Ссылки для упрощенного доступа

Долгий век независимости. Русский след польской истории


Ян Матейко, "Стефан Баторий во Пскове" (1872). На самом деле Ливонскую войну Московия проиграла, но Псков не сдала
Ян Матейко, "Стефан Баторий во Пскове" (1872). На самом деле Ливонскую войну Московия проиграла, но Псков не сдала

В Польше продолжаются торжества в связи со столетием восстановления государственности. Центральным мероприятием стал прошедший в минувшее воскресенье в Варшаве "марш независимости", в котором приняли участие около 200 тысяч человек. 11 ноября 1918 года польские отряды разоружили немецкий гарнизон в Варшаве, и вернувшийся из германского плена революционный лидер Юзеф Пилсудский принял власть. Польша вновь появилась на карте Европы после 123 лет отсутствия.

История польской государственности насчитывает почти 11 веков, и едва ли не самым блестящим ее периодом многие поляки считают Речь Посполитую – федерацию Королевства Польского и Великого княжества Литовского, окончательно сформировавшуюся в середине XVI века. Это государство, располагавшееся преимущественно на территориях современных Польши, Украины, Белоруссии и Литвы, больше двух столетий соперничало за влияние в Центральной и Восточной Европе с Московским царством и Российской империей.

С польско-российскими противоречиями связаны многие драматические эпизоды европейской истории: продолжительные кровопролитные войны, завоевательные походы на Смоленск и Псков, польско-литовская оккупация Москвы в 16101612 годах, острое соперничество за нынешние украинские и белорусские земли. В конце концов "шляхетская демократия" потерпела поражение, и к исходу XVIII века Польша была разделена Прусским королевством, Российской и Австрийской империями.

Я стараюсь избегать слова “гордость”

В 2006 году правоконсервативное правительство Польши объявило о начале амбициозного проекта – строительстве в Варшаве масштабного исторического музея, в котором были бы представлены самые важные события национального прошлого. По разным причинам строительство этого своеобразного памятника польской независимости неоднократно откладывалось и началось лишь в мае этого года. Директор Музея истории Польши Роберт Костро уверен, что главный акцент музейной экспозиции должен быть сделан на борьбе за свободу как основной ценности польской нации. О разных эпизодах этой борьбы, в центре которой на протяжении почти пяти веков зачастую оказывались столкновение или сотрудничество с Россией, Роберт Костро рассказал корреспонденту Радио Свобода.

– Вы считаете, что столетний юбилей восстановления независимости – особенный момент для разговора о польской истории?

Роберт Костро
Роберт Костро

– Конечно, это немного такое волшебное число. Будь это 99 лет или 101 год – ничего не должно меняться в нашем отношении к истории. Но в связи с сотой годовщиной независимости в стране наблюдается повышенный интерес к исторической тематике. Это касается и Музея истории Польши, который планировался как своего рода памятник к этой годовщине. В Польше мы подводим итоги достижений этого столетия: в 1918 году создано современное польское государство – с парламентом, демократией, правом голоса для всех, включая женщин. Были приняты символические, но важные решения, которые де-факто привели к ликвидации остатков феодального строя: тогда, например, в Польше окончательно запретили пользоваться аристократическими титулами. Полным ходом осуществлялась программа образования для всех граждан: в некоторых районах Польши – в частности, тех, которые раньше принадлежали России, – уровень неграмотности населения достигал 50%. Это вообще время, когда мир быстро менялся, поэтому первые послевоенные годы были особенно важны и для Польши.

– Что такое Музей истории Польши? Это политический проект, цель которого – поддерживать чувство национальной гордости среди поляков?

– Я стараюсь избегать слова “гордость”. Очевидно, что такой проект должен ссылаться на позитивные примеры в национальной истории. Но мы прежде всего – ученые, нам важно описать реальность и искать правду, а не идеологию, которую можно “приложить” к этой реальности. Конечно, мы гордимся, мы положительно настроены, но у нас нет проблем и с тем, чтобы вести разговор о трудных эпизодах нашей истории. Мы хотим создать площадку для обсуждений, например, восстаний против царской России в XIX веке или положения крестьян в польской истории. После 1989 года, после крушения коммунистического режима Польше нужен был новый разговор на исторические темы. Думаю, мы в эту дискуссию хорошо вписываемся. Наш музей часть общеевропейского тренда – его можно сравнить с Музеем истории Германии в Берлине, но и в России есть очень интересный Музей политической истории в Санкт-Петербурге.

Марш националистов в Варшаве в 100-ю годовщину независимости Польши, 11 ноября 2018 года
Марш националистов в Варшаве в 100-ю годовщину независимости Польши, 11 ноября 2018 года

Какие события в истории Польши, по вашему мнению, имели самое большое влияние на формирование польской нации?

– Разделы Польши в конце XVIII века, Вторая мировая война, Польская Народная Республика – это, конечно, интересные темы, но мы ставим акцент именно на истории и победах Речи Посполитой, поскольку это история польских демократии и парламентаризма. Второй важный для нас период – Вторая Республика, то есть период между Первой и Второй мировыми войнами. Мы хотим говорить об этих временах больше, чем это обычно принято в Польше.

– Вы имеете в виду такие победы Речи Посполитой, как взятие Москвы в 1610 году?

– Наш музей не будет очень уж пристально заниматься военной историей. В экспозиции, конечно, найдется место для самых важных моментов, например, для польско-литовских войн с Тевтонским орденом в XIV–XV веках. Мы будем рассказывать о конфликтах XVII века со Швецией и с Османской империей. Этим войнам, кстати, мы уделим больше внимания, чем войнам с Россией: нападения шведов оказались для Польши намного более разрушительными, зато конфликты с османами ассоциируются с битвой под Веной 1683 года, а это одна из самых славных побед в нашей истории. Но начиная с XVIII века Россия уже появляется в нашей экспозиции, в частности, будут представлены разные подробности, касающиеся разделов Польши. Что касается XX века, то, конечно, расскажем о польско-советской войне 1920 года.

Ян Матейко. "Венская битва 1683 года" (1883)
Ян Матейко. "Венская битва 1683 года" (1883)

​Однако история институтов Речи Посполитой, выборы короля Польши, функционирование сейма – все это для нас намного важнее, чем военная история. Нам интересны экономические успехи этой эпохи, но одновременно – и исследование причин кризиса государства. Речь Посполитая была федеративным многонациональным государством, в котором совместно жили представители многих народов, в том числе и важное для нашей истории еврейское меньшинство. В Речи Посполитой, кстати, активно развивалось книгопечатание на кириллице. В общем, мы хотим больше говорить о культуре, чем о военной истории.

– Как будут представлены отношения с Россией в музее? Они будут занимать особое место по сравнению с отношениями с другими странами?

В XVIII и XIX веках Россия стала угрозой для существования польской нации как таковой

– Конечно, среди наших соседей Россия, а также Германия (с немцами у нас, кстати, ещё более длинная история отношений) играли самые важные роли. Конфликты с Россией будут занимать важное место в музее: они начинаются еще в XVI веке, но до XVIII столетия, когда закончилась эпоха равновесия между Польшей и Россией, существенно не влияли на нашу историю. До этого войны случались, но они скорее были конфликтами Москвы с Великим Княжеством Литовским, чем с самой Польшей. Эти отношения были, скажу так, равноправными: войска Речи Посполитой в 1610 году взяли Москву, но несколько лет спустя московские войска заняли Вильнюс. Конец эпохи равновесия – это Великая северная война со Швецией в начале XVIII века. Как ни смотри на события следующих 300 лет (кроме краткого перерыва в 1918–1939 годах) – Польша так или иначе всегда находилась или под контролем, или под влиянием России, польское движение за освобождение было направлено именно против нее. В XVIII и XIX веках Россия стала угрозой для существования польской нации как таковой. В XX веке уже, правда, не было угрозы уничтожения польской идентичности, но действия Советского Союза были направлены на ограничение государственного суверенитета Польши: СССР пытался встроить поляков в систему, в которой те не хотели жить. Поэтому эти три столетия воспринимаются в Польше как существование в условиях постоянной угрозы, вначале – со стороны Российской империи, а потом – Советского Союза.​

– Я вас спросил про отношения Польши с Россией, а вы мне рассказали лишь о конфликтах между двумя странами. Для вас наша общая история – лишь история конфликтов?

– Нет, это не только история конфликтов. Но надо помнить: потеря или угроза потери независимости – один из фундаментальных для польской национальной идеологии моментов. На цивилизационном и культурном уровнях отношения русских и поляков часто складывались по-другому. Отличный пример этому – взаимное влияние наших главных национальных поэтов, Адама Мицкевича и Александра Пушкина, или отношения художников русского и польского авангарда 1920-х годов. В XIX веке важной для Польши была фигура поддержавшего восстание 1863 года Александра Герцена. Эти традиции продолжались и в XX веке, когда активно сотрудничали польская и российская эмиграция.

Марцин Залеский. "Взятие варшавского арсенала во время польского восстания 1830 года" (1831)
Марцин Залеский. "Взятие варшавского арсенала во время польского восстания 1830 года" (1831)

Участие России в разделах Польши не помешало развитию польской промышленности – Лодзь, например, стала крупным индустриальным центром именно в эпоху русского господства. Важной личностью для развития польской столицы стал её русский градоначальник Сократ Старынкевич, который провёл в городе канализацию и в 1870–80-е годы превратил Варшаву в современный по меркам того времени европейский город.

Поляки были долго в каком-то смысле одержимы мыслью о своем историческом поражении

На политическом уровне таких примеров, конечно, меньше, но можно вспомнить конституцию, дарованную, как тогда говорили, Польше Александром I, – в ее написании участвовал польский аристократ Адам Чарторыйский. Интервал между 1815 и 1830 годами – один из лучших во всем периоде потери Польшей независимости, тогда страна пользовалась определенной автономией. Но, конечно, даже к этому эпизоду, известному в истории как Польское царство, в целом невозможно относиться только как к "меньшему злу". Репрессии против участников восстаний 1830 и 1863 годов были неслыханно жестокими, и это осталось в нашей памяти. Даже в лучшие моменты XIX века поляки ощущали, что находятся в ситуации, на которую вынуждены были согласиться из-за доминации России. Возможность независимости тогда была исключена.

– Давайте вернёмся к Музею истории Польши. В недавнем интервью для газеты Rzeczpospolita вы сказали, что хотите представлять в музее “прежде всего позитивные аспекты истории Польши”. Вы хотите отойти от традиционной польской историографии, которая сосредотачивается на травмах и страданиях страны?

– Важно помнить о том, что польская историография, как историография большинства европейских наций, создавалась в XIX веке. Польши тогда не было на карте Европы, поэтому поляки в это время были в каком-то смысле одержимы мыслью о своем поражении. Бесконечные размышления и дискуссии о причинах проигрыша и о российских репрессиях были неотъемлемой частью исторического дискурса. Это повлияло не только на интерпретацию событий тех времен, но и на то, как рассказывали про Средние века, про XVII столетие: историки XIX века “ныряли” глубоко в польскую историю, чтобы искать причины случившегося много позже коллапса Речи Посполитой. Из-за долгой череды поражений и трагедий – захвата Польши немецкими и советскими войсками в 1939 году, расстрела польских офицеров в Катыни в 1940-м, Холокоста – этот подход к Польше как к жертве сохранился и в XX веке.

Все эти события, очевидно, не вычеркнешь из рассказов про нашу историю. Но о положительных её моментах можно говорить значительно больше, чем это делается сейчас. Именно поэтому Речь Посполитая нам очень интересна: это государство, которое всё-таки было успешным на протяжении нескольких сотен лет. Республиканский политический строй гарантировал почти полную свободу, конечно, прежде всего для шляхты, но в конце XVIII века она составляла уже почти 10% населения. Это более многочисленный общественный слой, чем тот, который принадлежал к мещанству, в XIX веке контролировавшему политические процессы в таких странах, как Франция и Великобритания.

Польша – демократическая страна, у нас пока сохраняется свобода слова.

Это также были времена экономических успехов: в Речь Посполитую переселялись мигранты, которые искали не только свободу вероисповедания, но и возможности достойной жизни. Если люди приезжали жить на чужую землю (а это были не только мигранты из близлежащих стран, но и, например, представители религиозных меньшинств из Голландии и Шотландии) – это значит, что страна была успешным политическим и экономическим проектом. И мы, естественно, хотим показать эти позитивные моменты в будущем музее.

– Вы говорите о том, что рассматриваете историю Польши с позитивной точки зрения. Как вы, руководитель государственного проекта, сотрудничаете с нынешним правоконсервативным правительством страны, которое очень традиционно относится к этим вопросам и воспринимает историю Польши именно как историю жертвы?

– Я не считаю, что в Польше происходят какие-то ужасные вещи. Да, сегодня националистические взгляды популярнее, чем ещё несколько лет назад, но в публичном пространстве хватает места для очень разных мнений. Польское правительство однозначно правое, но в нем есть не только националисты, но и консервативно-либеральные фигуры. Я пока не ощущал никакого давления, никто не просил меня менять концепцию музея.

Юзеф Пилсудский с будущим польским маршалом Эдвардом Рыдз-Сьмиглы. Фото 1920 года
Юзеф Пилсудский с будущим польским маршалом Эдвардом Рыдз-Сьмиглы. Фото 1920 года

Правые политические силы в Польше (правительство сформировано партией “Право и справедливость”. – РС.) всегда были разделены на множество разных течений. В 192030-е годы, во время пребывания у власти Юзефа Пилсудского, правительство было открыто к диалогу с разными этническими и религиозными группами, живущими на территории Польши. Пилсудский был уроженцем Литвы, где вместе жили поляки, литовцы, евреи, белорусы, католики, православные, – и его толерантность до сих пор остается заветом для польских правых. Этот подход поддерживал также папа римский Иван – Павел II, наследие которого важно для консервативных политиков.​

Поэтому наша цель – сделать из Музея истории Польши своего рода мост понимания между польскими либералами и консерваторами. Я пытаюсь организовать площадку для дискуссий о польской истории между людьми разных взглядов.

Если я правильно понял, у вас пока не возникало конфликтов с националистически настроенными польскими историками?

– Нет, у меня не было таких конфликтов. Может быть потому, что мир историков намного менее идеологизирован, чем мир политиков. Польша – демократическая страна, у нас пока сохраняется свобода слова. Споры с историками разных взглядов у меня, конечно, бывают, но это нельзя называть конфликтами. В совет Музея истории Польши я пригласил специалистов с очень разными мнениями. По-моему, это единственный способ создать современный музей. Ни в коем случае нельзя перед кем-то закрывать двери.

– А как вы в музее намерены подойти к темам, вокруг которых нет консенсуса среди польских историков? Например, к сложным польско-украинским отношениям 1930–40-х годов или к участию поляков в Холокосте? Вы сказали, что музей должен быть позитивным, значит, в нём не будет места для этих тем?

1918 год очень важен, потому что тогда на самом деле появилась та Европа, которую мы знаем сегодня

– Конечно, мы расскажем и о трудных эпизодах польской истории, но постараемся сохранить справедливое соотношение между этими событиями и остальной частью нашего рассказа. Мы не будем давать оценку польской истории, а наоборот, сделаем так, чтобы посетитель сам для себя решил, что он об этом думает. Темы, о которых вы упомянули, будут затронуты в нашей экспозиции, но мы не хотим создавать впечатления, что такие события были типичными для поведения поляков во время Второй мировой войны.

Были такие личности, как Ян Карский и Ирена Сендлер (Ян Карский – участник польского движения сопротивления, сыгравший важную роль в передаче в США информации о Холокосте; Ирена Сендлер – участница польского сопротивления, спасшая более 2500 еврейских детей из варшавского гетто. – РС.). Они активно помогали спастись польским евреям. Недавно мы получили в свое распоряжение в качестве экспонатов поддельные южноамериканские паспорта, которые польские дипломаты в Швейцарии изготовляли для евреев, чтобы те могли выбраться с территорий, оккупированных Третьим рейхом. Мы хотим быть позитивными, но это, конечно, не означает, что мы хотим уходить от трудных тем.

Тела застреленных в Катыни сотрудниками НКВД польских офицеров. Фото 1940 года
Тела застреленных в Катыни сотрудниками НКВД польских офицеров. Фото 1940 года

На западе Европы 11 ноября 1918 года – конец войны и начало новой эпохи. В Восточной Европе тогда только разгорались национальные конфликты. Можно ли сказать, что эта дата – отправной пункт двух разных дорог, по которым в XX веке шли Западная и Восточная Европа?

​Несомненно, полякам легче было бы разговаривать с демократической Россией, которая не сосредотачивалась бы на тех эпизодах, которые никак не назовёшь славными

– Я бы всё-таки не стал так говорить. Настоящий раздел Европы произошёл только после Второй мировой войны, применительно к 1918 году мы можем только говорить о каких-то культурных различиях. Различия между Западной и Восточной Европой появились, когда мировые державы договорились в Ялте значительно ограничить право некоторых народов на самоопределение. Но 1918 год очень важен, потому что тогда на самом деле появилась та Европа, которую мы знаем сегодня. С 1815 года существовала система, выработанная Венским конгрессом, – крупные конфликты в Европе решались путем переговоров между державами. В 1918 году начался переход к системе, в которой все участники международного сообщества хотя бы формально имеют такое же право на самостоятельность и на свое мнение. Конечно, с тех времен появились новые государства, но система кардинально не изменилась.

– В конце разговора еще раз вернусь к России, но на этот раз уже к современной тематике. По вашему мнению, возможен ли консенсус между Россией и Польшей по поводу общей истории двух стран? Есть ли какие-то темы, по которым Москва и Варшава могут соглашаться, или же представления о прошлом разделяет буквально всё?

– Мне кажется, что проблему можно поделить на два уровня. Есть чисто исторические события: разделы Польши, Вторая мировая война, расстрел польских офицеров в Катыни. Это трудные темы, но по истории, по фактам мы можем хоть как-то перейти к какому-то нормальному разговору с российской стороной. Большей проблемой я считаю те моменты, когда история переходит на уровень общего восприятия мира. Если в России восхваляют память о Сталине или предлагают воссоздавать памятники Дзержинскому, то это уже не проблема оценки исторических событий, а вопрос существования разных стран в двух отдельных пространствах, когда таким ценностям, как демократия и права человека, придают совершенно разное значение.

Польские солдаты с советскими знаменами, захваченными во время битвы под Варшавой 1920 года
Польские солдаты с советскими знаменами, захваченными во время битвы под Варшавой 1920 года

​Несомненно, полякам легче было бы разговаривать с демократической Россией, которая не сосредотачивалась бы на тех эпизодах, которые никак не назовёшь славными. Другой вопрос – отношение к странам, которые находятся теперь между нами. До 1939 года ни поляки, ни россияне не считали эти народы политическими субъектами: обе стороны рассматривали украинцев, белорусов, литовцев скорее в качестве политического инструмента. В Польше сегодня существует политический консенсус насчет того, что белорусы и украинцы – это отдельные нации. Но у меня нет впечатления, что такой консенсус существует в России. Война в Донбассе – пример того, как Москва пытается остановить процесс эмансипации народов, что тоже влияет на восприятие России в Польше.

– По вашему мнению, до той поры, пока Россия вновь не станет демократической страной, исторический консенсус с Польшей невозможен?

– Да, я так считаю. У нас, конечно, сложились хорошие отношения с демократически настроенной частью российского общества, мы активно сотрудничаем с “Мемориалом”, который пытается сохранить память о жертвах советского тоталитаризма. Но официальная Москва избегает возможности найти какой-то компромисс с Польшей. Я как историк не специализируюсь на российской тематике, но в разговорах со своими коллегами часто слышу, что условия их работы в России постоянно ухудшаются. Например, в 2016 году в Петербурге ФСБ конфисковала только что напечатанные в России экземпляры книги известного деятеля польского подполья Яна Новака-Езёранского. Это случилось, насколько я понимаю, из-за того, что автор написал: "Россия – единственная мировая держава, которая не смирилась со своими нынешними границами". Я также слышал об ограничениях в организации в России мероприятий, связанных с “польской акцией” 1937 года, когда Сталин распустил польские автономные округа в СССР и сослал десятки тысяч поляков в ГУЛАГ, – рассказал в интервью Радио Свобода директор Музея истории Польши Роберт Костро.

Польско-российские отношения остаются сложными: по данным исследовательского центра CBOS, 49 процентов поляков относятся к россиянам негативно. Положительное мнение высказали лишь 18 процентов опрошенных. Отчасти эти цифры можно объяснить общим ростом отрицательного отношения поляков к другим нациям, отмечают социологи в своём исследовании.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG