Несколько дней назад сотрудники музеев Московского Кремля радостно объявили: у нас сенсация! Во время археологических раскопок на Подоле (так называется место, где кремлевский холм круто спускается к Москве-реке) найдены сначала одна, а затем другая берестяные грамоты, по всей видимости, XIV века. Разумеется, каждое новое обретение такого памятника древнерусской письменности — событие для историков и лингвистов. Однако, самую первую берестяную грамоту нашли 56 лет назад, а к сегодняшнему дню их уже более тысячи. Так что же позволяет заявлять об уникальности кремлевских текстов на березовой коре?

Никогда прежде и никому не выпадало счастья найти такие грамоты на территории Кремля, да и вся Москва могла похвастаться одним-единственным экземпляром. А подавляющее большинство берестяных грамот — из Великого Новгорода, и вот чем это объясняет Алексей Гиппиус, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН: «Конечно, ключевую роль играет в этом специфика новгородского культурного слоя, который весь пропитан влагой. Поэтому прекрасно сохраняется всякая органика и береста, в частности. Просто такого количества бересты, не исписанной даже, как в Новгороде, более нигде не обнаруживается. Это чисто специфика физическая новгородской почвы».

В кремлевском раскопе (кто бы мог подумать!) условия оказались схожими. Здесь на дне котлована даже в сухой жаркий день — лужи грунтовых вод. Залегающая глубоко под землей, почти лишенная кислорода, грязь оказалась прекрасным консервантом. Она-то и сберегла две грамоты. На одной буквы традиционно выдавлены специальной палочкой — писалом. Другая, и в этом главная часть сенсации, написана чернилами. Между тем, до сих пор считалось — на берёсте тексты всегда процарапывались. Чернила же использовали для более дорогих материалов — пергамента и бумаги. Говорит научный руководитель Музеев Московского Кремля Алексей Левыкин: «Где-то в первой половине раскопок была найдена первая грамота, на которой был написан небольшой текст, но это все-таки берестяная грамота. И вот — эта удача, как награда, которая была сделана на завершении раскопок, грамота с очень большим текстом. Это раз. Грамота, текст которой достаточно хорошо читается, хотя она состоит из трех фрагментов. Но, я так думаю, что она будет прочитана полностью. Грамота очень интересная, потому что это хозяйственный документ, там описывается имущество, причем имущество очень большое».

Здесь много чего упомянуто, в том числе, боевые и рабочие лошади — с дотошным уточнением: каурые, гнедые, белоногие. Описание древнего документа продолжает директор Института археологии РАН Николай Макаров: «В нем сохранилось около пятидесяти строк. По своей полноте это очень большой документ. У нас так мало текстов — и пергаментных, и, тем более, берестяных, которые относятся к Москве того времени! А эта грамота дает новые знания о московской культуре конца XIV — первой половине XV веков. Сейчас лучшие специалисты по берестяным грамотам — академик Янин и академик Зализняк — работают над этим текстом и пытаются прочесть его полностью».

Ну а кое-что уже удалось разобрать самим археологам, без помощи лингвистов. Грамота действительно превосходной сохранности. Правда, из земли ее вынули в виде черного свитка, но когда берёсту отмыли и распрямили, оказалось — это на редкость красивый документ с безупречно ровными строчками, и каждую буковку отчетливо видно.

Стоя у раскопа, на глубине которого обнажились расчищенные древние срубы изб и хозяйственных построек, Николай Макаров признался: «Пока мы точно не можем сказать, что это были за люди. Потому что документов, по которым можно было бы восстановить имена владельцев, не сохранилось. Важность раскопок на этой территории заключается именно в том, что мы можем реконструировать социальный облик владельцев, не имея письменных документов».

Сказанное справедливо по отношению ко всем домам, кроме одного. Того самого, где найдена грамотка. В ней не только имущество описано, но даже имя владельца указано — Турабьев. Вряд ли, это фамилия. В XIV и даже в начале XV столетий на Руси фамилии — большая редкость, и носили их, как правило, только князья, закрепляя таким образом право на свои земли. Что же касается слова «Турабьев», скорее всего, это какая-то грамматическая форма от имени Турабей. Фраза в тексте нам пока не известна, но могло быть что-то вроде «турабьев конь», то есть «конь Турабея». Впоследствии это личное имя легло в основу до сих пор встречающихся русских фамилий «Турабьев» и «Турабеев», а также топонимов. На исторической карте России немало сел с названием Турабеево.

Что же касается имени Турабей, оно в средневековой Руси не было редким. Сложилось имя из двух тюркских слов. Тура — это титул ханских сыновей, а «бей» переводится как «богач». Так что, «Турабей» с лингвистической точки зрения — это такой привет из Золотой Орды.

Маргарита Чернышева, ведущий научный сотрудник Института русского языка имени В.В. Виноградова

После того, как кремлевские грамоты расшифруют, они непременно, как и все другие, вновь обретенные древнерусские документы, попадут в поле зрения ученых из Института русского языка имени Виноградова Российской Академии наук. Здесь уже около 30 лет выпускают многотомный «Словарь русского языка XI-XVII веков», и конца этой работе не видно, говорит ведущий научный сотрудник института Маргарита Чернышева: «В данный момент я являюсь редактором 29-го выпуска словаря. Этот выпуск готовится к печати. По-видимому, еще несколько лет будем готовить. А первый том вышел в 1975 году. Концепция много раз менялась — какой же делать словарь, какого периода? В конце концов, вы видите вот такой большой — с XI по XVII века определили. А словарь наш, как я его называю, всеядный, то есть здесь абсолютно все памятники письменности, сохранившиеся в русских списках. Даже если они возникли на славянском юге, но сохранились в древнерусском списке, мы все равно берем эту лексику. Здесь все!

Когда готовили первый выпуск нашего словаря, тогда составители считали, что это справочник, который рассчитан на людей, интересующихся древнерусской письменностью. Поэтому решили: словарь должен быть достаточно лаконичным и понятным, то есть изначально, раз они определили, что это справочник, предполагалось, что словарь ориентирован на всех интересующихся, а не на специалистов. Или не только на специалистов. Поэтому он немножко носил следы такого научно-популярного издания. Потом мы обнаружили, что из-за этого целые пласты лексики не попали в первый том. Например, так называемые кальки с греческого языка, то есть сложные образования с начальными "бога" и "благо" (первый том это А-Б), почти полностью были выпущены. Включали только слова, которые сохранились в современном русском языке. "Богородица", естественно, попала, а какая-нибудь "богообрадованная" (эпитет той же Богородицы) — уже сомневались, брать или не брать.

Еще один пласт лексики был пропущен. Поэтому через некоторое время стали появляться рецензии, где указывали на разные недостатки первого тома словаря. Составители все это учли, и, по мере издании, словарь все более и более усложнялся. И теперь это словарь по-настоящему академического типа. Словарная статья отражает все оттенки слова, употребления, фразеологизмы. Мы обязаны просмотреть все новые издания памятников, выходящих в нашей стране и за рубежом, с тем, чтобы не пропустить ни одного слова. Никаких идеологических барьеров уже не существует. Никаких пластов лексики мы не выпускаем».

«Ну и словечки у тебя, мамочка!»

Обсценная лексика — не исключение. Маргарита Чернышева показывает недавние дополнения к первому тому: «Это все слова русского языка. Если вы посмотрите даже этот первый том, то вы обнаружите слова, которые мы сейчас отнесли бы к бранной лексике, но тогда они не имели тех значений, которые они имеют сейчас. Мы с вами можем посмотреть. Те слова, которые мы не будем произносить вслух, они имели немножко другое значение. У меня даже впечатление, что они не были бранными. Здесь вот есть одно такое слово очень неприличное на букву "а"».

— Да!
— Такого слова в современном русском языке нет.

— Но оно очень бранное. Звучит незнакомо, но перевод совершенно ядреный.
— Оно очень бранное. Когда я работаю над словарем, мой сын, проходя мимо, говорит: «Ну и словечки у тебя, мамочка!» А я даже, вообще, не отдаю себе отчет. Для меня, как лингвиста, это слово, не более того.

— А вот на другой странице — очень длинное слово на букву Б. Я такого даже не встречала никогда.
— Потому что это калька с греческого. А как вы могли его встретить? Оно один-единственный раз встречается в памятниках письменности, поэтому и в словаре — только одна цитата. Так бывает, если больше слово нигде не зафиксировано.

— Слово мы это на радио прочесть вслух не можем.
— Да, не можем.

— А не могли бы вы прочесть толкование. Вы же и толкование даете в словаре?
— Да. Растление детей. Потому что «отрок» — может быть и девушка, и юноша. Отрок — молодой человек, ребенок. Суффиксы -ествие-, -ствие- обозначают абстрактные действия. А первая часть слова обозначает как раз само действие. Что делает? Растлевает детей. Это передача греческого «пайдофтория».

Совершенно неприличная для современного уха калька этого греческого слова встретилась исследователям в одном из русских памятников письменности XI века.