В Москве 16 августа состоялось прощание с композитором Тихоном Хренниковым, скончавшимся 14 августа в возрасте 94-х лет. Похоронен композитор будет 17 августа на своей родине в Ельце.
Об общественной российской памяти, связанной с советским периодом истории страны, видным и очень противоречивым представителем которой был этот человек я беседую с обозревателем Радио Свобода, писателем Петром Вайлем.
— Хренников — не просто композитор, он официальный государственный советский композитор, он больше 40 лет руководил Союзом композиторов, он возглавлял или участвовал во многих кампаниях гонения на других, не менее, мягко говоря, талантливых композиторов, чем он. Однако об этой части его общественной жизни почему-то не говорят в России.
— Разумеется, Тихон Хренников все-таки в первую очередь чиновник и руководитель, а во вторую уже — композитор. Он не стоит рядом с такими композиторами-песенниками, как Дунаевский или Соловьев-Седой, ну и уж, конечно, что мы будем говорить о Шостаковиче или Прокофьеве. Слава тебе Господи, России есть, что предъявить на мировом уровне в музыке ХХ века, не Хренникова уж, конечно. За 50 лет руководства (или чуть меньше) Союзом композиторов, естественно, он сделал и что-то доброе, ну, не Ежов же он, в конце концов, правда ведь, не Ягода кровавый. Разумеется, он и в гонениях участвовал, и кому-то помогал. То есть всегда можно найти людей, которым, не знаю, выхлопотал квартиру, например. Подход к человеку, который прожил такую долгую жизнь, очень сложен. Сама по себе долгая жизнь есть некая индульгенция. Если человек прожил 94 года, к нему подходишь не так, как к шестидесяти — или пятидесятилетнему человеку.
— Я приведу другой пример — с ныне здравствующим карикатуристом Борисом Ефимовым, которому уже далеко за сто лет. Ведь человек рисовал такие карикатуры!
— Совершенно верно. А в последние годы он сподобился рисовать замечательные шаржи демократического свойства. Когда ты думаешь, что человеку, там, сто лет или около ста лет, или за сто лет, это уже артефакт, это музейный экспонат, поэтому к нему подходишь так бережно. А что касается подхода в целом, руководимого в конечном счете сверху из Кремля, что отражается на центральных каналах телевидения в первую очередь, вроде бы опровергаются, отвергаются сталинские репрессии, сталинское прошлое… 1937-й год как-то был отмечен, правда, замечу в скобках, что ни одно высокое официальное лицо на эти траурные мероприятия не пришло. Существует такой разрыв — разрыв исторической памяти или, если угодно, историческая амнезия. Вот все, что было в прошлом — 1937-й, дело врачей или что-то еще такое при Сталине, это все, безусловно, осуждается. Идут такие замечательные и хорошо сделанные, и убедительные телепередачи, но связать это с сегодняшним днем абсолютно не получается.
— А почему не получается? Вот я еще один приведу пример. Скажем, на этой неделе был день рождения Фиделя Кастро. Один из немногих, оставшихся сейчас в мире диктаторов, и это есть политологический факт, никто этого оспаривать не будет. Давно уже Гавана не является другом Москвы, поскольку Москва от этой идеологической дружбы публично на самом высоком уровне отказалась. Однако во многих телевизионных материалах он называется легендарным команданте...
— Две инерции. Одна инерция — шестидесятников, которые обожали Фиделя Кастро, он был в числе тогдашних кумиров. Потом Кастро, что называется, развенчали в российском мыслящем обществе, но стереотипы остались. Посмотрите, как эти стереотипы «замерзли» в языке. Ведь по-прежнему Куба именуется островом Свободы. Это доходит до смешного: команда боксеров сбежала с острова Свободы, на острове Свободы продолжаются преследования инакомыслящих. Затем есть просто сегодняшний политический момент. Кастро в течение многих лет такой жупел для Америки. И поэтому сейчас, особенно когда он так тесно подружился с социалистом Уго Чавесом венесуэльским, то демонстрировать только на словах… но на словах демонстрировать свою дружбу и привязанность к Фиделю Кастро — это вроде бы показывать такую фигу в кармане Соединенным Штатам.
— Я еще раз вернусь к фигуре Тихона Хренникова. Мне понятно, когда на похоронах композитора выступают с теплыми словами в его адрес люди, которые его знали, ну, в конце концов, это личные связи, и действительно он делал кому-то хорошее. Мне не понятна позиция средств массовой информации. Есть биография. В биографии написано, что человек — трижды лауреат Сталинской премии, что он сорок лет возглавлял Союз композиторов. Любому мало-мальски получившему образование человеку понятно, что не просто так.
— Не выстроилась иерархия событий, исторических явлений, кумиров, все еще здесь не понятно. Зато понятно: мы — великая страна, мы всегда были великой страной. Значит, выставляем в качестве козырей в том числе и своих долгожителей. А их связь с тем, что происходило раньше, и с тем, что происходит сейчас, совершенно разорвана. Ну как не связать простую мысль о том, что многие ключевые посты в стране заняты людьми из Комитета государственной безопасности с тем, что этот же Комитет государственной безопасности творил то самое, что сейчас так активно разоблачается. Вроде такой ров колоссальный вырыт, и его пока не перепрыгнуть, пока это не сделано. А не сделано это — потому что никто из нынешних руководителей не сказал ни одного покаянного слова о том, что нынешнее руководство страны, раз оно правопреемник той страны, то пусть оно будет правопреемником и тех преступлений, которые тогда совершали.
— Это естественный этап в развитии, эта сумятица в умах, или это все-таки какая-то девиация и это во многом диктуется и политической ситуацией, и злой волей каких-то людей?
— Хочется думать, что естественная, потому что всего-то ничего прошло с точки зрения истории. Пятнадцать лет — это вообще булавочный укол на исторической карте. А второе, это, конечно, российская специфика полного отсутствия общественного мнения и общественной дискуссии. Какое-то время она попроцветала — в самом конце XIX века, в начале ХХ и в 1980-90-х ХХ века, и все. За всю историю в России никогда не было общественной дискуссии, общественного мнения. Так что ж вы хотите? Где же накопить такую традицию?
