Две тектонические плиты – консервативные устои католической церкви и многовековые европейские традиции и ценности классического гуманизма и либерализма – пришли в движение, заставив минувшей осенью выйти на улицы Варшавы около ста тысяч негодующих граждан в ответ на решение Конституционного суда Польши существенно сузить перечень показаний к прерыванию беременности. Примерно в то же самое время в американском Сенате заслушивалась кандидат на должность судьи Верховного суда – и, пожалуй, одним из самых важных вопросов, интересовавших сенаторов и медиа, было отношение претендентки на высокий пост к абортам.
В чём же состоит существо вопроса искусственного прерывания беременности, а точнее, вопроса ограничений или, наоборот, разрешений? Поскольку в эти отношения вовлечены три стороны: женщина, неродившийся ребенок и общество, то все и любые поиски консенсуса (сам процесс поиска вовсе не означает, что консенсус будет в итоге найден) могут проходить только в этой системе координат. И если об отношениях "женщина – неродившийся ребенок" и "женщина – общество" говорят и пишут довольно много и зачастую эмоционально, то отношения "неродившийся ребенок – общество" обделены вниманием. Именно эти отношения и только они являются предметом настоящего текста.
Как только на свет появляется младенец, то с первых же секунд его жизни общество раскрывает над ним защитный зонтик правовых институтов. Лишить жизни этого только что появившегося человека – тяжкое уголовное преступление, которое карается огромным тюремным сроком. Даже простое непредоставление маленькому человеку надлежащего ухода и заботы будет расцениваться правом (фактически обществом) как правонарушение или преступление. Откуда проистекает эта забота о младенце? Общество определило, что любой человек, тем более беспомощный, находится под защитой его правовых институтов. На родителей или опекунов посредством закона налагается обязанность должной заботы о новом человеке. Ни у кого не возникает сомнений или несогласия насчет такого устройства общественных отношений и соответствующего устройства законов.
Но чем отличается человек, который родился 10 минут назад, от такого же человека, который вот-вот родится, например, через 10 минут? Очевидно, что абсолютно ничем. Подавляющее большинство законов, действующих во многих странах, так и толкуют эти общественные представления. Прерывание беременности на поздней стадии рассматривается как уголовное преступление.
Хорошо: мы видим, что родившийся 10 минут назад ничем не отличается от того, кому предстоит родиться через 10 минут. Общество также распространяет на этого человека свою защиту, соответствующими законами охраняя эту жизнь. А как насчет того, кому до родов ещё 15 минут? Один час? Один день? Вероятно, и между ними нет никаких отличий, ни с биологической точки зрения, ни с точки зрения общественной защиты их жизни с помощью закона. Мы можем двигаться в обратном направлении от времени рождения и с каждым шагом задавать себе один и тот же вопрос: и сейчас общество охраняет ещё не родившегося человека посредством закона? Что если до родов ещё неделя? Месяц? Два месяца? Кто-то родился семимесячным. Три месяца? И так далее... Так формируется тот самый важный вопрос: в какой момент общество перестает (точнее, пока ещё не начинает) охранять неродившегося человека посредством закона?
Очевидно, что это не вопрос биологии или медицины, даже не вопрос права в каком-то смысле. Это вопрос этики, вопрос этических норм и устоев, которые в данный период времени присущи данному обществу. Именно по этой причине разные общества отвечают (или пытаются настоять на ответе) на этот вопрос по-разному. В обществах с глубокими католическими корнями, например, видят ситуацию одним образом; в обществах, где и состоявшаяся жизнь человека стоит немного, расценивают положение дел по-другому. При этом в любом групповом мнении присутствуют мнения и абсолютно полярные, даже маргинальные, но это естественное свойство почти каждого группового суждения по любому вопросу.
В какой-то момент общества, как мне кажется, нашли удобный выход. Оказывается, если долго спорить по какому-то вопросу, то этот вопрос почти автоматически "выдавится" в суд, подобно тому как давящие во встречных направлениях пальцы выдавливают пасту на зубную щетку. Суд фактически принуждается обществом к ответу на вопрос в первую очередь этического и только во вторую очередь юридического характера. Насколько это справедливо – ожидать разрешения этического вопроса от нескольких человек, специфика деятельности которых имеет свои рамки, и достаточно узкие? В этом плане вопросы этики в чем-то сродни вопросам эстетики. Разве суд может выносить суждения о том, какой цвет милее глазу, какая картина эмоциональнее, какая мелодия приятнее?
На вопросы этики не существует однозначного ответа, одного для всех и на все времена
Представляется, что разрешение интересующего нас вопроса судом возможно только в одном случае: когда общество ответственно и осознанно наделяет суд правом разрешить этический вопрос, отдавая себе отчет в том, что решение суда будет в итоге решением самого общества, а суд, в свою очередь, отчетливо понимает, что общество делегировало ему решение этического вопроса. Но как только речь заходит о делегировании разрешения этого вопроса некоему институту, законно возникает вопрос: а почему суду? Разве то же самое общество не выработало более эффективных механизмов (хотя бы и по времени – нужно напомнить, что знаменитое дело "Роу против Уэйда" зашло в суд 50 лет назад) для разрешения тех или иных вопросов неочевидного характера путем делегирования их соответствующим институтам? Общество ведь умеет с тем или иным успехом разрешать вопросы как эстетической природы (какие памятники архитектуры считать ценным наследием, а какие нет, и многие другие), так и этической (эвтаназия, смертная казнь и т. д.).
Мне кажется, что более честной и эффективной позицией со стороны суда как института был бы прямой отказ от разрешения этого вопроса, этического по своей природе, и возложение обязанности по его разрешению на само общество, либо через плебисцит, либо через передачу вопроса на разрешение экспертному сообществу.
Разумеется, что, какое бы решение и каким бы способом ни было найдено, оно никогда не устроит всех. Максимум, чего можно ожидать: решение может устроить большинство и экспертное сообщество. Конечно же, разные общества и разные общественные группы будут очень по-разному отвечать на этот вопрос, уже сложившиеся видения будут меняться с течением времени. Ведь на вопросы этики не существует однозначного ответа, одного для всех и на все времена.
Евгений Фирсов – блогер
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
