Один август "рифмуется" с другим. В памятные дни 1991 года я был в Москве, а потому не видел, как проявили себя тогда наши саратовцы (слышал, что отлично). Зато в августе 2019 года я не покидал родного города и сам наблюдал, как земляки выходят к памятнику Николаю Вавилову на акцию солидарности с москвичами – с теми, кого лишили права избираться, и теми, кому отказали в праве свободно избирать. На столичный митинг в поддержку независимых кандидатов пришли, как известно, невероятные для поры летних отпусков шестьдесят тысяч горожан. В Саратове в тот день людей собралось куда меньше. Но они были – это факт. В десятках других городов России подобные митинги солидарности, большие и малые, состоялись тоже. Протестная провинция вышла на улицы поддержать митингующую столицу. Я считаю это событие крайне важным и, если угодно, знаковым.
Что такое Москва для обычного человека, живущего в глубинке? Как правило, это место, куда все стремятся, и одновременно место, которое все ненавидят. В провинции хижины, в Москве дворцы. В провинции суп жидок, в столице жемчуг мелок. Там на неведомых дорожках гранитную плитку ежедневно меняют на мраморную. Там человек, обронивший червонец, не станет нагибаться. Там начальство пилит такие огромные бабки, что даже бюджетных крох с барского стола всем обывателям хватает для сытой безбедной жизни. Короче, это такая отдельная зажравшаяся страна внутри тощей страны, и если какие-то непонятные люди с какого-то рожна выходят протестовать на улицы с позолоченными бордюрами, то они просто "с жиру бесятся" и тьфу на них три раза.
В последние два десятилетия федеральное начальство с особым старанием поддерживало эту не слишком почтительную точку зрения, поскольку с незапамятных времен разделять и властвовать – самый удобный способ управления. Москвичам, выходящим на митинги, популярно объясняли: дескать, они одиноки в своем ребяческом протесте и никакое новгородское вече и тем более никакое нижегородское ополчение их не услышат и не поддержат. Жителей всего замкадья столь же настойчиво уверяли, что столице, по большому счету, на них плевать с любой из башен, хоть со Спасской, хоть с Останкинской. Пропагандисты с федеральных телеканалов убеждали провинцию, будто "офисный планктон" из Москва-Сити, "креативный класс", "школота зеленая" и прочие "дети коррупционеров с дорогими телефонами" просто ловят кайф от протестного хайпа и бросят это безнадежное дело, едва запахнет жареным. Одновременно с этим в ряды оппозиции засылали гламурных гомункулусов, чтобы утопить протест в пошлости, представить его реалити-шоу вроде "Дома-2". Власти делали всё, чтобы географическое деление страны стало еще и политическим.
Но в июле и августе 2019 года коса нашла на камень. Кремль, привычно сделавший ставку на проводное ТВ, недооценил прочие средства коммуникации, прежде всего социальные сети. Интернет нулевых и десятых окончательно превратил мир в одну "глобальную деревню", возникновение которой предсказал ещё полвека назад канадский культуролог Маршалл Маклюэн. Как ни старалась путинская "вертикаль" притормозить прогресс, уничтожая фундаментальную науку и насаждая поповщину, совсем "выпилить" Россию из окружающего мира всё-таки оказалось невозможно. Рунет, ставший частью мировой сети, уничтожил расстояние между Москвой и провинцией, а YouTube обессмыслил цензуру.
Сколько бы ни твердили пропагандисты о "госдеповских деньгах", которые якобы платят протестующим в столице, даже самые наивные наблюдатели с окраин России уже не верили, что под омоновские дубинки и уголовные статьи граждане идут ради денег, а не по убеждениям
Жители моего Саратова и других городов, географически расположенных ещё дальше от Москвы, никуда не выезжая, всё равно становились свидетелями главных (действительно главных!) событий в столице. Благодаря прямым репортажам в сети мы видели мирных протестующих и озверевших росгвардейцев, которые, как пришельцы из фантастических фильмов, били и утаскивали землян в пещеры автозаков. Воодушевление одних и тупая "роботизированная" жестокость других транслировались онлайн. Картинка порой была не всегда отчетливой (инопланетяне глушили связь), но вполне различимой. Не было никакой двусмысленности. Была однозначность. Провинция своими глазами убеждалась в том, что Москва не только территория самых высоких в стране зарплат, но и город, в котором нагло перечеркиваются понятия "честные выборы" и "свобода собраний", в котором тупо бьют и сажают тех, кто просто выходит – без плакатов, без лозунгов – на улицу. Сколько бы ни твердили пропагандисты о "госдеповских деньгах", которые якобы платят протестующим в столице, даже самые наивные наблюдатели с окраин России уже не верили, что под омоновские дубинки и уголовные статьи демонстранты идут ради денег, а не по убеждениям.
В августе 2019 года даже политологи признали, что власть своими действиями сделала невозможное – сплотила оппозицию в Москве. Но точно таким же образом власть начала объединять столицу и окраины. Избитые, брошенные в автозаки, посаженные и так и не добившиеся своих законных прав кандидаты в московские депутаты привлекли к себе всеобщее внимание, и наше человеческое сочувствие стало политической солидарностью. Отдельно взятый "лабораторный опыт" над москвичами отозвался по всей стране. Привыкшие жить своей жизнью вдали от столичных витий многие провинциалы вдруг ощутили себя – уж простите за пафос – гражданами одной страны и почувствовали, что готовы разделить ответственность за нее. Каким именно образом? Поживем – увидим.
Как известно, призыв "За нашу и вашу свободу!" появился еще в начале 30-х годов позапрошлого века, во время польского восстания, и был адресован осужденным уже декабристам. Второй раз лозунг возродился в августе 1968 года у правозащитниковв СССР, когда советские танки переехали независимость Чехословакии. Похоже, в августе 2019 года, более полувека спустя, лозунг снова стал актуальным, уже как внутрироссийский призыв, от Москвы до самых до окраин. Этой свободы пока нет, её еще только предстоит добиться. Однако начало положено: мы наконец осознали, чья она.
Роман Арбитман – саратовский писатель
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
