Известно, что в Советском Союзе налагались ограничения на переписку с осужденными: заключённый мог отправлять на волю ограниченное законом число писем. В Уголовно-исполнительном кодексе РФ эти ограничения сняты, хотя переписка по-прежнему на законном основании цензурируется сотрудниками ФСИН. Что именно подвергается цензуре, оговорено правовыми нормами, в частности, в Правилах внутреннего распорядка исправительных учреждений. Однако на практике в этом вопросе значительную роль играет человеческий фактор: цензор зачеркивает фразы или вовсе не пропускает письмо, руководствуясь собственным пониманием установленных правил. Порой это доходит до абсурда.
В Facebook-сообществе гуманитарного проекта "Сказки для политзаключенных", который координирует Елена Эфрос из Санкт-Петербурга, этому можно найти немало примеров. Особенно часто вызывающие недоумение ограничения на переписку касаются политических заключенных. Так, цензура колонии ФКУ ИК-11 по Кировской области перестала пропускать распечатки из интернета художественных произведений и даже их пересказов гражданину Украинцы Роману Сущенко, осужденному в России по обвинению в шпионаже и признанному правозащитным центром "Мемориал" политическим заключенным.
По словам Елены Эфрос, в ИК-11 из писем стали изымать большие фрагменты, мотивируя это тем, что "содержание рассказа (пересказа), повести, романа и прочего допустимо только в печатных изданиях (книгах)". Между тем в правилах внутреннего распорядка ничего не говорится об изъятии из писем художественных текстов. Согласно этим правовым нормам, не допускаются только письма, "выполненные тайнописью, шифром, с применением других условностей или жаргона, а также носящие циничный характер, направленные на причинение вреда охраняемым законом правам государственных органов, общественных объединений и отдельных граждан, либо содержащие сведения, составляющие государственную, служебную тайну".
По информации еще одной участницы проекта "Сказки для политзаключенных", Елены Ильиной, имеются существенные затруднения в переписке с другим украинским политзаключенным – Николаем Карпюком. Он отбывает наказание в ФКУ Т-2 города Владимира ("Владимирском централе"). Тюремщики, мотивируя свои действия, нередко ссылаются на ст. 95 УИК РФ, регламентирующую приобретение и хранение осужденными литературы. Согласно этой статье, заключенные могут приобретать литературу через торговую сеть и подписываться на газеты и журналы за счёт собственных средств через отделения почтовой связи. По этой причине некоторые сотрудники ФСИН предлагают тем, кто сочувствует сидельцам, воздержаться от передачи и пересылки им книг и периодических изданий. Либо предлагают пересылать их в соответствии с положениями УИК. Скажем, осужденный к пожизненному лишению свободы имеет право получать одну бандероль (в том числе с книгой) в год. В остальных случаях книги и периодические издания, распечатки из сети интернет, поступившие в письмах, бандеролях, посылках или передачах, по мысли ФСИН, подлежат изъятию, что, на мой взгляд, является очень вольной трактовкой ст. 95 УИК.
Письма очень нужны за решеткой, об этом рассказывают все, кто там побывал
В ФКУ ИК-6 Оренбургской области ("Черный дельфин"), где удерживаются признанные "Мемориалом" политзаключенными Расул Кудаев, обвиненный в нападении на административные объекты в Нальчике в октябре 2005 года, и бывший сотрудник компании ЮКОС Алексей Пичугин, запрет на получение в письмах печатной продукции, касающийся всех без исключения сидельцев, действует уже год. Почти одновременно с появлением этой новации в "Черном дельфине" перестала работать очень удобная услуга "ФСИН-письмо" по электронной переписке с осужденными. Сначала на сайте сервиса появилось пояснение о том, что в ФКУ ИК-6 она была "приостановлена по решению администрации учреждения", а потом с этого интернет-ресурса вовсе исчезло какое-либо упоминание этой колонии. Ранее сотрудники "Черного дельфина" ничего не имели против пересылки печатных изданий, если они были оформлены и отправлены осужденному через "Почту России" как письма (а не как бандероли или как посылки).
Елена Эфрос выражает беспокойство в связи с тем, что эти ограничения, по её наблюдениям, распространяются на всё большее число колоний, прежде всего на те, в которых содержатся политзэки. Создается впечатление, что политическим узникам хотят запретить любую информацию в письмах, кроме личной, лишить их (а заодно и всех их соседей) пищи для ума.
Воспрепятствование переписке – действенный способ оказания психологического давления не только на политического заключенного, но и на любого осужденного. Письма очень нужны за решеткой, об этом рассказывают все, кто там побывал. Зачастую бумажные письма, в нашем мире мобильных телефонов и интернета ставшие устаревшим явлением, в местах заключения оказываются единственной ниточкой, связывающей человека с волей. И когда человек, лишённый свободы, перестаёт получать моральную поддержку извне, информацию о происходящем в мире, его гораздо легче убедить, что про него "все забыли", он "не прав", "никому не нужен" и тому подобное.
Переписка с осужденными – не только одно из самых очевидных гуманных действий, но и забота о будущем благополучии общества. Рано или поздно сиделец выходит во внешний мир, и то, в каком психологическом и интеллектуальном состоянии он получает свободу, зависит в том числе и от наличия или отсутствия возможности получать письма, читать. Прискорбно, когда сотрудники ФСИН этого не понимают.
Вера Васильева – журналист, ведущая проекта Радио Свобода "Свобода и Мемориал", лауреат премии Московской Хельсинкской группы в области защиты прав человека
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
