Пятое декабря осталось в воспоминаниях детства. Последний праздник уходящего года. Если он приходился на пятницу или понедельник, то отдыхать «на Конституцию» можно было целых три дня. А там и каникулы скоро и Новый год.
Следующая, брежневская Конституция запомнилась в первую очередь тем, что приняли ее в пятницу, на три года оставив всех без лишнего выходного – праздник пятого декабря отменили, а седьмое октября два года приходилось соответственно на субботу и воскресенье. В Советском Союзе не обращали внимания на такую мелочь, как совпадение выходного и праздничного дней. А если таковых приходилось четыре подряд – в ноябре или в мае, то один непременно отнимали, прибавляя к отпуску.
Впрочем, к самой Конституции это имело мало отношения. Как и сама Конституция, то, что в ней было записано, имело мало отношения к жизни и всерьез воспринималось разве только диссидентами, требовавшими у правительства выполнения собственных законов и Конституции. За это они регулярно получали тюремные сроки.
Один из самых отчаянных, Владимир Буковский, тот самый, которого обменяли позже на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана, в последнем слове на одном из своих судебных процессов, процитировал статью о гарантиях свободы уличных шествий и демонстраций. А потом спросил: «Для чего введена такая статья? Для октябрьских и майских демонстраций, которые организуется государством, и которые и так никто не разгонит?»
И произнеся знаменитое – «нам не нужна свобода «за», если нет свободы «против», Буковский прочитал судьям статью из «Правды» о суде над участниками первомайской демонстрации в Испании, получившими тюремные сроки от режима Франко. Пример трогательного единодушия фашистского испанского и народного советского законодательства.
Сейчас свобода превратилась в вещь маловостребованную. В последний раз осязаемо большое число людей вышлo на улицы, защищая НТВ. Было их, кстати, немногим меньше, чем в августовские дни девяносто первого года. Ведь тогда площадь перед Белым домом заполнилась лишь двадцать первого, когда стало ясно, кто победил, и когда за свободу уже было заплачено тремя чужими молодыми жизнями. А девятнадцатого и двадцатого людское кольцо вокруг Верховного Совета даже и не замыкалось. Как ни кощунственно это звучит, но, может быть, свободу так и не научились ценить, потому что не пришлось платить за нее реальную цену. Почти даром досталась. И в пятнадцатую годовщину гибели трех ребят мало кто пришел на их могилы на Ваганькове.
В семидесятые годы была традиция – 5 декабря, в день Конституции, приходить на Пушкинскую площадь, чтобы молча постоять, сняв шапку. Это было опасно, хотя реальным тюремным сроком не грозило. Но все равно – решались немногие. Сейчас большой смелости не надо, но нет желания. Использовать всерьез свое конституционное право пытались лишь организаторы «русского марша». Их цели и лозунги мне крайне несимпатичны. Но запретили их, наплевав на Конституцию. Последнюю пока в российской истории.
Следующая, брежневская Конституция запомнилась в первую очередь тем, что приняли ее в пятницу, на три года оставив всех без лишнего выходного – праздник пятого декабря отменили, а седьмое октября два года приходилось соответственно на субботу и воскресенье. В Советском Союзе не обращали внимания на такую мелочь, как совпадение выходного и праздничного дней. А если таковых приходилось четыре подряд – в ноябре или в мае, то один непременно отнимали, прибавляя к отпуску.
Впрочем, к самой Конституции это имело мало отношения. Как и сама Конституция, то, что в ней было записано, имело мало отношения к жизни и всерьез воспринималось разве только диссидентами, требовавшими у правительства выполнения собственных законов и Конституции. За это они регулярно получали тюремные сроки.
Один из самых отчаянных, Владимир Буковский, тот самый, которого обменяли позже на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана, в последнем слове на одном из своих судебных процессов, процитировал статью о гарантиях свободы уличных шествий и демонстраций. А потом спросил: «Для чего введена такая статья? Для октябрьских и майских демонстраций, которые организуется государством, и которые и так никто не разгонит?»
И произнеся знаменитое – «нам не нужна свобода «за», если нет свободы «против», Буковский прочитал судьям статью из «Правды» о суде над участниками первомайской демонстрации в Испании, получившими тюремные сроки от режима Франко. Пример трогательного единодушия фашистского испанского и народного советского законодательства.
Сейчас свобода превратилась в вещь маловостребованную. В последний раз осязаемо большое число людей вышлo на улицы, защищая НТВ. Было их, кстати, немногим меньше, чем в августовские дни девяносто первого года. Ведь тогда площадь перед Белым домом заполнилась лишь двадцать первого, когда стало ясно, кто победил, и когда за свободу уже было заплачено тремя чужими молодыми жизнями. А девятнадцатого и двадцатого людское кольцо вокруг Верховного Совета даже и не замыкалось. Как ни кощунственно это звучит, но, может быть, свободу так и не научились ценить, потому что не пришлось платить за нее реальную цену. Почти даром досталась. И в пятнадцатую годовщину гибели трех ребят мало кто пришел на их могилы на Ваганькове.
В семидесятые годы была традиция – 5 декабря, в день Конституции, приходить на Пушкинскую площадь, чтобы молча постоять, сняв шапку. Это было опасно, хотя реальным тюремным сроком не грозило. Но все равно – решались немногие. Сейчас большой смелости не надо, но нет желания. Использовать всерьез свое конституционное право пытались лишь организаторы «русского марша». Их цели и лозунги мне крайне несимпатичны. Но запретили их, наплевав на Конституцию. Последнюю пока в российской истории.
