Как связаны свобода творчества, личная и социальные свободы? Квартирники, посиделки на кухнях, фестивали для своих, джем-сейшны: как и с какой целью работают эти лаборатории современной культуры?

Театр, перформенс, хеппенинг, фестиваль одного дня. "Бесполезные песни". Рок-н-ролл и политика. Рок-н-ролл в частном пространстве и камерном формате.

Чем заняты рок-звезды эпохи перестройки сегодня? Похожа ли нынешняя культурная ситуация на эпоху застоя в Советском Союзе?

Опен-эйр на даче Василия Шумова (группа "Центр"). Музыканты и художники Владимир Рацкевич (лидер группы "Рубиновая атака"), Евгений Калачёв ("Оберманекены", JFF), Никола Овчинников ("Среднерусская возвышенность"), Андрей Лежнев (ИБВЖ), Евгений Ильницкий ("Центр"), промоутер Вова Терех, художник Сергей Мироненко, арт-критик Елизавета Плавинская.

Ведет программу Елена Фанайлова

Видеоверсия программы

Елена Фанайлова: Никола, что это такое? Это пикник друзей, альтернативная вечеринка людей, живущих поперек времени, плывущих по нему?

Никола Овчинников: Смешная компания всего местного подпольного рок-н-ролла, который дожил до пенсионерского возраста, что-то еще булькает и даже весело проводит время.

Владимир Рацкевич: Хепенинг. Все, что здесь происходит, мило и безумно в хорошем смысле этого слова. Хепенинг хорош тем, что никто не знает, что будет, и это забавно, интересно и очень свободно. Свобода – это волшебное слово, волеизъявление, свободное творчество, свободные люди, свободные беседы, свобода слова.

Елена Фанайлова: Та программа, которую вы сегодня играли, подготовлена вами специально для этого хепенинга? Или это старые вещи?

Владимир Рацкевич: Это издержки возраста. Раньше я был безумен на сцене и играл отвязный рок-н-ролл в лучших традициях этого жанра. С годами это не то что надоедает, поскольку ностальгия по тем временем есть до сих пор, но, устремляясь в будущее, хочется бесконечного космоса, погружения в себя.

Елена Фанайлова: Вам важно, кто вас слушает, как вас слушают, в какой компании вас слушают?

Владимир Рацкевич: Мне совершенно все равно, в аудитории два человека или один, я ухожу в себя и не вижу аудиторию. Сегодня не совсем так, как обычно, потому что обычно я вообще абстрагируюсь, надеваю наушники и все. Хотя это очень важно – какая публика. Если ко мне пришел кто-то из моих приятелей, знакомых, я знаю, что он там, то я играю для него.

Елена Фанайлова: Чем вы тут все заняты этой прекрасной компанией?

Евгений Калачев: Вася Шумов уже много лет устраивает такие музыкальные вечера, куда приглашает всех своих друзей, музыкантов. Мне кажется, это одна сплошная вечеринка с приключением добираться сюда, с ментами, со всеми делами. Это вошло в традицию.

Елена Фанайлова: Здесь и сейчас мы заняты своей свободой, удовольствием, дружеским общением, творческим самовыражением?

Евгений Калачев: Здесь музыкантам позволяется здесь делать то, что им хочется, по настроению. Я тоже выбираю репертуар, исходя исключительно из атмосферы, какая здесь, под елками и соснами Рублевки, странно и мило.

Никола Овчинников: Я считаю себя художником на пенсии. Поэтому могу заниматься, чем хочу и когда хочу. И занимаюсь такой глупостью.

Елена Фанайлова: Это род эскапизма или все-таки активности? Для вас публика важна, социум важен, важно, как на вас реагируют?

Никола Овчинников: Присутствие публики придает другое состояние. Мы с Володей года два раз в месяц играли по понедельникам в клубе "Вермель", и это дало опыт "публичного" в кавычках (потому что приходило три человека) выступления, дисциплины – собраться, вовремя прийти… И когда Вася пригласил сюда, я согласился с удовольствием. Так что это, с одной стороны, квазипрофессиональная деятельность, но, с другой стороны, понятно, что она не приносит доходов, и здесь зет цели доход и славу получить.

Елена Фанайлова: А что? Удовольствие?

Никола Овчинников: Удовольствие. Сам процесс.

Елена Фанайлова: Никола Овчинников, ваш партнер, сказал, что он слушает внутренние шумы, внутреннее шебуршение, какой-то внутренний голос.

Владимир Терех: Мы с Николой не обсуждаем эти моменты, кто с какой стороны смотрит на наше общее дело. Началось все с импровизации, даже, скорее, с человеческих отношений, симпатии, общения… Мужчины собираются, кто-то ходит в баню, на рыбалку, а мы репетируем концерт. Я чувствую внутреннее тепло, удовольствие от процесса, которым мы занимаемся, некий рост, реализацию, не пустое времяпрепровождение. Поговорить на инструментах друг с другом – в этом что-то есть, как изучение нового языка.

Елена Фанайлова: А публика – третий человек в этом разговоре? Она важна для вас?

Владимир Терех: Да. Для меня публика – это компания, которая присутствует при нашей беседе и иногда даже может поучаствовать в ней.

Елена Фанайлова: Этот пикник…

Владимир Терех: Саунд-арт.

Елена Фанайлова: В каком формате мы находимся? Это пикник, это напоминает квартирник, практики хепенингов, зародившиеся в 70-е годы. Для меня это находится в русле большой истории современного искусства Восточной Европы с 60-х годов по наши дни. Мы можем поместить себя как в персонажи "Флюксуса" 70-х годов, так и в немецкий андеграунд 90-х, и так далее. Или это просто невинная рок-вечеринка?

Василий Шумов: Мы проводим такой вечер встречи друзей не первый раз. Сейчас можно играть на улице, в беседке, тепло, хорошая погода, и получается как пикник. Иногда мы делаем это зимой, в доме. И все это начиналось у нас как встречи друзей, бывших и сегодняшних участников группы "Центр", существующей с конца 70-х годов. За это время в составе группы было много изменений, музыканты менялись. Это была вначале подпольная группа, и все играли только на личном энтузиазме, на свой страх и риск. Когда развалился СССР, у нас уже не было интереса становиться профессиональной группой. Все равно группа "Центр", скорее, авангардная, экспериментальная, как называли: главный концептуалист русского рока. Сегодняшний вечер, пикник как бы продолжает эту историю. У нас в гостях бывают участники группы "Центр" разных лет, друзья группы, участвовавшие в наших записях, друзья-художники, друзья моей жены. Так что все совершенно органично и правильно, это симбиоз современного искусства. Но он получается совершенно натурально, непроизвольно из-за присутствующих людей, из-за гостей, они и представляют современное искусство.

лена Фанайлова: Вася, когда он нас только встретил, сказал: "Что, рок-н-ролл индепендент, он продолжается". Вы полагаете, что это так?

Евгений Калачев: Вася вообще очень специфичный, настоящий культтрегер, и ему свойственно не терять планку, взятую 40 лет назад. Благодаря его вкусу, его ощущению времени, мы становимся инструментами такой тусовки.

Елена Фанайлова: Некоторые коллеги, товарищи говорят, что времена больших клубов прошли, особенно после 2012 года, когда началась политическая реакция, и мы снова стали собираться в мастерских и своих компаниях. У вас есть такое чувство или это частное наблюдение?

Евгений Калачев: Квартирники становятся наиболее уместным жанром исполнения редких вещей для редких людей. Жанр большого концерта немножко девальвировался, превратился в коммерческую трубу. Мне не очень интересно посещать их регулярно. А квартирники всегда возникают не загадываемо.

Елена Фанайлова: Не скучаете ли вы по тем временам, когда "Оберманекен" был настоящим театром, рок-театром или арт-театром? Это очень эстетский проект, разумеется.

Евгений Калачев: У меня есть партнер, которому я передал все дела "Оберманекен", и у него до сих пор есть силы заниматься этим ежедневно, петь эти песни, напоминать об этом всем, за что я ему очень благодарен. А я могу позволить себе заниматься классическим фортепиано или чем-то еще.

Елена Фанайлова: У художника свобода только внутри него самого, свобода творчества? Или же он должен соотносить себя со всеми остальными свободами, в том числе гражданскими? Вы отделяете себя в этом смысле от общего течения жизни?

Евгений Калачев: Я, скорее, солидарен с Курентзисом по поводу того, что искусство – это мистерия. Это мистерия, общение, передача энергетики, передача памяти или чего-то еще. А политика – ничтожная категория в этой области.

Елена Фанайлова: Такого рода удовольствия входят в жизненный пакет художника-нонконформиста или обычного городского жителя?

Сергей Мироненко: Это обязательно входит в пакет художника-нонконформиста и вообще нормального человека. Именно так надо проводить субботы, воскресенья и вообще почаще так вот встречаться, общаться, слушать музыку и получать удовольствие.

Елена Фанайлова: Думают ли люди в этот момент, что это их частное пространство свободы? Или оно для них связано с тем, что на улице, в телевизоре происходит?

Сергей Мироненко: У нас все связано с тем, что происходит на улице и в телевизоре, но мы дистанцируемся от этого, в том числе и в таких местах. Мы понимаем друг друга с полуслова, нам не нужно говорить о том, что творится за забором. Люди, которые здесь собрались, более-менее одного поколения, они пережили советскую власть, моменты и трудности, с ней связанные, и это нас во многом объединяет. Я не вижу здесь никаких трудностей, все в кайф.

Елена Фанайлова: В нулевые годы все ходили в клубы. В десятые, особенно после 2012-го, мои друзья стали мне говорить: "Мы сидим по своим мастерским, квартирам, собираемся на даче". Это политическое или эстетическое измерение социума, что все стали себя вести примерно так, как вели себя в советские годы?

Владимир Рацкевич: Этот феномен – клубы, которые раньше отсутствовали, а потом появились, исчерпал себя, они приелись. Некий круг общения, внутренняя эмиграция характерна для сегодняшнего дня.

Елена Фанайлова: Вы следите за политикой?

Владимир Рацкевич: Да.

Елена Фанайлова: Интернет, телевизор?

Владимир Рацкевич: Интернет, отчасти телевизор, меньше, конечно, чем интернет. Это два основных источника.

Елена Фанайлова: Похоже на советские времена?

Владимир Рацкевич: Нет, но дух такой. Я все это прошел, это не такой же "совок", сейчас лучше и свободнее. Но краски те же. Обидно, что твои ровесники, знакомые, друзья моложе тебя позиционируют себя совершенно неожиданным образом, как какие-то партийные работники, комсомольцы 60-70-х годов. Я хорошо помню этих персонажей. Потом перековались, и на переплетении всего этого возник русский рок. Я в этой музыке, скорее, ценю фонетическую составляющую, а когда начинается плохая поэзия и дурацкие голоса, меня это будоражит.

Елена Фанайлова: Чем должен заниматься современный рок-н-ролл? Представим, что вы молодой человек, вам 25 сейчас, и каким бы вы были?

Василий Шумов: Опять же – они и мы. Есть приспособленцы, жополизы, карьеристы, которым лишь бы им дали финансирование. Режиссеры снимают ублюдочные сериалы про героев КГБ. Это все обычный совковый карьеризм в капиталистическом убранстве. Надо быть абсолютно честным перед собой. Моя последняя композиция "Бесполезная песня" – про ту советскую безнадегу, когда по советскому телевидению шли эстрадные песни.

Елена Фанайлова: Лиза, мы пытаемся определить, в каком жанре мы сегодня выступаем, перебрали перформанс, хепенинг, театральную площадку, а как сказал Овчинников только что, это диссидентский шоу-бизнес.

Елизавета Плавинская: Это летний фестиваль, конечно. Все признаки есть: сцена, супергруппы, лето. Я уверена, что сейчас все начнут заниматься этим. Это маленький формат, очень искренний, и мы получили в результате кучу идеальной музыки. Я никогда не думала, что услышу "Рубиновую атаку", и это тоже признак фестиваля, когда ты счастлив так, что не можешь в это поверить.К тому же, мы делаем дела тут, художники все равно говорят об арт-бизнесе, с ними ничего не поделаешь.

Елена Фанайлова: О политике не говорите?

Елизавета Плавинская: Мы не говорим о политике, потому что она все равно меньше, чем арт-бизнес. Она влияет, но не особо сильно. И как политика ни извивалась бы, арт-бизнесу и шоу-бизнесу это всегда только на пользу. Я помню, мы недавно пересматривали фильм про нонконформистов, я увидела там папу, он такой грустный. Художники-нонконформисты очень переживали, что они всегда на международной сцене представляют Россию, а Россия никогда не представляет их себе вообще где-то в голове, не поддерживает. Это была грусть из XIX века, что государство и гении вроде бы делают одно и то же, но почему-то гении это делают с полной отдачей, а государство вообще не делает. Потрясающее впечатление – сколько эпох мы пережили. Мы это обсуждали недавно на "Арт-Вильнюсе". И политических, и мы же перекочевали из одного тысячелетия в другое, и какие-то поколения сменились, и цифровая эпоха настала, и все такое. И все равно мы все находимся внутри роскошного искусства и прекрасной музыки, самых великолепных человеческих обстоятельств. Это вызывает эйфорию. В те моменты, которые мы помним, мы всегда верили в то, что мы делаем. И на новом этапе, уже довольно глубоко в третьем тысячелетии оказывается, что мы все были правы.

Елена Фанайлова: Когда Россия вступала в период реакции в 2012 году, Лев Семенович Рубинштейн сказал мне: "О чем ты беспокоишься? Мы жили в советское время, мы знаем, как в нем жить". Вы согласны с этим?

Никола Овчинников: Да и нет. Скорее, "мы знаем" – это некая индульгенция от страхов, а технически-то жизнь сейчас совершенно другая, и можно поскользнуться очень легко на той банановой корке, которой не существовало в советские времена. Это то, что связано с финансами, с экономикой, с налогами.

Елена Фанайлова: Вы художник, и вдруг вы уходите в эту линию электронной музыки. Или это всегда было вашим параллельным занятием?

Никола Овчинников: Что-то такое у меня было с детства – недоигранное, недопережитое в смысле звуков, музыки, и время от времени меня куда-то в эту гавань прибивало. Одна из причин, почему я здесь нахожусь, что когда-то давно меня прибило к Васе в группу "Центр" недели на две в роли гитариста. Потом мы делали что-то такое с Лешей Тегиным, потом выплыла история с Васей, со "Среднерусской возвышенностью", когда музыкальная практика перетекла в художественную. "Среднерусская возвышенность" – это был музыкальный перформанс, и эта история продержалась год.

Елена Фанайлова: И оставила заметный след в развитии русского концептуального искусства и русского рока. Это была впечатляющая программа.

Василий Шумов: Был пройден круг длиной в 30 лет, и мы опять оказались в предперестроечной ситуации. Мы находимся в 1984 году СССР, когда были "черные списки" рок-групп, мы играли на квартирах, проходили подпольные концерты. И песни, написанные тогда, сейчас опять попадают на фибры души слушателей. Прошло 30 лет с момента выпуска альбома "Центра" "Сделано в Париже". Мы сделали программу, посвященную 30-летию этого альбома, и она проходит довольно-таки тепло.

Елена Фанайлова: Это настоящий рок-н-ролл, с наполненным абсолютно звуком, со всей той полнотой, которую мы знаем о классическом рок-н-ролле. И конечно, это вызывает эмоции благодарных слушателей, все в пляс пустились под некоторые ваши композиции. И кажется, с одной стороны, что старые рок-н-ролльщики заговорили громче. А с другой стороны, этот маленький формат, кухни, небольшие ивенты – не уходим ли мы опять в советскую историю с тем, что "моя кухня – моя крепость, я на ней пересижу, мое инакомыслие – это мое дело, а государство пускай идет к черту"? Я так понимаю, что это пространство индивидуальной свободы, и моя кухня – это моя кухня, как у любого диссидента, и Вацлава Гавела, и Андрея Сахарова. Но что делать, надо ли что-то делать с большим пространством бесконечной попсы, глупости и совершенно не демократической политики?

Василий Шумов: Тогда было совершенно четкое разделение, были они, и были мы. Сейчас происходит то же самое, но под другим соусом, в другой исторической формации, в капитализме, и можно вроде бы выезжать за границу. Из-за этой ужасной политики партии и правительства мы получили опять такой же водораздел – они и мы. Их выборы, их дела, их олигархи, их дети, их внуки, их собственность, их дворцы, их яхты, их религия, а мы – все остальные.

Елена Фанайлова: Если какой-то человек с улицы захотел прийти к вам на фестиваль, пустите?

Василий Шумов: Это не фестиваль, это пикник для друзей, дом, афиши не висят, билеты не продаются. Это для друзей, художников, участников группы "Центр" разных лет, для соседей. Это частное мероприятие.

Елена Фанайлова: Женя, вы исполняли одну из песен на стихи Лимонова.

Евгений Калачев: Да. Эдуард Лимонов выдал мне бумагу, что он мне бесплатно отдает эти слова, чтобы я их всегда пел. Потом он пришел как-то на концерт, где я исполнял эту песню, и сказал: "Очень лирично". Он ожидал адский панк, а тут нежняк. Потом ко мне пришла девушка одна и сказала: "Женя, так это же про меня". Это оказалась девушка, с которой мы делали стереоскопический фотопроект, она обнаженная модель, и она была долгое время подругой Лимонова. Мы включили эту песню в альбом, который делали многие музыканты многих групп, сборник. И теперь эта песня, к которой Лимонов своеобразно относится, оказалась очень востребованной.

Елена Фанайлова: Легенда гласит, что ваши музыканты, с которыми вы писали альбом, посвященный Лимонову, когда он находился в тюрьме, сначала стеснялись играть эту песню.

Евгений Калачев: Да. Я говорю: "Ребята, давайте я буду пока пропускать какие-то слова". Но не пропускал, и они привыкли.

Елена Фанайлова: Вы делали и какие-то песни из вашего старого репертуара с "Оберманекеном".

Евгений Калачев: Да. Жанр выступления оказался очень нежным, с вином, с красивыми девушками, вокруг природа, птицы пели. Я решил, что можно взять природные гимны, которые мы исполняли еще в Нью-Йорке, в совершенно разных каденциях, но и сейчас вроде звучит неплохо.

Елена Фанайлова: У вас были два молодых человека в программе сегодня, мальчик и девочка, расскажите про них.

Василий Шумов: Это группа "ИБВЖ", аббревиатура "И Богатая Внутренняя Жизнь". Это Андрей Лежнев, группа состоит из одного человека, и у него бывают временные коллеги, клавишники, сегодня была поэтесса, читала стихи. С ними я познакомился, когда помогал устраивать концерт в поддержку протестующих в Химкинском лесу. Он мне понравился, и я его пригласил.

Елена Фанайлова: Мне очень нравится, что Шумов – мастер таких локальных некоммерческих затей.

Ребята, ваши коллеги сегодня говорили, что эта программа была сформирована благодаря вашему вкусу, и это для меня абсолютное облако чистого искусства, абсолютный артефакт – то, что сегодня происходило.

Василий Шумов: Поэт должен быть всегда современным. Благодаря французским поэтам второй половины XIX века, во многом сформировалось современное искусство, каким мы его знаем.

Елена Фанайлова: Безусловно, Бодлер, Верлен – это классика, конечно.

Василий Шумов: Рембо. И, знакомясь с их биографиями, с их творчеством, я понял, что мне это очень близко, это упало на плодотворную почву моей души. Это можно расширить, что художник вообще, деятель искусства должен быть именно всегда современным. Это означает, что ты должен всегда делать что-то новое, совершенно без оглядки, как это будет воспринято. Я провожу много времени, изучая современное искусство, а теперь еще все это держится на новых технологиях. И быть современным – это постоянно быть на гребне волны. Это не современный писк, а это именно работа. Есть волна, а на ней есть гребешочек, и надо быть всегда в курсе, с возрастом надо пытаться себя напрягать и оставаться там. Можно и провалиться, конечно, но ты, по крайней мере, пытался.

Елена Фанайлова: Скромные проекты больших художников – это страшно привлекательная история, потому что это история про искусство и про жизнь, про человеческое существование, про то, как свобода духа проявляет себя в камерных вариантах. Свобода, независимость, малобюджетность и настоящее веселье.