, и коллегам прямо в лицо всё, что он думает о них. Орхан умел и любить, и презирать, и ненавидеть. Прекрасно образованный, как и его отец, московский азербайджанец, он не испытывал иллюзий ни в отношении власти, ни в отношении "оппозиции". Поэтому ему всегда было интереснее работать там, где всё предельно честно - в "горячей точке". И он бесстрашно рвался даже туда, куда из журналистов не попадал почти никто...
Я помню, как в 2005 г. Орхан смог проникнуть в Ферганскую долину (Узбекистан), где началось восстание против режима Каримова. Власть тогда перекрыла въезд туда для абсолютно всех журналистов, чтобы безжалостно раздавить танками и расстрелять тот протест. Тогда Орхан оказался чуть ли не единственным иностранным журналистом, кто смог увидеть этот ужас изнутри - он пересёк границу пешком из Таджикистана, по фальшивому паспорту, под видом якобы малограмотного крестьянина. А потом, вернувшись в "Версию", написал, как всегда, блестящий репортаж - о том варварском беспределе, что учинила власть.
Орхану было тесно и скучно в столичном "политиканском мирке". Я читал с восторгом его умные, точные и страстные репортажи из военных кровавых бурь Ирака, Ливии, Донбасса, Сирии, Афганистана, из Северного Кавказа, Ливана, Ирана...
Помню, как даже отпуск Орхан решил провести по-своему - в Сомали! Местные власти не поверили в то, что туристу захочется отдохнуть в Сомали, и Орхана там посадили в тюрьму по подозрению в шпионаже. Спустя неделю, конечно, разобрались и выпустили, после чего Орхан продолжил свой отдых в Сомали, а в итоге написал забавный репортаж о своём экзотичном отпуске...
В Ливии Орхана настигла случайная пуля, тогда он едва не потерял ногу, но выжил. Сейчас не смог, потому что целились уже специально.

Александр Баунов:

Есть длинная традиция фильмов, блокбастеров про смелого репортера, который едет в джунгли, в горы, в пустыню на чужую или немного свою войну и привозит оттуда правдивый рассказ или разоблачительных снимок. В жизни я знал совсем немногих таких и очевидно, кандидат номер один - Орхан Джемаль. Причём голливудский сюжет состоялся. Он был в одном из первых БТР чеченского батальона «Север», который сквозь встречный поток беженцев прорвался в Южную Осетию и рассказал, что начало пятидневной войны августа 2008 г. Совсем не было похоже на заранее спланированную агрессию против молодой грузинской демократии. Выводы, которые потом подтвердились после утечек на Wikileaks и потом официально в европейском докладе прокурора Тальявини. Он летал снимать для «Дождя» и писать для нас в Слоне, там его ранили. До этого он был в Сомали. Это только чтоб перечислить самое опасное. Сейчас, благодаря ему, я узнал (и многие со мной), что ЧВК есть в центральной Африке.

Всегда поражал обидный разрыв между риском и трудностью таких командировок и сравнительно малым интересом к ним читателей и зрителей: «что там в Ливии, мой Постум, или где там...». (Правда это не касалось близких войн, вроде осетинской). Но я как подросток все детство не отрывавшиеся от карты мира понимаю, зачем он ездил туда, где происходит история. Я сам, когда появилась возможность, стал ездить в такие места, хотя никогда в по-настоящему опасные. Орхан - случай захваченности репортерством, документальным описанием современности как у поэтов стихом или композиторов музыкой. Логично правильно что он с коллегами там оказался, нелогично и ужасно, что погиб.

Илья Жегулёв:

Орхан всегда был там, куда человек с чувством самосохранения никогда не стал бы идти. На Донбассе он шел в окопы просто ради интереса и чтобы поймать ощущение войны, тогда, когда остальные все же старались беречься и не ездить на передовую. Ему было все равно - он лез в окоп и снимал там разговор боевика с банковским клерком из Киева по поводу неоплаченного кредита.
В Ливии он чудом остался жив, после ранения он всегда хромал. Казалось, что после этого случая он станет другим. Но он остался солдатом, он остался бойцом, который пойдет в то пекло, от одного упоминания которого у коллег расширяются глаза. Казалось он уже победил судьбу, он ее испытывал бесчисленное количество раз.
В Москве его глаза тускнели, ему здесь было не интересно среди нашего царства потребления, богемных тусовок и хипстерских детских радостей. Последний раз я его встретил на вечеринке "Дождя". Вокруг все веселились под песни "Касты", я тоже попытался улыбнуться, но Орхан не улыбался. "Как дела у брата? Если нужна помощь - ты пиши, звони, я всегда помогу". Получилось это последние слова, которые мне сказал Орхан.
Пусть тебе будет там не скучно. Ведь ты, трогательный, ранимый, душевный и добрейший человек, конечно попадешь в рай. Но через пару дней обязательно попросишься в ад. Потому что там самая жизнь.

Ирина Воробьёва:

Орхан.
Казалось, ты бессмертный. Что у тебя какой то особый дар проскальзывать между всеми пулями, выбираться из любой беды и вытаскивать других.
Мы спорили почти все время до, после и во время эфиров. Могли подолгу говорить обо всем на свете, совсем необязательно о политике, войне или пиратах. Кажется, последний раз вообще о правах женщин на равные с мужчинами зарплаты.
Наверное, чуть ли не у каждого из твоих друзей есть такая история, когда ты страховал в стремной поездке, вытаскивал за шкирку или просто задумчиво и долго курил рядом, когда было плохо.
Плачу по тебе.

Анна Бокшицкая:

Мы почти не общались последние несколько лет. Но каждый раз виделись так, как будто расстались вчера. Орхан был очень сложный друг. Мы вместе работали в Версии - он был редактором отдела политики, я была главным редактором. Мы оба обожали авантюры. Только он все время просился отправить его на войну, а я все время спрашивала Нахрена. Однажды прислал сообщение из Ингушетии - "Остановили, забрали документы и записи". В ту ночь я на телефоне вместе с его другом, которого теперь приличным людям неприлично называть, сидела на всех телефонах и под утро его выпустили - страшно избитого, но живого. Тогда убивали легко. Легко убивают и сейчас....
Но тебе же всегда везло, Орханчик!!! Ты чуть не потерял ногу и рассказывал о том, как тебя на поле оперировал доктор из Красного креста и как чудом ему удалось тебя спасти. Ты был со ста жизнями, Орханчик. А теперь тебя надо будет хоронить, потому что ты опять поперся на чертову адреналиновую иглу. Чтоб тебя!
Господи, как же мы ссорились. Как же мы орали друг на друга. Тебе одному было позволено так хлопать дверью моего кабинета. Однажды она упала с петель - хорошо поговорили про арабо-израильский конфликт. Я тебе тогда не разрешила писать материал без комментариев со стороны израильтян, ты был очень зол.
Последний раз мы виделись с тобой в прошлом году на дне рождении Эха. И ты мне сказал, что все время вспоминаешь нашу работу. Что я у тебя навсегда останусь в рейтинге на втором месте лучших главых редакторов в мире. А я тебе сказала, что простила бы тебе и третье.
Орханчик, черт лысый. Что же ты наделал. Ты должен был быть пусть далеко и никогда не звонить, но быть. А теперь тебя нет. И это ужасное горе.

Даниил Кислов:

Орхан был всего на два года младше меня, но всегда казался мне мальчиком, подражающим своему отцу и выстраивавшим свою линию жизни не хаотично, а по каким-то внешним и "высшим" лекалам. Мне кажется, что это было инфантильно. Впрочем, местами у него хватало и личного подвига.

Орхан был умница, начитанный, образованный, тверческий, где-то даже мудрый человек. "Где-то" - потому что где-то он совершенно мудр не был. Наверное, он унаследовал от своего отца эту кучу отрицательных и кучу положительных качеств вместе, в одном флаконе, в связке, в комплексе, в неразрывном единстве.

Орхан был нарциссом, часто считал себя умнее многих других. Но кто из нас не таков: это прощается.

Орхан был мусульманином, но мне кажется... что все же не мне судить о его личном Исламе. Я помню, как в Бухаре он спрашивал у метрдотеля-узбечонка, когда именно по местному времени начинаются часы какой-то утренней молитвы, а тот не мог ответить, и Орхан прочел ему целую лекцию по-арабски. Или с арабскими терминами... Считается.

Орхан был антисемитом. Я прощал. Почему? Не знаю, просто не хотелось драться. Хотя однажды это почти случилось. Впрочем, агрессивнее был я, а не он. У него хватало интеллекта, чтобы разруливать конфликты внутри круга друзей и знакомых.

Он любил рассуждать о шахидах, о настоящем "исламском государстве", которое было бы идеально, а то, что делает ИГИЛ - это типа "потуги", но, кажется, он снисходительно оставлял им все же свое место в истории.

Когда Орхану на Ближнем Востоке оторвало ногу кропнокалиберной пулей, мы все переживали за него, но было ясно, что большой мальчик рано или поздно встретит свою окончательную смерть именно через пулю, а не через менингит, цирроз или болезнь Альцгеймера

Диляра Тасбулатова:

Погиб - кроме Орхана Джемаля и Александр Расторгуев, который вместе с Костомаровым сделал два гениальных фильма: Я люблю тебя и Я тебя не люблю.
Какое страшное горе...
Его не так, может, хорошо знали - но какой это был документалист!
"Я люблю тебя" сделан из записей самих героев, простых ростовчан, которым авторы раздали мини камеры.
У фильма были проблемы потому что "простые ростовчане" (это молодежь, почти подростки) говорят исключительно матом.
Фильм гениальный: смонтировать несколько сот километров (по-моему материала там было на 120 часов) - это особое умение.
И фильм этот НЕ "разоблачительный": это НЕ "чернуха", нет. Это такой антропологический опыт: мы такие. Хотя и не такие уж плохие, но вульгарные и немые: не у нас нормальных слов для выражения чувств.
Теперь Александра нет. Убит.
Страшное непоправимое горе.

Сергей Кальварский:

Александр Расторгуев был совсем не таким, как большинство людей, работающих в медиа. Был очень сложным, но очень настоящим. Жил навылет.Редко таких встретишь. Светлая память.

Эдуард Бояков:

Александра Расторгуева знал хорошо. Общались, был период, много, лет десять назад собирались что-то делать вместе. Встречались с ним отдельно и с Павлом Костомаровым, обсуждали кино, технологии и тд... Показывали на фестивале Текстура фильм "Я тебя люблю". Александр приезжал с героями фильма, двумя ребятами, снимавшими самих себя камерами, которые Расторгуев и Костомаров выдали им.

До этого был "Дикий, дикий пляж" и другие мощнейшие по языку документальному работы. в 2010 Расторгуев снял с Сагалаевым фильм "Оптина пустынь. Воины Господа".

Это были очень важные поиски и настоящие творческие открытия. Талантливейший человек. Из ростовских бойцов, насчет покурить и задвинуть что-то радикальное проблем не было...

После начала Болотной подписывал письма против Путина и за Украину, ну и в ту сторону двинулся. Общаться я с ним перестал, но как профессионала уважал безусловно.

Царствия Небесного.

Алексей Пивоваров:

Александр Расторгуев - один из самых важных людей в моей жизни. Почему-то единственная стойкая ассоциация, возникшая сегодня - с героем Мамонова в лунгинском «Острове»: ты, весь такой начальник, приходишь поплакаться «за советом» (чтоб пожалели), а с тебя в ответ стаскивают и сжигают дорогие сапожки - нечего притворяться! Саша, как он сам как-то сформулировал, был «человеком в орбите истинных смыслов»: с других спрашивал по крайнему счету (отсюда и столько конфликтов вокруг), но и с себя - рутинно за краем. Жил каждый день как последний. И ведь оказался прав, зараза. Мне будет очень тебя не хватать. До встречи, дружище.

Рита Болотская:

Погиб Александр Расторгуев, замечательный режиссер.
Посмотрите его фильмы - "Чистый четверг" о чеченской войне, "Мамочки", "Срок", "Дикий, дикий пляж"... Они есть, к примеру, на сайте Артдок.медиа, но и еще где-то есть. Главное - увидеть. Потому что они талантливы. Это очень сильные высказывания о сути жизни - беззащитности человека перед испытаниями и необходимости быть, становиться сильным, об ошибках и умении прощать, о пошлости и красоте... Глубокие, интересные фильмы!

Сергей Ерженков:

Если я на кого и хотел быть похожим в своих документальных работах, то на Расторгуева. Прости, что говорю эту в пустоту. Надо было раньше. "Жар нежных" я считаю лучшим документальным фильмом на русском языке. Вспомните Сашу, посмотрите сегодня его фильмы. Покойся с миром, Саша. Покойся с миром, Орхан, ты был отважным и бесстрашным, как лев.

Люся Штейн:

В прошлом году удалось поработать вместе на последнем проекте Саши, много общались. Он не был лощеным, глянцевым. Саша – махровый, беспощадный к себе и окружающим, каким и должен быть трушный документалист. Глубокий эмоциональный интеллект и какая-то самобытная внутренняя сила, энергия, за которой было дико интересно наблюдать.

Недавно взялась посмотреть его «Дикий пляж». Фильм великий, сперва невозможно оторваться, затем невозможно досмотреть. Попробуйте – поймете, о чем речь.

Ну и фильм «Срок» о протестах 2012, съемки изнутри – это войдет в вечность, по крайней мере, в мою. Попасть точнее было невозможно.

Расторхуев, как он себя сам называл, заслуживает уважения, как минимум, своей чистой любовью к документу, и его гибель – она тоже про любовь. Про любовь к кино, к правде, к киноправде.

Илья Яшин:

Мы познакомились с Расторгуевым в 2012 году, когда он готовил фильм «Срок» о протестах в России. Он много работал со мной. Самый, наверное, напряженный день был, когда он «прикрепился» ко мне 6 мая на Болотной площади. Вокруг полицейские избивали людей, распыляли газ, но Саша совершенно невозмутимо фиксировал происходящее на видео, оказавшись в эпицентре столкновений. Позже следователи давили на него, чтобы он передал файлы и у силовиков появились дополнительные улики против активистов. Расторгуев ничего не отдал. Он был одним из самых талантливых документалистов страны, удивительно порядочным и скромным человеком. Мысль о его гибели не укладывается в голове.

С Джемалем мы знакомы гораздо меньше: несколько раз оказывались в общей компании. Но я всегда безмерно восхищался его мужеством. Это был по-настоящему отважный человек. После ранения в Ливии он едва не лишился ноги, сильно хромал все эти годы. Но остался верен профессии: продолжал ездить в горячие точки, ничего не боясь. Например, работал в зоне вооруженного конфликта на Донбассе.

В России не так много настоящих журналистов, способных честно и профессионально выполнять свой долг. Смерть каждого из них — огромная потеря.

Ксения Чудинова:

Я вообще ненавижу удобство — в настоящих отношениях тем более. Я люблю неуживчивых, желчных, правдорубов. Я люблю настоящих. Тех, кто из своей жизни делают большой фильм.
Я люблю исследователей, ученых жизни. Я люблю, когда человек видит и слышит людей. Я не люблю тех, кто просто лайки ставит или пишет гневные отповеди в комментариях, а случайно встречаясь с тобой, ведет светский разговор.
Я люблю тех, кто если «не понял», «возмутился», «удивился», «восхитился», то пошел и узнал, что там такое. Сам узнал, не от друзей, не в фейсбук заглянул, а ногами дошел, сел и поговорил с человеком. Написал ему, позвонил, задал вопрос, поделился своим соображением.
Я люблю тех, кому не жалко сил. Тех, кому не лениво объяснять свою позицию, кому не жалко сил на отношения, на звонки, на переписки. Кому не жалко сил на поддержку и в радости «Я за тебя рад, молодец», и в горе «Я сочувствую». Потому что умеет говорить и видит человека рядом с собой.

Саша Расторгуев — это самый настоящий человек. По самому моему сердцу идущий.
Я ни в ком не видела такой участливой деликатности и такой беззастенчивой грубости. Он всегда все объясняет. Всегда отвечает на звонки. Никогда не ругает даже за искрометную тупость. Он всегда — даже когда я страшно тороплюсь и глотаю от жадности слова, предложения и целиком мысли, — слушает, слышит, смотрит.
Как он смотрит вообще! Он же мир целый видит!

Я не верю, что будто бы он умер. Я умоляю, пусть он приедет и просто прочитает это сообщение. И пусть в нем нет ничего нового, — потому что у меня нет невысказанного к Саше. Между нами всегда была эта бесконечная честность. Да и у него так со всеми: мягко, заинтересовано и грубо.

Пожалуйста, это не может быть правдой. Саша не любит неправду.

Андрей Плахов:

Эта потеря невосполнима. Не только потому, что Александр Расторгуев большой режиссер, но и в силу совсем уже дефицитных своих качеств -- бескомпромиссной честности, а также удивительного сплава скромности и дерзости. Его, и это страшно жаль, мало знает широкая публика, но у профессионалов он по праву считается одним из самых значительных и радикальных режиссеров российского кино. Не только документального: по отношению к нему, настоящему автору и кинематографисту от бога, эти градации, водоразделы между документальным и художественным теряют смысл.
Из его пятнадцати экранных работ некоторые выполнены в редком жанре документальной комедии — например, «Жар нежных», хотя точнее было бы назвать их трагикомедиями. Много юмора и в картине «Я тебя люблю», в которой молодежь с рабочей окраины завладевает милицейской камерой и снимает свою жизнь как она есть. На самом деле это происходит под умелым руководством режиссера, чей эксперимент позволяет предельно глубоко внедриться в ту социальную среду, которую он исследует.

Один из самых важных фильмов Расторгуева — «Чистый четверг» о солдатах чеченской войны. Бои не показаны — вместо них в начале и в конце картины на экране мелькают бешеные полосы, как бы стенограммы до края напряженных эмоций. А начальный титр, который сообщает о гибели вертолета, унесшего жизни героев фильма, заставляет увидеть совсем другими глазами их армейский быт и нравы, их четверговые ритуальные банные помывки, их жизнь на пограничье со смертью.

Расторгуев принадлежал к группе бесстрашных, социально активных документалистов, работал вместе с Виталием Манским, потом — с Павлом Костомаровым и Алексеем Пивоваровым: втроем они сняли фильм «Срок. Начало большой истории» о протестном движении в России. Он не боялся самых острых и опасных тем, поэтому его центральноафриканский проект — неслучайное продолжение его аналитической работы. Он безоглядно поехал туда, откуда, как мы теперь знаем, не возвращаются. R.I.P.

Захар Прилепин:

Михаил Ходорковский хотел, чтоб профи сделали ему фильм про легендарную российскую частную военную компанию "Вагнер". А он бы, поди, тряс им перед прогрессивной общественностью всего мира, рассказывая про кровавую деспотию. (При том, что у основных мировых игроков, само собой, есть свои ЧВК, в том или ином виде, и хоронят они их молча, как и положено).
Орхан поехал туда по идейным соображениям, тирания его чем-то обидела, я не в курсе, чем именно. Саша Расторгуев поехал из сложных чувств: он искренне был за правду, и правда его интересовала.
Тупые киевские журналисты теперь пишут про Расторгуева, что он снял фильм про террориста Прилепина, а теперь поехал славить ЧВК. (Саша действительно участвовал в съёмках фильма "Война и мир ЗП" - но, скорей, как мой оппонент, желающий понять мотивации, и, скажу больше, отлично понимавший их). Киевские журналисты - редкостные дегенераты.
Помню, на передовой под Горловкой, я говорю Саше: мы знаем, где у них позиции, мы пристрелялись, я могу сейчас отдать приказ, и мы убьём несколько человек - но ты ведь этого не хочешь? Чтоб ради фильма твоего люди погибли? Он говорит: "Нет, не хочу". Я говорю: "Вот и я не хочу. Молодец, спас несколько человек. Пусть живут". Саша ещё раз посмотрел на меня и ничего не сказал. А что он подумал, я не знаю.
Расторгуев, напомню, сделал целый сериал "Срок", который про Навального и Болотную, и эти ролики были дико популярны. Ещё он снял фильм про моего друга рэпера Рича - музыканта, которого в рэп-среде, на самом деле насквозь "прогрессивной" и "приличной" (вот абсурд! белоленточные ганста!) на дух не переносят. Расторгуеву же, напротив, было интересно.
Он не был зашоренным. Если б хотя бы 5% российских либералов были на него похожи - мы бы хоть о чём-то время от времени договаривались. Но я не знаю даже пяти конкретных либералов, похожих на него.

Алёна Солнцева:

В моей ленте есть два потока. В одном пишут: "Из центральной Африки пришло известие о гибели российских журналистов", там скорбят об Орхане Джемале.
В другом пишут "Я не знаю как без тебя жить" про нашего друга Сашу Расторгуева, который, конечно, никакой не журналист, а художник, кинорежиссер, человек уязвимый, пылкий, нежный.
И почти никто не вспоминает молодого оператора Кирилла Радченко -- он работал в горячих точках, в Сирии, например.
Я знала только одного из троих. Саша Расторгуев был честный, прямой и очень талантливый человек. Не могу поверить в его смерть. Мне кажется, что если немного напрячься, то можно оказаться в фойе кинотеатра "Художественный" , где за одним из столиков сидит Саша, крутит лысой головой, ерничает, задирается, улыбается неожиданно открыто.
Я помню его первые фильмы, резкие, наблюдательные, невероятно талантливые. А потом официальная страна пошла в одну сторону, очень противную, а Саша, не врущий никогда - в другую, и кончилось это гибелью, обстоятельства которой пока неясны. Почему то невозможно поверить в то. что его действительно убили. Мир безРасторгуева - не правильный, не полный. Саша слишком живой, слишком реальный, чтобы умереть вот так -- где-то в Африке, снимая фильм о русской наемной армии, тесно связанной с армией вполне государственной.

Все трое знали, на что шли, сами выбрали риск и им не повезло. Поэтому мне кажется, что это своего рода честная смерть. Но как не хочется терять Сашу....

Обстоятельства смерти журналистской группы до конца не выяснены, и вряд ли уже прояснятся: не стоит забывать, что все произошло в одной из самых бедных и криминогенных стран мира.

Александр Кынев:

Когда мы были в ЦАР в марте нас настоятельно просили не ездить вглубь страны. Даже когда мы ездили на водопады Буали и резиденцию Бокассы было сложно не заметить что многие местные носят с собой оружие

Ирек Муртазин:

… Не понимаю, как можно было отправляться в командировку в эту <задницу> мира, где нет никакой власти, где даже днем и даже в городах нападают грабители, не позаботившись об охране? Ни один даже самый гениальный фильм, даже о самых сокровенных тайнах ЧВК Вагнера не стоит жизни даже одного человека, тем более троих…

В командировках в такие районы никогда нельзя исключить все риски. Но можно и нужно минимизировать риски. А поездка ночью в ЦАР, где идет гражданская война и орудуют сотни бандитских группировок – это не минимизация рисков, это абсолютное безрассудство.

Кто отправил парней в Африку, не подумав об охране? Кто не отговорил от ночной поездки?

Андрей Лошак:

В первый год вручения премии Аврора одним из финалистов был священник из ЦАР. Мы с ребятами из Стереотактик уже договорились с войсками ООН о сопровождении и должны были вылетать в Банги (столица этого проклятого места). Я мониторил новости перед вылетом, последняя помню звучала так: "В столичном автобусе толпа христиан напала на мусульманина, выволокла наружу и сожгла. Один из нападавших отрезал убитому ногу и съел ее" В последний момент оргкомитет решил нас не посылать на съемки ролика и ограничиться монтажем из архивных материалов. Наверное, нам спасли жизнь. Потому что то, что я увидел потом на любительских видео, выложенных в ютьюбе воюющими сторонами, я бы хотел забыть навсегда. Это совершенно варварская, садистическая, непостижимая жестокость, увидев которую, понимаешь, что Африка - очень опасное место, а ЦАР - одно из самых опасных мест в Африке.

Алексей Дурново:

Лет десять назад меня занесло в Судан. Дважды. Там есть западный регион, он называется Дарфур. Если коротко - дерьмо и песок. Году в 2003-м там началась война, да так и не кончилась. При городе Эль-Фашир был лагерь беженцев. Максимальная вместимость 30 тысяч человек. А жило там тысяч 90. Бегали босые мальчики в футболках "Челси", "МЮ" и "Арсенала". Лагерь был обнесен тройным забором. Колючие проволоки, пулеметные гнезда, солдаты с чем-то типа базук. Мы не понимали, зачем так охранять лагерь беженцев, пока до нас не дошло, что охраняют они вовсе не лагерь. Все эти вооруженные до зубов "миротворцы" охраняли Эль-Фашир. От беженцев...
. В том лагере были не только беженцы из охваченных войной районов Дарфура, но и беженцы из ЦАР. Гражданская война в ЦАР началась чуть позже. Я все недоумевал, что должно твориться в бывшей Империи, чтобы в поисках лучшей жизни люди бежали в Дарфур.
Надо обладать бесконечной храбростью и бесконечной любовью к профессии, чтобы поехать в ЦАР сейчас.

Версии грабежа придерживается и Максим Юсин, международный обозреватель "Коммерсанта":

Существует такое понятие в африканских гражданских войнах, как ложный блокпост — его может установить кто угодно, остановить машину, понять, что это командировочные европейцы, имеют при себе существенную сумму. И дальше трагедия происходит.

Я езжу в Африку и как турист — это мое любимое направление. Две самые опасные страны, если не считать Сомали, где просто катастрофа,— это Центральноафриканская Республика и Южный Судан.

Но журналистское задание, с которым ехали Джемаль, Расторгуев и Радченко, наводит на вполне понятные мысли.

Айдер Муждабаев:

Орхан......... Человек, имевший огромный опыт военной журналистики. Я знал его. Не близко, но знал. Он был в эфире ATR в Киеве, открыто поддерживал крымских татар. Большая боль и вечная память. Кто убил его и его друзей — абсолютно ясно. Террористическое государство РФ.

Андрей Волна:

Парни «переступили черту», пытаясь снять фильм о ЧВК. И никто мне не докажет обратное.
Эти смерти - на всех нас.
Скорбь. Соболезнования. Ненависть.

Максим Шевченко:

Версия ограбления - для дураков.
Это политическое убийство журналистов, сунувшихся без прикрытия в беспредел междоусобной коммерческой бойни.

Иван Преображенский:

Российские журналисты за свою работу о российских же наемниках гибнут уже не только в России.

Алексей Лапшин:

Орхан Джемаль был одним из очень немногих, кого в России можно назвать журналистом. Не сомневаюсь что убийство Орхана и его товарищей Александра Расторгуева и Кирилла Радченко при работе над фильмом о наемниках ЧВК "Вагнер" - политический заказ. Попытки представить смерть этих людей криминальной бытовухой и тем самым смешать все с грязью - узнаваемый кремлевский почерк. Орхана я знал лично. Хорошо помню встречи в Мансуровском переулке, в квартире его отца. Орхан хорошо усвоил воинские черты философии Гейдара. Достойная смерть, принятая от рук грязных людей.

Денис Лебедев:

Меня одного коробит от того, что все СМИ пишут об ограблении, как об основном мотиве убийства журналистов?
Это про людей, которые поехали снимать репортаж о путинских наемниках в Африке. И как "удачно" вдруг совпало, что всех их убили, репортажа не будет, а во всем виноваты "неизвестные грабители".
Дикая страна же, не чета нашей, передовой, с "украинским" следом в первые дни после убийства Немцова, а в последующие - с водителем племянника чеченского сенатора в качестве единственного заказчика преступления.

Александр Фельдман:

"«Интерфакс»: целью убийства Джемаля, Расторгуева и Радченко был грабёж"

Удобная отмазка, чтобы обставить как устранение слишком много знающих, так и воспрепятствование журналистской деятельности.

Али Феруз:

Мне кажется их убили люди из чвк Вагнера

Борис Вишневский:

Убийство трех журналистов - жуткое преступление. Если верно, что к этому имеет отношение пресловутая ЧВК Вагнера -надо, кроме статьи УК об убийстве наконец, вспомнить статью УК о запрете наемничества. О которой как-то забыли после 2014 года.

Игорь Эйдман:

Произошло демонстративное убийство (журналистов убили, по видимому, как раз те, чью деятельность они расследовали).

Журналистам и политикам показали красную черту, за которую нельзя выходить. Про коррупцию, про дворцы придурковатых Медведевых и Шуваловых еще можно снимать ролики. А вот расследовать деятельность передовых отрядов гибридной войны - нельзя, убьют. Гибридная война сейчас для Кремля - главный приоритет

Алина Витухновская:

Что такое "ЧВК Вагнера"? Это группа боевиков из числа бывших сотрудников силовых ведомств РФ и постсоветского пространства, сперва занимавшаяся охраной различных объектов на территории Сирии, а позже "взятая под крыло" спецслужбами РФ для последующего задействования в горячих конфликтах — в той же Сирии и в Украине.

Очевидно, что "ЧВК Вагнера", курируемая кремлём, продолжает совершать военные преступления — теперь уже по всему миру, а именно — на чёрном континенте, где была уничтожена съемочная группа.

Я уверена, что это заказное убийство, сопоставимое по масштабу с убийством Артёма Боровика, произошедшим в марте 2000-го года, также занимавшегося расследованием коррупции в силовых структурах. Заказные убийства такого рода обычно маскируются под несчастный случай или катастрофу. Здесь же мы имеем дело с расстрелом, хоть и выданным путинскими СМИ за попытку ограбления местным криминалом. И это не только заказное убийство, но и демонстративная акция устрашения для тех, кто способен пролить свет на подлинную историю современного российского оккупационного режима.

Леонид Волков:

ЦАР — гиблое место. Там все воюют со всеми, и жизнь человека за пределами столицы, Банги, ничего не стоит (а в столице стоит копейку).

И с одной стороны поэтому не надо впадать в конспирологию (ну я всегда это говорю). Убийство с целью ограбления — повседневная вещь в этой несчастной стране. Журналисты с дорогостоящей техникой — понятная цель.

А с другой стороны — как тут не впадать. Вот есть журналисты, они снимают документалку про ЧВК Вагнера. То есть про структуру, которая есть и которой как бы нет. (Напомню: статья «Наемничество» из УК РФ никуда не делась, до семи лет лишения свободы). И которая там делает какие-то грязные дела (а чистых дел она не делает вообще). И эта структура узнает, что в страну приехали журналисты, которые что-то там пронюхивают. Так что может быть удобнее, чем порешать вопрос с одной из местных группировок, контролирующих какие-то «блок-посты» с целью сбора дани... И списать на убийство «с целью ограбления».

Там есть такой нюанс. Троих журналистов вез на встречу водитель, местный. И вот журналистов убили, а водителя отпустили, вместе с автомобилем. Который, как ни крути, все же скорее всего дороже съемочной аппаратуры.

Очень все это грустно, и, как на это не смотри, ЧВК Вагнера опять забрала жизни российских граждан — прямо или косвенно. И мы не вправе забывать, что эта бандитская группировка финансируется российскими властями через «повара Путина» Евгения Пригожина и крышуется Минобороны России. И убивает.

Олег Пшеничный:

Сидя перед ноутбуком в Москве, заявить свою версию убийства, которое случилось на пустынной дороге в Центральной Африке, - это нужно иметь выдающиеся дедуктивные способности, колоссальный криминалистический опыт, и уникальную интуицию.

У меня таких друзей половина ленты, так что обращайтесь.

Станислав Кучер:

У России (точнее, как уже написали в комментах, у государства) много интересов в Африке - политика, оружие, золото, алмазы, уран, наемники, о которых ребята хотели, но так и не успели начать снимать свой фильм. Сейчас у уважающего себя государства может быть один главный "интерес" и одна задача там - найти самим или заставить местных найти тех, кто это сделал. А у профессионального сообщества - вне зависимости от мировоззрения - не ограничиться воспоминаниями о погибших и сделать все, чтобы государство об этой задаче не забыло. Очень горько от того, что и первое, и второе - скорее наивная фантазия, в то время как это горе - реальность.

А кто-то готов спихнуть все на Михаила Ходорковского.

Константин Эггерт:

Все же, кто пишет "А чего они туда попёрлись?!" пусть заткнутся. Работа такая, потому и "прутся". Покойным - спасение душ, во что бы они ни верили. Семьям желаю научиться жить заново и помнить всегда. И с гордостью знаю: кто-то уже планирует расследовать, что случилось в ЦАР. Считайте это запоздалым объяснением в любви профессии и тем, с кем я рядом уже 28 лет (хоть я и не военный корреспондент).

Кирилл Балберов:

О чем я думаю. О том, что есть журналистика и журналистика.

Есть тысячи или десятки тысяч людей, уютно сидящих в своих офисных креслах в разных госСМИ... Или не госСМИ, а вполне себе в частных. Переписывающих новости другими словами, компилирующих, иногда даже куда-то звонящих или выезжающих на встречу с каким-нибудь чиновником... Постящих в соцсети котиков или звезд, придумывающих как обмануть Яндекс-новости, как набрать больше кликов. Или как лучше подать материал о страде или новом коровнике, или убийстве на Алтуфьевском шоссе. Сам из таких.

А есть журналистика, когда люди ездят в горящие точки, снимают фильмы в Африке, не потому что у них госзаказ, а потому что нельзя молчать, высказывают свое мнение, потому что "а как иначе?" и оказывают в расстрельных списках - неважно, на Украине, в России и даже в Словакии. И иногда их убивают.

И это совсем разные профессии, которые называются почему-то одним словом. Вечная память погибшим в Африке.

Марина Ахмедова:

Нам говорят - журналистика в полной яме. Журналистам уже почти совсем перестали платить. Скоро роботы будут писать вместо журналистов быстрые заметки. А некоторые обезумевшие от погони за трафиком редакции уже на каждом шагу предупреждают читателя - "максимально короткто!", "ультракороткая статья!".
А журналисты все едут и едут в какие-то дебри, нецивилизованные земли, перелетают огромные расстояния, идут пешком, спят где придется, сидят под обстрелом, чтобы найти историю и принести ее зрителю, читателю. Они уже знают, что редакции, скорее всего, не заплатят, как раньше. А если заплатят, то на гонорар будет сложно покрыть даже дорожные расходы. Знают, что уже не будут первыми - первыми будут соцсети. Соцсети расскажут о событии, но не объяснят, как и почему оно произошло, не посмотрят на той стороне в глаза участникам тех событий, и зрителю не дадут заглянуть в те глаза на той стороне. Но самое страшное не в этом, а в том, что, может и читать-то или смотреть их историю никто больше не будет. Потому что она - не ультракороткая, и ты не справился, не сумел рассказать ее макисмально коротко, использовал много букв, посягнул на чужое время. А только журналисты все равно едут. Не могут не ехать. У настоящих журналистов - миссия, призвание. С призванием невозможно совладать. Миссия ведет. Каждая настоящая командировка каждого настоящего журналиста - это маленькая смерть. Когда он умирает на время для обычной жизни, родителей, семьи и друзей. Вживается в тему, становится ее наблюдающей, но неотъемлемой частью, живет жизнью своих героев, а закончив историю, возвращается и снова воскресает для привычной своей человеческой жизни. И так всю жизнь - умирает и воскресает, умирает и воскресает снова. Но иногда маленькая смерть становится реальной смертью, и журналисты не возвращаются. Каждый настоящий журналист знает о том, что временная смерть может стать смертью вечной. Но он все равно едет, ведь когда-нибудь потом люди все же будут снова смотреть и читать будут.

XS
SM
MD
LG