Марьяна Торочешникова: Сегодня в программе главная тема – пытки в милиции. В Липецкой области за применение пыток приговорены 10 милиционеров – это почти полный состав отделения милиции Долгоруковского района области. Посетителей интернет-сайтов пересчитать, а сами сайты зарегистрировать как средства массовой информации. Кто поддержит идею сенатора Слуцкера? В Рязани объявлено о начале приема заявок для участия в правозащитном конкурсе «Золотая заноза». Московская Хельсинкская группа сообщает о планах на ближайшие три года.
Рязанское историко-просветительское и правозащитное общество «Мемориал» объявило о начале пятого конкурса на получение независимой гражданской премии «Золотая заноза». О том, что это за конкурс и кто в Рязани удостаивается звания «Золотая заноза», я попросила рассказать сотрудницу рязанского «Мемориала», координатора проекта Наталью Бриккер.
Наталья Бриккер: Это конкурс для людей, которые успешно отстаивают свои права в судах и законными способами, для простых граждан, которые не имеют, допустим, юридического образования, не работают адвокатами, а просто вот оказались в некой ситуации, в которой были нарушены их права, и смогли повести себя так, чтобы добиться справедливости.
Марьяна Торочешникова: А насколько вообще оправдано это название, с вашей точки зрения?
Наталья Бриккер: Вообще, нам показалось удачным сравнение именно с занозой, потому что заноза – это нечто такое маленькое, застрявшее у кого-то там в теле, в пальце, не важно, что очень мешает, и даже такое маленькое, оно все время о себе напоминает. И вот такую мы параллель провели, что человек, в принципе, маленький, он же один, а в государственных органах – чиновники, с которыми обычно люди, которые к нам обращаются, сталкиваются, это некий даже государственный аппарат. Поэтому нам показалось удачным, что один маленький человек может делать очень многое, может застрять и очень сильно мешать власти жить, если добивается своего.
Марьяна Торочешникова: И наконец, Наталья, скажите, пожалуйста, в вашем конкурсе могут принять участие только жители Рязани и Рязанской области или вы принимает заявки на участие из соседних регионов?
Наталья Бриккер: Изначально наш конкурс, конечно, рассчитан на наш регион. Потому что, на самом деле, «Золотая заноза» очень важна именно в масштабах региона показать, что сосед, который живет рядом с вами, он чего-то добился, он смог отстоять свои права. Чтобы люди смотрели просто на соседа и говорили: «Вот человек, и, значит, я же тоже могу.
Марьяна Торочешникова: Сказала сотрудница рязанского «Мемориала», координатор проекта «Золотая заноза» Наталья Бриккер. Остается лишь добавить, что заявки на участие в конкурсе принимаются до 15 мая.
Далее в программе. Посетителей интернет-сайтов пересчитать, а сами сайты зарегистрировать как средства массовой информации. Кто поддержит идею сенатора Слуцкера? Прямо сейчас в специальной рубрике Олега Панфилова.
Олег Панфилов: В середине февраля среди пользователей Интернета разгорелась новая дискуссия о цензуре и свободном доступе после того, как сенатор, заместитель председателя комиссии Совета Федерации по национальной политике Владимир Слуцкер предложил регистрировать как средства массовой информации все сайты с посещаемостью не менее тысячи пользователей в день. Он пояснил, что сейчас Сетью пользуется каждый четвертый россиянин, но так как процесс никто не регулирует, то у каждого есть доступ к любой информации. Регистрация посещаемых сайтов в качестве средств массовой информации исправит это положение. В случае принятия закона пришлось бы регистрировать многие индивидуальные блоги, сетевые дневники пользователей, у которых более тысячи посетителей.
В студии – юрист, профессор Монахов, которые изучает эту ситуацию.
Виктор, первый вопрос. Вы всерьез восприняли это предложение сенатора Слуцкера?
Виктор Монахов: Нет, вы знаете, Олег, я даже отказал нескольким средствам массовой информации в интервью на эту тему как раз в середине февраля, сказав примерно, что все это квалифицируется мною как очередное весеннее обострение. Есть такая обойма по весте: наши депутаты либо занимаются различением между порнографией и эротикой, либо возникает желание в очередной раз закрутить гайки на сетевой свободе. Но то, что проблема правовой регуляции интернета сама по себе является проблемой, и проблемой не только нашей национальной, российской, но и общемировой, это так.
И в подтверждение этого, скажем, в конце прошлого года здесь у нас, в Москве, практически день в день прошли три больших международных конференции как раз по этой тематике. И люди участвующие представляли там университетские центры не только традиционные, европейские и американские, но, например, из Ирана были, из Турции коллеги-юристы, которые пытаются этот крепкий орешек… А в чем орешек? Орешек заключается в том, что в Интернете нет границ государственных по определению, а в силу этого обстоятельства некоторые посетители, так скажем, оставляют не только чистые следы там. И естественно, сама по себе проблема регуляций в Интернете, правых, этических, она стоит, и каждое из государств пытается ее по-своему решить. Но мне кажется, что такого рода инициативы, они, скорее всего, представляют собой спекуляцию на проблеме, а не попытку ее разрешения.
Олег Панфилов: Ну, вы сами меня подтолкнули к тому, чтобы я задавал вам вопросы, связанные не столько с юриспруденцией, сколько с политикой. Понятно, что у сенатора Слуцкера, возможно, есть личные причины для того, чтобы таким образом поступать с интернетом и ограничить количество пользователей или, наверное, для того чтобы заставить сайты регистрировать как СМИ для того, чтобы использовать затем против сайтов все соответствующие законы, регулирующие средства массовой информации. Но я полагаю, что в этом есть все-таки политическая подоплека. И поэтому насколько сейчас высказывания различного рода чиновников, касающихся интернета и вообще средств массовой информации, имеют политическую подоплеку. Связано ли это с тем, что происходит в России за последнее время, и выборы – выборы депутатов, выборы президента, и вообще, какая-то нервозность во внутренней политике.
Виктор Монахов: Я не политик, а юрист, и мне не хотелось бы углубляться в тему политики. Но, безусловно, как и вообще в проблеме правового регулирования свободы массовой информации, не только в сетевом ее варианте, но и вообще, политика составляет значительную часть. И естественно, есть и свои личные причины у сенатора Слуцкера, в прессе широко об этом пишется. Кстати, сейчас как раз заканчивается следствие по делу Олега Лурье, который, видимо, по крайней мере если по прессе судить, один из инициаторов того, что господин Слуцкер выступил с этой инициативой. Естественно, каждый политический слой… Сегодня у нас горячая политическая ситуация, смены вахты происходит, смена элит, видимо, стоит за этим, при всей постоянности и стабильности, о которой много говорится, тем не менее, это произойдет, эта смена. И, естественно, каждый из политиков, действующих сегодня, заботится о том, насколько его политическое будущее будет продлеваться при новой власти. Естественно, в силу этого обстоятельства разного рода компрометирующие материалы, скорее всего, могут появиться только в Сети и только потом, может быть, в обычной прессе. Так вот, видимо, эту отдушину и хотелось бы закрыть таким политическим кругам, и по этой причине, наверное, появилась эта инициатива с точки зрения ее политической составляющей, о которой мы сейчас говорим.
Олег Панфилов: Но согласитесь, что такое отношение к интернету появилось не в связи с выборами в Государственную Думу, не в связи с выборами президента, а это уже происходит последние два года. Это судебные процессы в Хакассии, во Владимирской области. Это, наконец, предъявление обвинений 22-летнему блогеру в Сыктывкаре за то, что он написал свое мнение о работе сотрудников милиции в не очень корректной форме. То есть внимание чиновников, внимание людей у власти к интернету уже мы наблюдаем давно.
Виктор Монахов: Безусловно, сама по себе узкая часть проблемы правового регулирования деятельности Сети, то есть надо или не надо регистрировать сайты, она возникла явно не сегодня. И вот ваш покорный слуга был участником той «битвы», которая была в мае 1998 года. Тогда структура властная, которая существовала на тот период времени Федеральная служба по телевидению и радиовещанию дала приказ, касающийся своего сегмента, то есть тех СМИ, которые уже на тот момент вещали в сети. Вот их надо было, с их точки зрения, не только регистрировать, но и получать на их деятельность лицензию, вторую бумагу от государства. И тогда мы с представителями сообщества, - я тогда был еще как бы от власти, Судебную палату там представлял, - примерно целый день спорили по поводу того, надо или не надо это делать. И у нас произошло даже такое джентльменское соглашение, неформализованное, джентльменское в том смысле, что на бумаге не было записано. Но отныне, с 1998 года до конца 2006-го и 2007-го, когда появились конфликты с «Новым фокусом» в Абакане и «Заряновской жизнью» в Сыктывкаре, существовала эта договоренность, что те, кто хотят получить себе статус средства массовой информации, спокойно шли в министерство и регистрировались. На сегодяшний день их примерно около 1,5 тысяч сетевых СМИ, которые сами по своей доброй воле зарегистрировались в этом качестве.
Олег Панфилов: Я так полагаю, что те, кто регистрирует сайты как средства массовой информации, они в основном обеспокоены нарушениями закона об авторском крае. Потому что, к сожалению, очень часто веб-сайты вольно относятся к чужим текстам, воруя, проще говоря, и очень часто даже не упоминая источник, откуда они взяли эту информацию. Или есть какие-то другие причины, для того чтобы регистрироваться?
Виктор Монахов: Нет, другие причины, к этому это не имеет никакого отношения или весьма слабое. Потому что если ты что-то украл, то вне зависимости от того, в каком ты качестве это сделал, в качестве СМИ или просто блога, или посетителя форума или чата, все равно ты украл, а плагиат – это кража. Или же, например, состав клеветы: если ты оклеветал в своем блоге, то вне зависимости, зарегистрирован ты как СМИ или не зарегистрирован, это состав уголовного деяния, и человек будет наказан. Даже если ты на заборе написал это самое. Другое дело, что у средства массовой информации есть определенные преференции, льготы. Были налоговые (сейчас, правда, нет). Есть, например, такая льгота во властных структурах, и не только во властных, как аккредитация: если ты не зарегистрированное средство массовой информации, тебя не зарегистрируют. Ну, и просто статус, что ты – средство массовой информации, уже серьезное издание и так далее. И вот используя эти стимулы, все ведущие сетевые структуры зарегистрированы в добровольном порядке. И попытки судебных властей, сначала абаканский, потом зыряновских, сломать это джентльменское соглашение – инициатива Слуцкера идет как раз в русле этих попыток. Мы их отбили, мы – в данном случае представители юридического и интернет-сообщества. На базе именно нашей кафедры по интеллектуальной собственности ЮНЕСКО под руководством профессора Федотова (я член тоже этой кафедры), мы дали разъяснения, где на примерно 5 страницах убористого текста описали, почему это неправильно, незаконно и нецелесообразно. И надо отдать должное, умные представители власти, ответственные за это, в данном случае я хочу сделать комплимент господину Боярскову, они использовали именно наше экспертное заключение. И вот во втором случае с «Зыряновское жизнью», в Сыктывкаре, суд сам снял эти требования об административной ответственности, поскольку признал логику нашего экспертного заключения.
Олег Панфилов: Спасибо. Это был профессор Виктор Монахов. И мы говорили о том, нужно ли регистрировать веб-сайты русского интернета как средства массовой информации.
Марьяна Торочешникова: Это была специальная рубрика Олега Панфилова в рамках передачи «Человек имеет право». Далее – главная тема.
На телефонной связи со мной руководитель Межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток» Игорь Каляпин. И сегодня мы обсудим проблему применения пыток представителями правоохранительных органов Российской Федерации, поговорим о том, насколько широко распространено это явление, возможно ли каким-то образом потом восстановить права тем людям, которые стали жертвами пыток в милиции.
Но прежде я предлагаю послушать сюжет, который подготовил корреспондент Радио Свобода в Липецке Андрей Юдин. От себя просто добавлю, что в Липецкой области осуждены сразу 10 милиционеров – это практически полный состав Долгоруковского отделения внутренних дел Липецкой области.
Андрей Юдин: Практически весь руководящий состав Долгоруковского районного отделения милиции отказался в местах лишения свободы. 28 декабря судья Елецкого городского суда Дмитрий Африканов приговорил 10 милиционеров к тюремному заключению по статье 286, часть 3 «Превышение служебных полномочий с применением насилия, спецсредств и оружия». По приговору суда в елецкой тюрьме оказались: начальник Долгоруковского районного отделения внутренних дел подполковник Николай Герасимов, начальник криминальной милиции подполковник Николай Ковыршин, начальник вневедомственной охраны майор Александр Савин, начальник общественной безопасности майор Олег Лукин, заместитель начальника по кадрам майор Павел Буцан, начальник уголовного розыска Управления внутренних дел Долгоруковского района майор Геннадий Абакумов, старший оперуполномоченный капитан Алексей Кондратов, оперуполномоченный капитан Игорь Трубицын, прапорщик Олег Алябьев и сержант Геннадий Пантелеев. Все милиционеры осуждены от 4 до 5,5 лет лишения свободы.
Сергей Шишкин: Есть бумаги, которые суды дали, что никому разрешение из сотрудников милиции на ведение оперативно-розыскных мероприятий не давалось.
Андрей Юдин: Заявил потерпевший Сергей Шишкин.
Эта криминальная история начиналась осенью 2000 года, когда в результате разбойного нападения на фермера в поселке Долгоруково неизвестными был убит участковый милиционер, инспектор Долгоруковского РОВД, майор милиции Ашихмин. В январе и феврале 2001 года были арестованы бывшие сослуживцы – Олег Копылов и Сергей Пихунов, их знакомый Сергей Шишкин, а также Алексей Денисов и Александр Бельский. Задержанных доставили в Долгоруковского районное отделение милиции. Там их с пристрастием допрашивали, адвокатов к задержанным милиционеры не пропускали, скрывая от родственников задержанных истинное положение вещей. Замученные и избитые люди оговаривали себя и подписывали протоколы. В результате по приговору суда они были осуждены, получив от 2 до 9 лет лишения свободы.
Степень виновности долгоруковских милиционеров и осужденных разбиралась судами и прокуратурой более 6 лет. За это время за убийство милиционера и грабеж фермеры были осуждены совершенно другие участники преступлений. В итоге Олег Копылов получил инвалидность и проходил принудительное лечение в психиатрической лечебнице. Олег Пихунов и сейчас находится в елецкой тюрьме. Сергей Шишкин, Алексей Денисов и Александр Бельский освободились из мест лишения свободы.
О том, как все происходило, вспоминает пострадавший Сергей Шишкин.
Сергей Шишкин: Подвешивали на дверь в кабинете за связанные сзади руки. Клали валидол, таблетку валидола в рот, надевали противогаз на голову, перекрывали доступ воздуха, какую-либо возможность дышать. Били резиновой палкой по ступням ног. Пытали динамо-машиной, то есть магнитом, который вырабатывает ток. Угрожали заряженным пистолетом, угроза убийством, лишить нас и наших родственников жизни. Майор Абакумов достал пистолет, засунул туда обойму при мне, передернул ее и ствол засунул в рот мне. И при этом сказал: «Сейчас с тобой расправлюсь, потом, после этого, с твоей семьей».
Андрей Юдин: Следственные действия милиционеры проводили с одобрения высшего руководства внутренних дел Липецкой области и прокуратуры. Перед записью подозреваемых на видеопленку их заставляли заучивать «правильные» показания.
Сергей Шишкин: Все показания они подводили. То есть они неоднократно на протяжении длительного времени подвергали нас пыткам, избиениям. Две недели изо дня в день, выводили даже и в ночное время. Если я или Олег, или кто-либо чуть-чуть в сторону отходили, говорили неправильно, то опять подвергались пыткам. Они же не только об убийстве милиционера выбивали признательные показания, в разбойных нападениях и в других преступлениях, которые мы также не совершали. И чтобы сокрыть все эти произволы и беззаконие, повесили на нас вся «висяки», якобы мы совершили эти преступления. В 2006 году мне прокурор Пиляев от имени государства принес письменные извинения за причиненный моральный вред в результате незаконного привлечения к уголовной ответственности.
Андрей Юдин: Факты пыток, применения спецсредств и нарушения международной европейской конвенции по правам человека подтверждает участник процесса со стороны защиты потерпевших, председатель Липецкой областной коллегии адвокатов Анатолий Русин.
Анатолий Русин: Да, безусловно, применялись пытки. И Денисов говорит: «Мы во всем признаемся, но мы не убивали участкового». Они готовы были все признать, что угодно. Копылова били резиновой палкой по ногам, по пяткам, по голове. Применялись пытки, но в основном эти пытки были связаны с противогазом, закручивание трубки противогазной, когда нечем дышать, и, в общем, человек задыхается, и там повторяется многократно. Этот способ, когда кладут между двух матрасов и начинают прыгать по матрасам. Вот эти пытки к Денисову применялись. В отношении других такие же пытки, скорее всего, применялись, поскольку они носили не индивидуальный, а чаще всего групповой характер. Никакой связи между той группой, которая была впоследствии осуждена за убийство Ашихмина, и этими ребятами не было и нет.
Андрей Юдин: В Долгоруковском районном отделении милиции отрицают применение пыток, спецсредств и нарушения прав человека. По письменной информации, распространяемой сотрудниками милиции, елецкий федеральный судья Дмитрий Африканов затягивал рассмотрение дела в отношении долгоруковских милиционеров и проявлял одностороннюю заинтересованность. Говорит старший лейтенант Сергей Матвеев, исполняющий обязанности начальника Долгоруковского районного отделения внутренних дел.
Сергей Матвеев: В то время я только начинал работать, поэтому я не могу сказать. Но такие, которые описаны, средства не могли применяться и не применяются никогда, вообще все, что описано. Закон о милиции, 14-я статья, согласно которой мы применяем спецсредства и физическую силу. Николай Васильевич Герасимов более 10 лет отработал начальником ОВД. Когда он его принял, райотдел занимал передовые места. Он учил своих сотрудников, то есть нас, работать с людьми грамотно, вежливо, культурно.
Андрей Юдин: В настоящее время осужденные милиционеры изучают материалы дела и намерены защищать свои права в суде. Они считают, что решение Елецкого суда незаконно, и подготовили кассационную жалобу в Липецкий областной суд. Для своей защиты они подключили липецких, воронежских и московских адвокатов. Ситуацию поясняет Борис Ермолов, адвокат Воронежской адвокатской палаты.
Борис Ермолов: Процесс уже закончился, они уже осуждены 28 декабря. 10 человек осуждены, взяты в зале заседаний под стражу. Сейчас дело находится в стадии кассационного рассмотрения. Написаны кассационные жалобы и отправлены в Липецкий областной суд. Когда он будет рассматривать это дело – неизвестно. Если бы не видели перспективу, то кассационные жалобы не писали, мы пустой воздух не гоняли бы.
Андрей Юдин: В то же время пострадавшие от произвола долгоруковских милиционеров Сергей Шишкин, Олег Копылов и Сергей Пихунов готовят очередные документы в суд для получения компенсации морального вреда и вреда здоровью.
Марьяна Торочешникова: Итак, на телефонной связи с нами руководитель Межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток» Игорь Каляпин. Штаб-квартира «Комитета против пыток» находится в Нижнем Новгороде, и довольно проблематично вот так вот оперативно приехать к нам в Москву, тем не менее, думаю, это не помешает нам обсудить проблему применения пыток в России представителями правоохранительных органов.
Игорь, скажите, та история, которую мы только что услышали, насколько она типична для России? Или все-таки вы испытали некоторый шок, узнав о том, что сразу 10 начальников из одного отделения милиции были приговорены к срокам за применение пыток и спецсредств.
Игорь Каляпин: Я, во-первых, хотел бы сказать, что, конечно, шока это у меня не вызывает. Дело в том, что сама фабула, которую нам сейчас рассказали, она достаточно типична. Я не могу сказать, что это происходит каждый день в каждом отделении милиции, нет, конечно, но происходит достаточно часто. И у нас тоже достаточное количество уже вступивших в законную силу судебных приговоров, которыми установлены обстоятельства, которые схожи с этой жуткой историей, которую нам сейчас рассказали, когда применяется противогаз, когда применяется электроток, когда применяются подвешивания всевозможные и так далее.
И, как правило, сотрудники милиции в судебных заседаниях объясняют, что они таким образом хотели раскрыть тяжкое преступление. И дальше они объясняют свои действия, вот эти жестокие, тем, что «как же, а ведь они участкового убили». Вот здесь очень интересный момент в этой истории есть. Обратите внимание, как позже было установлено, участкового-то убили другие люди. И каждый раз, когда сотрудники милиции применяют пытки, они не просто превышают свои полномочия, они не просто нарушают закон и сами становятся преступниками, а они делают так, что настоящий преступник в результате этих так называемых розыскных действий остается безнаказанным, он остается на свободе. То есть не надо думать, что милиционеры таким образом борются с преступностью. Они таким образом обеспечивают себе благополучные показатели своей деятельности, и не более того.
Марьяна Торочешникова: Игорь, но ведь неоднократно заявляли чиновники из Министерства внутренних дел, что сейчас полностью изменена структура отчетности, по которой так называемая раскрываемость уже не играет такой большой роли для сотрудников милиции при назначении им следующих каких-то званий или премий и компенсаций. Неужели ничего не изменилось в практике? Почему же милиционеры так гонятся за этой раскрываемостью, что готовы подвергать пыткам людей, в чьей виновности они совсем не уверены?
Игорь Каляпин: Ну, во-первых, я должен сказать, что коренным образом изменена отчетности – это миф. Она действительно несколько откорректирована, но никаких значительных изменений это не вызвало. Во-вторых, давайте рассмотрим этот конкретный случай. Убит участковый милиционер. Это дело прокурорской подследственности, то есть, вообще-то, следствие по этому делу наверняка осуществляла прокуратура, то есть был следователь прокуратуры. И, наверное, эти милиционеры, которые в данном случае таким образом работали с задержанными, выполняли какое-то формальное или неформальное указание следователя прокуратуры. И безусловно, они рассчитывали на то, что в случае чего он их прикроет. Почему в данном случае этот механизм этой круговой поруки не сработал – не знаю. Может быть, времена действительно начинают меняться к лучшему для граждан. Может быть, кто-то в прокуратуре Липецкой области в данном случае проявил принципиальность. Но говорить о том, что этот случай исключительный, говорить о том, что сейчас что-то коренным образом изменилось в милиции, я никак не могу. Я могу рассказать с десяток подобных историй, и, к сожалению, несмотря на то, что конкретные сотрудники милиции были изобличены и осуждены за пытки по той же самой 286-й статьей, части 3-й, система, к сожалению, не меняется, система воспроизводит таких сотрудников вновь и вновь.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, это как раз и странно, поскольку уже известны случаи, когда Европейский суд по правам человека удовлетворял жалобы граждан России на действия сотрудников милиции. Я тут неправильно говорю, просто более доступным языком пытаюсь объяснить слушателям. Конечно, люди жалуются не на сотрудников милиции, когда обращаются в Европейский суд, даже не на конкретных каких-то людей, а они судятся с государством, с Россией. В частности нижегородский «Комитет против пыток» выиграл известное дело Михеева в Европейском суде по правам человека, совсем недавно выиграно дело Ольги Масловой, тоже вашим же комитетом. И, насколько я знаю, в любом решении Европейского суда по правам человека, кроме так называемой материальной части, где речь идет непосредственно о компенсации, всегда есть и нематериальная часть, где Европейский суд по правам человека дает рекомендации представителям органов власти, в частности российских, о том, что нужно делать для того, чтобы исправить сложившуюся ситуацию и не допустить ее повторения. Скажите, пожалуйста, такие рекомендации ведь содержались и в решении по делу Михеева, и в решении по делу Масловой, правильно я понимаю?
Игорь Каляпин: Насколько я понимаю, вы ведете речь о так называемых «мерах общего характера»?
Марьяна Торочешникова: Да, конечно.
Игорь Каляпин: В самом решении этих мер не было. Дело в том, что и дело Михеева, и дело Масловой, и в данном случае это липецкое дело, о котором мы сегодня говорим, они совершенно очевидны. Какие там можно давать рекомендации? Все понятно, нужно пресекать подобного рода преступления. Это преступная деятельность сотрудников милиции. Здесь не требуется изменений законодательства. В Российской Федерации пытки запрещены однозначно, начиная от Конституции и заканчивая должностными инструкциями любого милиционера, даже патрульно-постовой службы, пытки везде запрещены. Любой милиционер обязан соблюдать законность, общаться с гражданами культурно и вежливо, обращаясь к гражданину, прикладывать руку к головному убору и здороваться таким образом и так далее – это в обязанность каждого милиционера есть. Мы с вами прекрасно все знаем, что на самом деле все обстоит совершенно иначе.
Марьяна Торочешникова: А что же происходит в таком случае, почему же нет тогда никакой управы на этих людей? Ведь я не думаю, что в милицию намеренно идут работать какие-то живодеры и садисты. Людей же проверяют, в конце концов, прежде чем взять на работу в милицию. Они что, там деградируют во время работы? Или им установки дают сверху? Откуда вот это, откуда такое количество обращений, жалоб на то, что к людям применяются пытки?
Игорь Каляпин: Вы знаете, у меня есть друг, который в свое время с красным дипломом закончил Высшую школу милиции и пришел работать в Управление по борьбе с организованной преступностью. Причем я его хорошо знаю, я знаю, с каким настроением он шел работать в органы внутренних дел. Он говорил, что «вся эта грязь ко мне не прилипнет, я принципиально иду работать честно, я иду для того, чтобы бороться с преступностью, защищать граждан, для того чтобы с мафией воевать». Через некоторое время я узнал о том, что он жестоко избил подозреваемого во время «оперативной беседы» так называемой. И я говорю: «Ну, что же ты так?! У тебя же, вроде, совсем другие намерения были, когда ты сюда на работу шел». И он мне объяснил: «А ты знаешь, тут иначе просто работать не получается. Я могу, конечно, это дело раскрывать законными методами, у меня на это уйдет месяц. А мой коллега, который в соседнем кабинете работает, за этот месяц 10 таких дел раскроет, у него 10 преступников явку с повинной напишут. И не надо ему бегать, не надо ему справки собирать, не надо ему криминалистику учить…»
Марьяна Торочешникова: То есть это профессиональная деградация, получается, в погоне за собственным престижем.
Игорь Каляпин: К сожалению, система устроена таким образом. Другой мой коллега сейчас, правозащитник, тоже бывший сотрудник УБОП УВД Татарстана, он говорит: «Когда я пришел после школы милиции работать в УБОП, то первое, что мне сказали: «Забудь все, чему тебя там учили, в твоей школе милиции, и учись у нас»». Есть определенные технологии, которые обеспечивают результат. Вот только вопрос – что мы называем результатом. Мы, граждане, от милиции хотим получить защиту от преступности. У милиции результатом является обеспечение показателей. Согласитесь, это вещи разные.
Марьяна Торочешникова: Игорь, скажите, пожалуйста, а что сейчас, как часто обращаются к вам в «Комитет против пыток» люди с жалобами? Сколько их находится в производстве? И можно ли по числу обратившихся к вам какую-то составлять общую картину того, что происходит в России?
Игорь Каляпин: По числу обратившихся к нам, конечно, никакой картины рисовать нельзя. В последнее время откровенно прячемся, потому что даже те жалобы, которые мы получаем, мы не в состоянии обработать. Несмотря на то, что у нас работают высокопрофессиональные юристы с опытом работать в правоохранительных органах, и в милиции, и в прокуратуре, работают по 12 часов в день, мы не успеваем, к сожалению, работать даже по тем жалобам, которые приняли в производство. И мы сейчас вынуждены как-то эти потоки ограничивать. Очень большое количество жалоб. Если попытаться хоть как-то оценить масштабы распространенности пыток, то я бы здесь хотел сослаться на исследования, которые год назад по нашему заказу провел Институт социологии Российской академии наук. Это такой репрезентативный опрос, который проводился в четырех областных центрах Российской Федерации. И он показал, что в течение жизни каждый пятый россиянин сталкивается с пытками или жестоким обращением со стороны сотрудников милиции. Вот вдумайтесь в эту цифру, каждый пятый.
Марьяна Торочешникова: И что делать? Каким-то образом можно противостоять этому? И кто должен заняться этой работой? Или спасение утопающих дело рук самих утопающих? Неужели же только в том случае, если человек стал жертвой пыток, и после этого у него достало сил, и моральных и физических, как-то бороться и восстанавливать права, только тогда может восторжествовать справедливость? Или все-таки можно решить проблему как-то на системно уровне?
Игорь Каляпин: Ну, безусловно, проблему нужно решать именно на системном уровне. И наша задача, задача, наверное, правозащитных организаций, задача профессиональных юристов в том, чтобы понудить государство создать эффективную систему контроля работы милиции, работы органов внутренних дел, вообще правоохранительных органов в целом. У государства для этого есть специальный орган, который обладает соответствующими правами и обязанностями, и этот орган называется Прокуратура Российской Федерации. Именно прокуратура Российской Федерации обязана осуществлять надзор за деятельностью правоохранительных органов. Именно прокуратура Российской Федерации обязана расследовать все жалобы на действия сотрудников правоохранительных органов. Прокуратура возбуждает и расследует дела в отношении сотрудников правоохранительных органов и так далее. Мы из практики нашей работы видим, что прокуратура этого не делает системно, систематически.
Марьяна Торочешникова: Чего ради? Своих прикрывают что ли?
Игорь Каляпин: Во-первых, до последнего времени у нас прокуратура совмещала и функцию надзора, и функцию расследования по наиболее тяжким делам, по наиболее тяжким преступлениям. Но вот я сказал, что в данном случает убит участковый – дело наверняка расследовал следователь прокуратуры. Ему, следователю прокуратуры, нужно это дело раскрыть, а оно не раскрывается. Вот задержали четверых подозреваемых, которые… ну, наверное, не просто так их задержали, какие-то основания, наверное, у этих милиционеров были. Они не звери, они задержали не первых попавшихся, они задержали тех, кто похож, по каким-то причинам они их там выделили, этих четверых. Это, безусловно, не говорит, что эти четверо виновны. Их фактически заподозрили. А дальше, поскольку никаких оснований проводить с ними какие-то оперативно-розыскные мероприятия, следственные действия нет, а преступление необходимо раскрыть, еще раз напоминаю, следователю прокуратуры, который это дело расследует, необходимо это преступление раскрыть, он фактически дает поручение этим милиционерам провести… обычно это в милиции называют «оперативной беседой» (есть такое у них странное понятие, законом не предусмотренное). То есть это не следственные действия, адвокат при этом присутствовать не должен. Человек по существу даже задержанным не является (не знаю, как было в данном случае). Людей фактически задержали, милиционеры это называют «пригласили поговорить», привезли в данном случае в этот вот Долгоруковский РОВД и начали пытать самым натуральным образом.
Марьяна Торочешникова: Игорь, скажите, пожалуйста, а вообще, часто ли такие дела доходят до суда, дела о пытках? Просто ли гражданам довести это уголовное дело, возбужденное в отношении сотрудников милиции до логического завершения, то есть дождаться приговора, какого-то наказания своего обидчика?
Игорь Каляпин: Я думаю, что гражданам это чрезвычайно сложно, я бы даже сказал, практически невозможно. Если даже нам, профессионалам, которые уже много лет занимаются расследованием по подобным делам, и то это крайне непросто, то у гражданина шансы почти нулевые. Если только он вдруг не попадет на какую-нибудь «белую ворону» в прокуратуре, на следователя, который вдруг решит принципиально это дело расследовать, нулевые шансы.
Марьяна Торочешникова: То есть, получается, вообще надежды никакой нет? То есть надо просто смириться с тем, что, вполне возможно, каждый из нас однажды может столкнуться с применением пыток со стороны представителей правоохранительных органов? Хотя само по себе даже это сочетание звучит бредово – пытки со стороны правоохранительных органов, тех, кто должен права охранять. Что же нужно делать, чтобы дело дошло до суда?
Игорь Каляпин: С этим действительно может столкнуться буквально каждый. И вот те социологические исследования, о которых я сегодня уже говорил, они показывают, что насилие применяется вовсе не к неким группам риска, к каким-то бомжам, пьяницам и так далее, ничего подобного. С насилием сталкиваются вполне благополучные, статусные люди. Вы просто можете оказаться в неподходящее время в неподходящем месте, что называется. Если вы с этим все-таки столкнулись, то обращаться в правоохранительные органы нужно обязательно, я считаю. То есть хуже от этого не будет. Но если у вас нет ресурсов, если у вас нет хороших юристов или денег на хорошего адвоката, который возьмется тащить это дело, то шансы, как я уже сказал, действительно близки к нулю, но заявление в прокуратуру написать все-таки нужно. Пусть у нас прокуратура будет завалена этими заявлениями. Пусть у нас государство и компетентные органы государственной власти знают, что это явление есть и какие масштабы это явление имеет.
Марьяна Торочешникова: Игорь, я хочу как-то уже резюмировать наш сегодняшний разговор. Честно говоря, ощущение полной какой-то безнадеги после того, как мы с вами поговорили, и чернухи. Хотя, с одной стороны, вроде бы мы начинали за здравие, если можно в этой ситуации так говорить, то есть мы рассказали о том, что, да, 10 человек, которые действительно нарушали права граждан, их пытали, истязали в отделении милиции, они сейчас приговорены и находятся в местах лишения свободы. Правда, неизвестно, что произойдет в кассационной инстанции, но тем не менее. А сейчас мы заканчиваем, получается, тем, что нет системного подхода, желания высокопоставленных чиновников, в правоохранительных органах в том числе, бороться с таким явлением, как пытка, в Российской Федерации. Как жить-то в этой ситуации?
Игорь Каляпин: Жить нужно стараться активно, тем не менее. Я думаю, что если мы будем к этому негативно относиться, причем не просто негативно, а еще и активно выражать это свое негативное отношение, то ситуация будет меняться. Я вам должен сказать, что ситуация меняется, безусловно, к лучшему. Потому что 10 лет назад, например, когда я начинал вот эту свою деятельность и создавал «Комитет против пыток», нам просто говорили представители прокуратуры, что пыток в России нет, потому что их не может быть никогда. У меня до сих пор хранятся там замечательные ответы из разных прокурорских инстанций, где пишут, что «ни одного факта применения так называемых пыток прокуратурой такой-то области не выявлено за такие-то годы». Сейчас ни один вменяемый прокурор такого, наверное, уже не скажет. И это, безусловно, плюс. По крайней мере, наличие проблемы государством признано. И она, в общем-то, на разных самых высоких уровнях была озвучена, в том числе из уст нашего прошлого президента.
Я должен сказать, что буквально в течение последнего года заметно стало меняться отношение судов к такого рода преступлениям. То есть милиционерам стали назначать адекватные тяжести содеянного наказания. Я надеюсь, что и в прокуратуре что-то начнет меняться. В конце концов, сейчас вот это фактическое разделение прокуратуры на прокуратуру и следственный комитет, оно, наверное, все-таки даст возможность тем людям, которые остались работать непосредственно в прокуратуре и которые не связаны теперь с сотрудниками милиции, не заинтересованы в их вот этих недобросовестных услугах, без которых они раньше не могли обойтись… Потому что прокуратура раньше отвечала за раскрываемость по тяжким преступлениям, а фактически эту раскрываемость обеспечивали милиционеры такими вот, в том числе, методами. Я думаю, что сейчас прокуратура, став более независимой от результата следствия, может быть, займет более принципиальную позицию. Я на это очень надеюсь. Потому что полномочия и обязанности по исправлению этой ситуации, они все именно в руках у прокуратуры находятся.
Я должен сказать, что в милиции сейчас тоже как-то понемножку отношение к таким методам работы начинает менять. Но это происходит крайне медленно, крайне неравномерно, это очень по-разному в разных регионах. Я думаю, что такие темпы нас устраивать не должны. Нас – я имею в виду общество, граждан.
Марьяна Торочешникова: Тем не менее, я позволю себе разделить ваши надежды на светлое будущее и улучшение ситуации, во всяком случае, в этой области. Желаю просто вам всяческих успехов в вашей работе. И надеюсь, что жалоб с каждым месяцем, годом в ваш «Комитет против пыток» будет все меньше и меньше. На телефонной связи с нами был руководитель Межрегиональной общественной организации «Комитет против пыток» Игорь Каляпин.
А теперь – время специальной рубрики Людмилы Алексеевой.
Людмила Алексеева: Наши телевизионные каналы время от времени сообщают о работе уполномоченного по правам человека Российской Федерации, о деятельности Общественной палаты, но – ни слова о том, что делают общественные правозащитные организации, в том числе старейшая и самая известная из них – Московская Хельсинкская группа. Можно подумать, что они просто уже не существуют.
О том, чем занимается Московская Хельсинкская группа, вам расскажет ее директор по программам Даниил Мещеряков.
Каковы планы МХГ на нынешний год, Даниил?
Даниил Мещеряков: В 2008 году Московская Хельсинкская группа будет продолжать свои традиционные проекты, в первую очередь это мониторинговые программы, направленные на изучение ситуации с правами человека и подготовку докладов о нарушениях таких прав человека. Традиционно мы будем публиковать в марте обзорный доклад о правах человека в российских регионах за 2007 год. И рассчитываем широко представить его и в России, и за рубежом. Наряду с таким обзорным докладом мы традиционно собираемся подготовить несколько профильных исследований. В этом году мы планируем подготовить доклад о нарушении социальных прав, а также планируем исследовать, как отразилась на правах военнослужащих срочной службы ситуация с сокращением срока службы. Есть довольно много сигналов о том, что это привело к очередному росту дедовщины в армии. Мы также решили провести исследование того, как нарушаются права сексуальных меньшинств. Тема, надо сказать, очень скользкая, возможно, даже опасная для репутации группы, учитывая общественные настроения, бытующие в стране. Тем не менее, мы считаем очень важным обратиться к этой проблеме. Мы полагаем, что все наши граждане облагают одними и теми же гражданскими и политическими правами, и мы полагаем, что в последние годы применительно к представителям этого меньшинства имеет место нарушение этих гражданских политических прав.
Людмила Алексеева: Различные мониторинги в области прав человека – это действительно основное направление работы МХГ на протяжении всей ее более чем 30-летней истории. Но другая давняя традиция Московской Хельсинкской группы – обслуживание всего правозащитного сообщества, поддержка партнерских организаций в российских регионах. Что будет делаться в этом направлении?
Даниил Мещеряков: Мы очень рады, что в этом году мы можем расширить нашу поддержку региональным правозащитным центрам. Прежде всего мы оказываем поддержку, методическую и очень скромную материальную, работе так называемых «студенческих приемных». Это общественные приемные, в которые обращаются малоимущие граждане за юридической помощью, в которых наряду с профессиональными юристами и правозащитниками работают студенты старших курсов юридических вузов, которые одновременно проходят практику, и, в общем, приобщаются к работе независимых гражданских правозащитных организаций. Еще одна радость: мы имеет возможность, наряду с поддержкой правозащитных приемных в регионах, возобновить работу своей собственной приемной в Москве. Я также очень рад, что в этом году мы открываем правозащитную школу. У этой школы тоже есть своя предыстория. 5 или 6 лет назад мы пытались создать такую правозащитную школу, но отказались от этой идеи опять из-за недостатка ресурсов и поддержали аналогичный проект Польского Хельсинкского фонда, который на протяжении этих лет занимался подготовкой активистов для правозащитных организаций. В этом году мы планируем провести две 10-дневные учебные сессии. Одна будет нацелена в первую очередь на подготовку молодых активистов правозащитных организаций, которым еще не исполнилось 30 лет. А через полгода мы планируем повторить такую 10-дневную учебную программу, но уже для более взрослых и более подготовленных руководителей правозащитных организаций или активных участников работы таких организаций.
Людмила Алексеева: На сколько лет рассчитан этот проект?
Даниил Мещеряков: Мы пока рассчитываем на трехлетний цикл. Но, конечно, рассчитываем, что сможем продолжить ее и в дальнейшем. Потому что потребность в таких учебных программах не отпадает никогда.
Людмила Алексеева: Каково сейчас положение правозащитников в регионах?
Даниил Мещеряков: Мы, к сожалению своему, ожидаем, что в этом году существенно увеличится количество проблем у наших региональных партнеров, у правозащитников. Мы планируем реализовывать специальную программу внимательного наблюдения за тем, как исполняется новое законодательство об НКО, и оказывать экстренную юридическую помощь активистам правозащитных организаций по всей стране.
Людмила Алексеева: Планируется ли какая-нибудь издательская деятельность Московской Хельсинкской группы?
Даниил Мещеряков: Мы традиционно в течение года выпускаем около 10 различных книг, это различные учебные материалы, учебные пособия. А также ежемесячно продолжаем выпуск своего информационного бюллетеня, которые бесплатно рассылается более чем в 2 тысячи адресов общественных организаций или активистов в регионах. В этом году хотим использовать технические возможности нашего сайта для того, чтобы сделать презентационные страницы региональных правозащитных организаций.
Людмила Алексеева: Ну, что же, из информации Даниила Мещерякова очевидно, что Московская Хельсинкская группа по-прежнему выполняет миссию обслуживания своих партнеров. Более того, МХГ расширяет это партнерство, включая в него правозащитников стран СНГ. Похоже, усиление давления на гражданское общество сверху способствует его сплочению. Ведь известно, что действие порождает адекватное противодействие.
Марьяна Торочешникова: Это была специальная рубрика руководителя Московской Хельсинкской группы Людмилы Алексеевой. В эфире Радио Свобода прозвучала передача «Человек имеет право».