Программу ведет Андрей Шарый. Принимает участие корреспондент Радио Свобода в Санкт-Петербурге Татьяна Вольтская.

Андрей Шарый: Поговорим о традициях сегодняшнего праздника. В христианских странах этот обычай в нынешнем его виде установился не сразу. В России до Петра Первого Новый год праздновали 1 сентября, а летоисчисление вели не от Рождества Христова. И сегодня Русская Православная церковь следует юлианскому, а не григорианскому календарю. О новогодних и рождественских традициях в России и Советском Союзе корреспондент Радио Свобода в Петербурге Татьяна Вольтская беседовала с известным историком Евгением Анисимовым.

Татьяна Вольтская: В дореволюционной России главными праздниками были Рождество и Пасха. И елка, конечно, была сначала рождественской, а потом уже новогодней. Как праздновали Новый год до революции?

Евгений Анисимов: Конечно, важно, особенно в Петербурге, огромная ледяная площадь – замерзшая Нева перед Петропавловской крепостью и Зимним дворцом – становилась местом необыкновенного народного празднества. Конечно, один из самых ярких праздников был даже не 1 января, а 6 января – Водосвятье, когда у проруби собирались толпы народа, когда стояли войска, принимались парады, раздавались чарки с водкой для офицеров. Святочные гулянья с ледяными горками, с финскими санками, на которых люди разъезжали. Было какое-то ощущение праздника после долгого, между прочим, тяжелого поста.

Татьяна Вольтская: Через 12 лет после своего прихода к власти большевики запретили празднование Нового года. И все же в данном случае традиционный праздник, который удалось не уничтожить, а только загнать в подполье, оказался сильнее всесильных властей.

Евгений Анисимов: В 1935 году было все-таки решено восстановить Новый год, который народ праздновал. И мне так жалко наших предков – они были вынуждены рождественские елки ставить тайно, занавешивать окна и тому подобное. Елки запрещалось продавать. В школах рождественские елки были отменены. В 1929 году вообще Новый год отменил. Но в 1935 году восстановили и старались, так сказать, очистить от религиозного дурмана. Во-первых, это детский праздник. Во-вторых, это советский праздник, когда звезда наверху, и там появилась еще, приплелась какая-то девушка Снегурочка, которая вообще очень сомнительного свойства. Как известно из оперы Римского-Корсакова, Дед Мороз, который совсем не святой Николай, а такой ряженый, языческий, я бы даже так сказал. И самое главное, Новый год был привязан к Кремлю и власти, то есть выступления генеральных секретарей, президентов, этакое подведение итогов года, успехов и тому подобное – эта омерзительная часть Нового года возобладала в целом. И он перестал быть тем теплым, интимным праздником, как Рождество, которое отмечали в кругу близких, а превратился в звон курантов, речи. И в этом смысле 1 января как свободный день только в 1947 году стал.

Как, наверное, все ощущают, совершеннейшая нелепость из-за того, что Церковь не перешла на григорианский календарь, у нас празднуется Новый год, а потом празднуется Рождество, потом снова Новый год. А между тем весь христианский мир, а мы к нему принадлежим, 25 декабря отмечает Рождество.

Татьяна Вольтская: Сама елка, она ведь пришла к нам из Германии?

Евгений Анисимов: Да, из Германии и, в общем, центрально-европейских стран, где она тоже украшалась, как и у нас впоследствии.

Татьяна Вольтская: Вот эта праздничная елка в пышном убранстве, в игрушках и конфетах, не вступает ли она в противоречие с тем, что в России ель, еловые ветки имеют еще и мрачную траурную символику.

Евгений Анисимов: Ель имеет и траурную символику, когда перед гробом, вообще по пути от места, где умер покойник, откуда его выносят, до кладбища выстилали елью или бросали ветки, чтобы душа могла в 9 дней вернуться и найти это место. Но, как правило, этнологи находят применение ели и вообще многих элементов различных празднеств, самых разным знакам. И поэтому ель праздничная, она вообще очень хорошо отвечала эстетике барокко, в ней много было элементов различных культур, в том числе какие-то медицинские элементы и прочее. Поэтому здесь общественное, народное сознание часто не замечает внутренних противоречий одних и тех же символов и явлений.