Международный день повышения осведомленности о передозировках ежегодно проводится 31 августа уже в 20-й раз. Инициативу проявила писательница Салли Джей Финн, в 2001 году руководившая программой обмена игл и шприцев в пригороде австралийского города Виктория Сент-Килде. Тогда гражданские активисты раздали шесть тысяч серебряных браслетов – по числу людей, умирающих в год от передозировки в Австралии и Новой Зеландии. С тех пор к Международному дню присоединились более 40 стран.
Такие символические жесты, привлекающие внимание к проблеме передозировок, нередко поддерживают сами представители государств, не лишенные эмпатии к наркопотребителям. В Торонто, например, о проведении Дня осведомленности в этом году объявил мэр города, после чего над ратушей подняли флаг выбранного в качестве символа этой акции фиолетового цвета. Известнейшие канадские достопримечательности, Ниагарский водопад и башню CN Tower , тоже подсветили фиолетовым.
Для России, где не существует государственных программ профилактики передозировок вне реабилитационных центров, это звучит удивительно. Хотя в 2019 году в стране зарегистрировали свыше 18 тысяч случаев отравлений наркотиками и больше 4,4 тысячи случаев смертельных передозировок, власти игнорируют День осведомленности. 31 августа 2020 года в этом в очередной раз убедились активисты Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова (признан Министерством юстиции России иностранным агентом), которые провели в пространстве фонда СПИД.Центр круглый стол "Диалог ради спасения жизни".
Название выбрано не случайно. Сотрудники фонда хотели пригласить на круглый стол как можно больше представителей государственных и близких к властям структур, которых, казалось бы, непосредственным образом должны заботить жизнь и здоровье сограждан: Минздрава, Департамента здравоохранения Москвы, Московского научно-практического центра наркологии, Национального научного центра наркологии. "Мы убеждены, что в нашей стране недостаточно делается для профилактики. И мы подумали: в этот день было бы круто собрать все заинтересованные стороны, – рассказывает социальный работник Максим Малышев. – По нашей логике, люди из правительственных организаций должны заботиться о согражданах, в том числе о тех, которые умирают от передозировок".
Однако никто из представителей этих ведомств на круглый стол не пришёл. В Минздраве активистам Фонда Рылькова не ответили ни на письменные запросы, ни на телефонные звонки. Департамент здравоохранения Москвы после долгой переписки сообщил, что профильные специалисты не смогут принять участие "в связи с проведением ряда ранее запланированных мероприятий и с учетом сложившей эпидемиологической ситуации по новой коронавирусной инфекции". В московском НПЦ наркологии, в который входят две наркологические клиники (единственные в городе, где можно бесплатно лечь на рехаб), по телефону сослались на занятость. В Национальном научном центре наркологии до последнего момента говорили, что посетят мероприятие, однако накануне мероприятия прислали СМС о том, что заняты.
В результате, помимо нескольких журналистов, представителей Фонда Рылькова и девушки Анны, выступавшей от имени организации "Наркпросвет" и от лица людей, употребляющих наркотики, единственным человеком, посетившим круглый стол, оказалась Кристина Слугина, менеджер по работе с аптечными сетями государственного предприятия "Московский эндокринный завод". Это единственный в России производитель налоксона – препарата, который используется при передозировках опиатами. Налоксон задействует те же рецепторы мозга, что и героин и другие опиоиды, вытесняет и блокирует их действие, восстанавливая дыхание и помогая избежать смерти.
Всемирная организация здравоохранения призывает мировое сообщество разрабатывать программы по расширению доступа к налоксону вот уже шесть лет. В России налоксон включен в перечень жизненно необходимых лекарственных средств, однако отпускается строго по рецепту. Вероятно, это связано с формой выпуска, поскольку производится налоксон только в ампулах для внутримышечных инъекций. При этом, хотя налоксон есть в аптечках скорой помощи, получить рецепт на него невозможно даже по выходе из стационарного наркодиспансера, для этого обязательно нужно стоять на наркологическом учете.
Наркопотребители такие же граждане, как и все остальные, поэтому их права должны быть защищены
Скорее всего, абсурдность ситуации, в которой люди, имеющие шанс погибнуть от передозировки, из-за отсутствия рецепта лишены простого способа спастись от такой смерти, приобретя налоксон заранее, понимают не только в Фонде Рылькова: не так давно НПЦ наркологии начал выдавать своим пациентам по выходе из стационара набор, состоящий из шприцов, перчаток и двух ампул этого препарата. Налоксон можно получить и в ходе уличных выходов социальных работников, когда волонтеры Фонда Рылькова разъезжают по разным районам Москвы и помогают наркопотребителям, раздавая презервативы и шприцы, а с середины 2010-х и этот препарат, спасающий жизни.
Социальные работники фонда ведут учёт сообщений о случаях применения препарата при передозировках. В прошлом году таких сообщений оказалось 396 (хотя эти данные нельзя верифицировать, в Фонде Рылькова допускают, что это говорит о 396 спасенных жизнях). Кристина Слугина уточнила, какое количество налоксона закупает организация: раз в два месяца на 10 тысяч рублей, то есть 3200 ампул. Если верить методике подсчета спасенных жизней, получается, что по назначению была использована почти каждая десятая из них. "При этом вы раздали все 3200?" – удивилась представительница эндокринного завода. "Да. Когда в 2018 году налоксон какое-то время не производился эндокринным заводом, у нас был момент дефицита, то к нам подходили участники и спрашивали: а где налоксон? – заметил юрист Фонда Рылькова Тимур Мадатов. – Отсутствие налоксона на улицах – это проблема. Наша организация делает в неделю всего 12 аутрич-выходов по разным районам огромной Москвы. Мы не охватываем всех, но тем не менее можем какие-то выводы делать – например о том, что примерно каждая 10-я ампула применяется с успехом".
Попытки Фонда Рылькова выяснить, кто ответственен за то, что налоксон остается рецептурным для россиян, имеют уже четырёхлетнюю историю. Сначала в Минздраве кивали на эндокринный завод: дескать, производитель сам при регистрации лекарственного средства может заявить, рецептурный этот препарат или нерецептурный. Но на заводе считают, что Минздрав главнее, а завод является только инструментом по производству препаратов. Из переписки с Минздравом сотрудники Фонда Рылькова сделали вывод, что решение о рецептурности принимается прежде всего из-за формы выпуска препарата: поскольку в России он производится только в виде раствора для инъекций, то и отпускаться должен только по рецепту.
"Мы не можем по щелчку пальцев сделать препарат безрецептурным, – поясняет представитель завода. – Далеко не каждый человек может самостоятельно сделать себе инъекцию. У нас действуют ограничения по введению препарата в оборот. Мы не можем взять ампулу, перелить препарат в спрей, пшикнуть, и лекарство будет работать – нет. Это нужно все изучать, рассчитывать".
Тезис о социальной функции налоксона подтвердила и Анна из "Наркпросвета". Девушка, которая жила в Нижнем Новгороде, объяснила, что в её городе налоксона вообще не было в аптеках, поэтому тем, кто хотел уберечь своих знакомых от передозировки, приходилось ездить в Москву, чтобы получить препарат в Фонде Рылькова. Многие аптеки отказываются закупать налоксон, поскольку никому, кроме наркопотребителей, он не нужен, а из-за рецептурности они его все равно не могут купить. "Чтобы это работало, чтобы жизни спасать, налоксон должен быть в максимально открытом доступе. Мы это видим на нашей работе. Когда мы даем налоксон, просто так, без всякого рецепта, к нам потом приходят и говорят: "Спасибо, я Васю откачал!" – рассказал Максим Малышев. – Вот что само важное: наркопотребители такие же граждане, как и все остальные, поэтому их права должны быть защищены".
Никита Сологуб – журналист
Высказанные в рубрике "Блоги" мнения могут не отражать точку зрения редакции
