Владимир Кара-Мурза: Сегодня состоялось общее собрание Российской Академии наук. Первым пунктом его повестки дня стало объявление итогов тайного голосования по выборам новых академиков и членов-корреспондентов. Согласно новому уставу РАН, избранный общим собранием президент Академии наук вступает в должность лишь после его утверждением президентом Российской Федерации. Рискует ли Россия лишиться последнего островка свободомыслия в лице Российской Академии наук? Об этом говорим с профессором, доктором исторических наук, историком-германистом Александром Галкиным. Какую роль в советской, а теперь в российской общественной жизни традиционно играет Российская Академия наук?
Александр Галкин: Российская академия наук все-таки центр научной мысли и центр фундаментальной науки. Поэтому так сложилось исторически, что основные исследования ведутся в Академии наук и в институтах Академии наук, в отличие от западных традиций, где основные научные исследования ведутся в высших учебных заведениях, в университетах.
Владимир Кара-Мурза: А кто из президентов советского периода Академии наук СССР запомнился вам больше всего?
Александр Галкин: Очень сильные люди были, скажем, Вавилов, Александров, Келдыш - это очень крупные ученые, вызывавшие уважение не только у научной общественности Советского Союза, но и за рубежом.
Владимир Кара-Мурза: Имеет ли, по-вашему, политическую подоплеку новый устав Российской Академии наук, где указано, что только избранный общим собранием президент Академии наук вступает в должность после утверждения президентом Российской Федерации?
Александр Галкин: Вы знаете, не это имеет значение. Потому что практически было всегда, что в конечном счете, поскольку Академия наук сидела на государственном бюджете, кандидатура президента, хотя он избирался, она согласовывалась с главой исполнительной власти, фактическим главой исполнительной власти. Поэтому я не вижу ничего принципиально нового, чисто формальная сторона дела. Другое дело, что Академию наук на протяжении последних двух десятилетий всячески третировали и до кризисного состояния. Это произошло без изменения устава. Так что не об этом стоит говорить, по-моему.
Владимир Кара-Мурза: А считаете ли вы протестным сегодняшнее голосование академиков, которые избрали своим действительным членом Сергея Глазьева, бывшего кандидата в президенты России, а забаллотировали друзей президента Путина Ковальчука, Степашина?
Александр Галкин: Я бы не придавал большого политического звучания. Вообще в Академии наук не любят то, что обычно у нас на нашем политкорректном языке называют административным ресурсом. Поэтому выборы президента и членкора Академии наук полностью непредсказуемы, в отличие от других выборов, которые происходят в нашей стране. Я думаю, что реакция на не очень умное применение административного ресурса. Обычно академики реагируют на это, это не первый раз.
Владимир Кара-Мурза: Константин Ремчуков, главный редактор «Независимой газеты», внимательно следит за деятельность Российской Академии наук.
Константин Ремчуков: Академия наук в очередной раз продемонстрировала способность к независимым решениям, к независимым суждениям, которые являются характерной чертой Академии наук, которая в свое время отказалась исключить академика Сахарова из рядов академии и это было в условиях намного более жесткого политического контроля со стороны ЦК КПСС и политбюро. Сегодня избрали Глазьева академиком. Сергей, по-моему, хороший экономист. Академики решили, что он соответствует уровню академии. Я читаю все его работы, на мой взгляд, отсутствует колоссальный пласт нового знания, которым располагает экономическая наука не советского типа, то есть связанная с рыночной экономикой, с механизмами индуцированного экономического роста. Большинство того, что я читаю у Глазьева, мне кажется с экономической точки зрения нереализуемо в условиях частной собственности. Но тем не менее, он стал академиком. Как признать это - как триумф независимости?
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, остается ли тайное голосование при избрании академиков, членкоров последним инструментом демократии в Российской Академии наук?
Александр Галкин: Это, конечно, инструмент демократии и, как я уже сказал, позволяет протестовать административному ресурсу. Но я еще раз хотел подчеркнуть, что с точки зрения состояния нашей российской науки важно не голосование в пределах Академии наук, чисто второстепенный вопрос, а состояние нашей академии, состояние российской науки, которое, с моей точки зрения, близится к катастрофическому.
Владимир Кара-Мурза: Николай Долгополов, заместитель главного редактора «Российской газеты», помнит академию в ее лучшие времена.
Николай Долгополов: Мне вообще нравится то, что академики были, есть и всегда будут людьми независимыми. И мне запомнились времена глубочайшего застоя, брежневщины, когда пытались убрать из академии академика Сахарова и это не удалось. Как бы Келдыш ни пытался это сделать, это не удавалось. Мне запомнилось именно то время, когда академики проявляли оппозицию. Мне нравится, что избраны настоящие хорошие ученые. Я очень рад за моего старинного приятеля Лешу Сесокяна, мне приятно, что прошел в академию мой друг, сподвижник, коллега по путешествиям, мой старший товарищ Артур Чилингаров. Мне очень нравится, я горд, что он занял почетное место.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Тулы от радиослушателя Николая,
Слушатель: Добрый вечер. У Михая Эминеску, народного поэта Румынии, в «Послании 4» есть такие строки: «Все, кто извивался мило, подлецы и все улоты. Все, что можно, перегнило, все ползло в патриоты». Улоты – это вольноотпущенные рабы. В России сейчас такая постановка вопроса, что патриотизм - это не любовь к России, а это ненависть ко всему другому, то есть свободному. Этот патриотизм усиленно культивируется и на телевидении, и на радио, и в газетах, и даже на всех спортивных и песенных фестивалях. При такой постановке вопроса, я считаю, что никаких островков свободы в России не останется. Согласны со мной?
Владимир Кара-Мурза: Способны ли западнические устремления российских академиков противостоять квасному патриотизму?
Александр Галкин: Вы знаете, академики разные и настроения у них разные, и система ценностей у них разная. Так что я опять же как человек, который 45 лет работает в системе Академии наук и видел очень многое, я бы хотел бы, чтобы мы говорили больше о состоянии нашей науки и главное не говорили, а делали больше, чтобы наша наука имела проблемы, которые важны для нашего сообщества. Поэтому я против политизации того, что произошло сейчас и против политизации, чрезмерных разговоров по поводу состояния науки. Это слишком серьезная, слишком трагическая тема, чтобы мы могли ее разменять на политические пятаки.
Владимир Кара-Мурза: Сегодня в работе общего собрания Российской Академии наук личное участие принял глава правительства Владимир Путин. Накануне он повысил оклады за звания академикам и членкорам. Как вы считаете, достаточно ли это для развития отечественной науки?
Александр Галкин: Слова, которые были произнесены, можно было приветствовать. Там сказано все правильно. И вопрос заключается в том, что у нас гораздо больше слов, гораздо меньше делается дел. Что касается повышения доплат для академиков и членкоров, я, конечно, за них рад, они сейчас будут примерно половину того, что получают ведущие сотрудники президентской команды. Но тут есть одно очень неприятное «но». Дело в том, что основной рабочий состав академии наук - это доктора наук, которые не имеют академического звания, а это рабочие лошадки, которые во всех институтах, будь то технические, будь то гуманитарные, делают науку. А зарплата вот этих людей остается жалкой. Это первое. Второе: все-таки надо наконец решить вопрос о зарплате для важнейшего рабочего состава академических институтов, младших научных сотрудников, научно-технических сотрудников, старших научных сотрудников, кандидатов наук. Это же стыдно. Вы понимаете, это катастрофическая ситуация, Академия наук стареет и стареет не только состав самой академии, стареет состав академических институтов и это совершенно естественно. Сейчас молодой человек, способный, талантливый, окончивший вуз, он претендует и совершенно справедливо на заработную плату, которая не меньше 20-25 тысяч рублей, иначе прожить невозможно. А если его приглашают в академический институт и предлагают первичную зарплату меньше четырех тысяч, то кто пойдет на нее. Если не будет решена эта проблема, утечка мозгов, о которой с болью справедливо говорил премьер-министр, она не только будет продолжаться, она будет усиливаться. И тогда процесс старения академии наук и старение российской науки приобретет действительно катастрофический характер, он и сейчас приближается к катастрофе. Вот что беспокоит людей, которые искренне заинтересованы состоянием нашей российской науки.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Эмиля Викторовича.
Слушатель: Добрый вечер, господа. Господин Галкин, у меня такой вопрос: как известно, чтобы избраться членом-корреспондентом, надо иметь работу первостепенной важности - это намек на нобелевскую премию. А у нас всего лишь два нобелевских лауреата - Алферов и Гинзбург. И следовательно остальные, с моей точки зрения, очень многие, не столько ученые, сколько дельцы от науки, предприниматели от науки, администраторы. И противостоять давлению властей предержащих наших они, по-моему, никоим образом не могут. А ваше мнение каково?
Александр Галкин: Хорошо, если бы у нас было 500 лауреатов Нобелевской премии, но они не производятся конвейерным путем в массовом порядке - это все-таки штучный товар. Так что требовать, чтобы каждый академик или членкор Академии наук был на уровне нобелевского лауреата - этоставит немыслимую нерешимую задачу. Что касается пафоса этого вопроса, есть определенный элемент. Я бы не стал утверждать так огульно, что все академики, членкоры - это дельцы от науки, администратор, не имеющий отношение к науке и так далее. Это ведь неправда. Но что такая тенденция есть и что такой элемент присутствует и возрастает в Академии наук - это действительно так.
Владимир Кара-Мурза: Депутат Константин Затулин, директор Института стран СНГ, не придает значения излишней политизированности Академии наук.
Константин Затулин: Главное для академии - это научная состоятельность того или иного кандидата. Глазьев, хоть он долгое время пребывал в политике, все-таки ученый и именно так он воспринимается коллегами по цеху, если можно так выразиться, отделением экономики. У него очень прочные связи с экономистами, он часто выступает по этим вопросам и мне кажется, что его избрание вполне заслужено. Что касается Степашина, я не берусь комментировать, в какой мере его кандидатура была основательной. Но с другой стороны, я знаю, что членом-корреспондентом избрали сегодня Артура Чилингарова, его не назовешь человеком очень уж далеким от Путина с учетом того, что он заместитель руководителя фракции «Единая Россия». Поэтому, мне кажется, что здесь все-таки важнее научная состоятельность, чем приближенность или отдаленность.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Санкт-Петербурга от радиослушателя Александра.
Слушатель: Здравствуйте. Наука не может уйти от политики, потому что так или иначе в нее упрется. Вы знаете, что Путин стал главой партии и правительства, что согласно советским традициям сразу возвышает его в лице бывшей коммунистической номенклатуры, которая сейчас называется по-другому, а мыслит по-старому. И все-таки новая политическая элита подросла, чьи хозяева находятся даже не в Кремле. Может быть эта новая элита не заинтересована в процветании науки в России в целом может быть противоречит ее целям.
Владимир Кара-Мурза: Удручает ли вас научный уровень нынешних кремлевских функционеров?
Александр Галкин: Вы знаете, все это выглядит по-разному. Я бы немножко изменил акценты по сравнению с выступавшим слушателем. Дело в том, что беда заключается в том, что на протяжении двух десятилетий отношение руководства страны к науке было в основном наплевательским. Вот только в самое последнее время начинает прорезаться ощущение того, что без развития, прыжка в развитии науки мы не решим основные проблемы страны. Только начинает возникать ощущение этого, которое еще до сих пор по-настоящему не реализуется в дела. Вот это действительно проблема. Причем очень любопытно противоречие: в правящих кругах, в верхушке много людей с научными званиями, здесь много людей, которые пришли или из науки или во всяком случае были где-то около науки. И казалось бы, что в этих условиях должно созревать уважительное отношение к науке, к научным исследованиям, а этого мы не наблюдаем. У очень многих деятелей науки, как гуманитариев, так и естественников, есть ощущение невостребованности их как научной силы, невостребованности их результатов. И это, конечно, отбивает желание работать. Это очень опасное явление.
Владимир Кара-Мурза: Как вы как германист восприняли избрание иностранным членом Российской Академии наук бывшего канцлера ФРГ Герхарда Шредера?
Александр Галкин: Видите ли, это не впервые. В общем-то избрание почетным членом - это как правило, политическая акция. Так было и 60 лет тому назад, и 50 лет тому назад и сейчас. Это политический жест сделанный, также присвоение почетных докторов университетов, что сейчас часто применяется. Это такой жест, который к науке не имеет никакого отношения. Если нравятся такие жесты, то пускай. В конце концов, он сделан по отношению к человеку, который хорошо относится к России, и слава богу.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Олега.
Слушатель: Здравствуйте. Я хотел бы один вопрос задать по поводу выборов, а другой по поводу финансирования. Большое очень количество людей пошло на отделение экономики и какие-то гуманитарные присоединили или нет. Открылись какие-то вакансии или кто-то умер? Я знаю только Львов умер академик, а откуда все остальные в таком количестве прошли? А второй вопрос: как соотносится финансирование научных исследований через академические институты и через российский фонд фундаментальных исследований. Ведь на Западе основное финансирование идет по конкурсу, что гораздо облегчает проникновение в эту среду людей в некотором роде со стороны, есть у людей идеи, многие ушли в 90 годы из науки в бизнес, но они могут проявить желание вернуться. Как это все соотносится, вы не знаете?
Александр Галкин: Что касается изобилия ставок в области экономики - это ставки были даны дополнительно президиумом академии наук. Действительно, сколько дополнительно я не знаю, потому что я к этой кухне непосредственно отношения не имею - это уже не научная, а административная сфера. Но насколько мне известно, там даны были дополнительные ставки. Что касается проблемы финансирования. Финансирование сейчас разделяется на две части: одна идет из бюджета, но идет через научно-исследовательские институты. Вторая часть идет через два фонда, один специализируется по естественным наукам а другой, который специализируется по общественным наукам. Они предоставляют гранты. Причем любой человек в общем-то вправе выдвинуть претензии на грант и это сложная процедура, в ходе которой принимается решение, дать человеку грант или нет. Но это внешняя организационная сторона дела. Но в действительности финансирование науки до сих пор, это признал премьер-министр, находится ниже потребностей науки и ниже потребностей страны.
Владимир Кара-Мурза: А сопоставимы ли бюджеты Российской академии наук и хотя бы академии наук Федеративной республики Германии?
Т Александр Галкин: ам же другая структура финансирования, организации науки. Потому что там основные научные исследования финансируются через университеты. И конечно, через фонды, которые дают гранты. Поэтому соотношения будут другие. Можно сказать о соотношении средств, которые выделяются на науку из ВВП, там и здесь. Я думаю, у меня под рукой нет цифр, но в несколько раз меньше, чем в Федеративной республике Германии.
Владимир Кара-Мурза: Анастасия Новикова, научный обозреватель ежедневного издания «Газета», побывала на сегодняшнем собрании.
Анастасия Новикова: Судя по настроениям академиков, которые все-таки боятся голосовать действительно так, как они думают, академия сдает свои позиции. Потому что в целом если Осипов останется на посту президента РАН, академики считают, что он с потрохами сдаст академию и она окончательно подчинится государству и будет действовать в его интересах. Глазьев и до этого был в структуре РАГ и поэтому то, что его утвердили действительным членом - это в принципе соответствует его заслугам в научных сферах. Поэтому это не пощечина Кремлю, а академики решили избрать его независимо от того, какое давление на них оказывается. Я считаю, что давление оказывается не конкретно на академиков, потому что в кулуарах они высказывают свое недовольство, но при этом все-таки на общих собраниях в отличие от того, что было в советские времена, когда академики открыто высказывали свою позицию, сейчас они этого не делают и боятся. Поэтому сейчас независимость академии очень сильно пошатнулась в связи с тем, как лояльно голосуют академики.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Владимира.
Слушатель: Здравствуйте. Мне кажется, что все-таки академия, если подойти к ней объективно, она в значительной степени больна и болезнь кроется в ней самой. Во-первых, давайте не забудем Чернобыль. Я до сих пор не могу забыть слова Анатолия Петровича Александрова, когда на одном из мероприятий его спросили: а что будет, если герметичность реактора нарушится? Он сказал: это настолько страшно, что мы не можем этого допустить и об этом думать. И наша академия потеряла, давно уже потеряла такую общественную значимость. Она болтает. Один академик, помню, приехал с собрания, я спрашиваю: кого вы избрали в академики в этом году? Он сказал: ты что, думаешь, мы ученых избираем? Нет, мы избираем, знаем кого. Там у них свои политические игры. И в результате академию забила масса серых людей, которые политиканствуют в науке, но к науке отношения они имеют очень слабое.
Владимир Кара-Мурза: Насколько серьезно больна Российская Академия наук?
Александр Галкин: Больна не Российская Академия наук, а больна наша российская наука. И я не согласен с таким огульным охаиванием всей Академии наук и нашей научной элиты. Как во всяком обществе, сообществе, организации есть разные люди с разными точками зрения и разной степенью таланта. И тем не менее, Академия наук худо-бедно выполняла, но в общем-то функции в вопросах фундаментальной науки. Но то, что наша российская наука больна – это точно. Потому что нельзя ее пинать ногами и держать на голодном пайке в течение двух десятилетий - это совершенно бесспорно. Я бы согласился с этим слушателем, если бы он мог назвать другие структуры науки российской, которые лучше, чем Академия наук, но они же не может назвать.
Владимир Кара-Мурза: Председатель центра геополитических экспертиз Александр Дугин иронически отнесся к сегодняшнему выбору академиков.
Александр Дугин: Глазьев действует после того, как он бездарно провалил свое политическое начинание, к большому, на мой взгляд, горю нашей патриотической оппозиции. Я был с ним в «Родине» и видел, как он действует в политике. Он пошел в науку, его убирают подальше от политики, вот его выбрали. Что касается Ковальчука, то занятие нанотехнологиями - это вещь очень опасная. Наночастицы такие маленькие, поэтому доказать, куда он дел миллиард долларов, которые ему дал Путин на развитие этой отрасли, совершенно невозможно. Правда, пока есть Юдашкин, который скажет: на основании нанотехнологий я сделал новую форму военную и милицейскую – это, конечно, аргумент. Но видимо, оказалось недостаточно, его не выбрали. А Глазьев правильно двигается, будет ученым.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Петра.
Слушатель: Добрый вечер. Александр Абрамович, по-моему, все-таки больна не наука, конечно, как таковая, а больна наша Россия. Они бы дали деньги на науку, где их взять. А вопрос у меня конкретно такой. Насколько я помню в Советском Союзе в конце 90 годов было всего 180 академиков, где-то 2400 членкоров и порядка 10 тысяч докторов. Как эти цифры сегодня выглядят, во сколько раз у нас больше стало академиков и других? И еще вопрос: Ишаев, губернатор, он по какому отделению попал?
Владимир Кара-Мурза: Ишаев избран за заслуги в региональной политике. Он автор научных работ и монографий, среди них «Россия в глобальном мире», «Россия в Восточной Азии: сотрудничество, проблемы, перспективы». Относительно количества академиков и докторов слово Александру Галкину.
Александр Галкин: Докторов стало значительно больше, тут очень сложная ситуация, которая не имеет прямого отношения к Российской Академии наук, а имеет отношение к ВАКу, потому что уровень требований к диссертантам, как к кандидатам наук, так и к докторам, явно снизился за последнее время и поэтому с другой стороны эти формально корочки стал очень престижными. Хлынуло большое количество людей, имеющих косвенное отношение к науке. Что касается академиков, их стало больше. Но это ни о чем не говорит, ни о том, что хуже стало с наукой, ни о том, что лучше стало с наукой. В конце концов 500 человек - это не такая большая масса, которую трудно прокормить большой стране. Что касается денег, то должен сказать, что неверно, что у страны нет денег. У страны нет денег на науку, а вообще-то деньги есть. Смотрите, как бесполезно лежат и теряют свою стоимость миллиарды долларов в американских ценных бумагах. Это же деньги, которые можно было потратить на науку, во всяком случае на то, чтобы оснастить нашу науку современными материалами, современной техникой, современными технологиями и так далее. Деньги есть на то, чтобы отремонтировать Константиновский дворец и перетащить туда Конституционный суд непонятно зачем и потратить на это десятки миллиардов долларов, а вот на науку денег не хватает. Вот ведь в чем проблема.
Владимир Кара-Мурза: А как вы относитесь к моде на научные звания среди политиков высшего российского звена?
Александр Галкин: Как всякая мода это с одной стороны смешно, с другой стороны - опасно. Потому что такая мода приводит к тому, что ценность научного знания начинает девальвироваться и поэтому уважение к ценности этой падает. И вообще надо сказать, что в результате той политики, которая проводилась два десятилетия в отношении науки, сейчас среди молодежи рейтинг научного звания и научной деятельности резко упал. Я уже говорил о том, что молодежь не идет в науку, потому что мало платят, но она не идет науку, потому что научная работа в сознании подрастающего поколения котируется ниже, чем деятельность, естественно, мелкого продавца в уличном киоске. Вот ведь в чем проблема.
Владимир Кара-Мурза: Владимир Лысенко, президент Института современной политики, отмечает консерватизм Российской Академии наук.
Владимир Лысенко: Академия наук - старейшая российская организация, долгие годы была достаточно консервативная, поскольку попасть в академию наук было чрезвычайно сложно. Но в последние перестроечные годы ситуация начала резко меняться и попасть в академики стало существенно легче. В основном там были и сегодня, правда, в меньшем количестве люди очень пожилые, которые на сталинских учебниках учились. Тосунян, лидер банковского сообщества, не прошел, потому что очевидно, что академики банкиров не любят. И самым последним и самым смешным стало награждение Шредера. Нефтепровод и газопровод и дальше будем тянуть через Балтийские и другие моря прежде всего в Германию. Поэтому награждение с немецких политиков, хотя сегодня не находящимися не у руля, являются достаточно важным посылом.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвича Николая.
Слушатель: Доброй ночи. Я хотел бы спросить: ассоциация была при советской власти, кто такие научные работники - это научный коммунизм, научный теизм, наука побеждать. И говорили: чукотские ученые или молдавские ученые что-то нашли. Как у нас обстоит дело с этим, превратится в науку капитализм какой-нибудь. Как обстоят дела у чукотских ученых, имеется в виду в автономных образованиях. И действительно наши новоиспеченные академики не то, что защитить какую-то работу, они прочитать не смогут.
Владимир Кара-Мурза: Как переквалифицировались историки партии, спрашивает вас радиослушатель.
Александр Галкин: Прежде всего, конечно, лягать академию наук, российскую науку сейчас стало модно. Можно лягать за все, что угодно. С одной стороны деньги не платят, с другой стороны молодежь отталкивают, с другой стороны поругать даже модно. Что касается структуры академии наук, то в академии наук были гуманитарные институты, были естественные и сейчас основную роль играют естественные институты, гуманитарных институтов было не так уж много. Кстати, и раньше у нас были не только специалисты по научному коммунизму и не только крикуны в академических институтах, но велись очень серьезные исследования и в области философии, и в области литературоведения, и в области права. Так что я бы огульно всех не поносил. Хотя повторяю, что это модно сейчас. Ну поругайте академию наук, сократите еще деньги, которые выделяются на науку, что вы тогда получите.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Игоря Анатольевича.
Слушатель: Александр Абрамович, я вспоминаю год 1990, где-то был октябрь или ноябрь, в Верховном совете выступал академик Юрий Рыжов. И в конце своего выступления он итог подвел предельно просто, что для того, чтобы стать руководителем в сфере науки, надо главное иметь партийность, а научная компетентность вовсе необязательна. И наоборот, каким бы ты ни был мозговым трестом, если у тебя нет партийности, то ты руководителем не станешь. В результате тенденция, подвел итог Юрий Алексеевич, примерно такова, что руководством наукой овладевает все больше и больше некомпетентных людей, зато все коммунисты. Если это пойдет так дальше, компетентность руководства сойдет на нет. Скажите, пожалуйста, сейчас эта тенденция, я думаю, она сохранилась но в какую форму она трансформировалась?
Не убежден, что раньше только это играло роль, иначе мы бы не имели таких успехов в различных отраслях науки, и в математике, и в физике, и в химии. Не думаю, что такие люди как Алферов или Гинзбург получили свои академические звания и лауреатство, потому что они были членами КПСС, а не другой партии, которой тогда, как известно, не было. Что касается значения партийности в нынешних условиях, то я не вижу этой тенденции. Есть, я еще раз говорю, есть тенденция, она проявлялась и раньше, движения в академии наук чисто организаторов, а не исследователей. Это действительно опасная тенденция и с ней необходимо считаться и ее нужно преодолевать.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос из Подмосковья от радиослушателя Николая.
Слушатель: Добрый вечер. Не кажется ли вам то, что мы обратно переживем период того застоя научного, период 80 годов. Говорят о том, что был подъем науки в 70 годы. Я человек бытовой, всегда ездили на самых худших машинах, хотя занимали первое место по научно-исследовательским институтам, по самым худшим дорогам. То есть из этого вывод только один, что в то время период именно застоя в науке был сильным и достаточно сказать по развитию других европейских стран. Вот ответьте на этот вопрос.
Александр Галкин: Чего здесь отвечать, что мы отставали по многим отраслям, в частности, в области быта, обеспечения населения товарами широкого потребления - это бесспорная вещь, что тут говорить. Мы же говорим о другом, мы говорим о фундаментальной науке. Я должен сказать, что в фундаментальной науке в те времена мы по целому ряду вопросов занимали ведущие места и это принимали все, признавали все. А сейчас мы потеряли значительную часть позиций, которые занимали в области науки. Потому что нельзя, еще раз повторю, нельзя 20 лет подряд пинать науку ногами и лишать ее необходимых средств за развития.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем москвича Виктора Ивановича.
Слушатель: Добрый вечер. Я хочу коротко сказать о том, что мой руководитель, мой начальник в свое время получил кандидатскую без защиты за уникальную разработку при монтаже неких систем Останкинской башни. И поэтому раньше проверялась и это, любая работа была без защиты, она достойна была докторской диссертации, ему дали лишь кандидата технических наук. Это мой руководитель Дмитриев, сейчас он уже почил, царство ему небесное. Второе: если было бы голосование, предложение присвоить звание академика бывшему президента нашему, я думаю, проголосовали бы единогласно - это не подлежит никакому сомнению. И самое важное то, что многие наши академики занимаются разработками, далекими от тех, которые согласуются с правами и с нормами и этикойчеловека.
Владимир Кара-Мурза: Насколько оторвана российская наука от практики?
Александр Галкин: Прежде всего я должен сказать, что фундаментальная наука в общем должна быть в какой-то степени оторвана от практики. Плохо, когда от практики оторваны результаты, полученные фундаментальной наукой. Особенность фундаментальной науки в том, что она двигается в неопределенном поле, то есть вы производите, еще неизвестно получится у вас результат или не получится. Потому что в науке отсутствие результата - это тоже научный результат. Другое дело, что у нас и в прежние времена и сейчас очень слабо развито средостение между наукой и производством. Потому что у нас и тогда, и теперь очень многие научные достижения лежали в туне, не находили реализации непосредственно в производственном процессе и это продолжается до сих пор сейчас. И поэтому в общем-то очень серьезная проблема, которая стоит перед организаторами науки, развернуть и интенсифицировать систему перевода научных достижений в практическое производство и практические дела. Это действительно проблема.
Владимир Кара-Мурза: Ученый-историк Рой Медведев, советский диссидент, одобряет сегодняшнее поведение академиков.
Рой Медведев: Мне просто непонятно, почему Степашин, который не является ученым, не имеет никаких научных трудов, не имеет авторитета научного, почему он стремится в академики. То есть, конечно, это не пример свободомыслия, а это пример простой порядочности ученых, которые не хотят, чтобы в их ряды проникали чиновники. Это было даже в советское время, когда заведующий отделом науки Центрального комитета партии Трапезников три раза проваливался при выборах в академии наук в члены-корреспонденты. Избирать в человека безграмотного, не имеющего никаких научных трудов, академики не хотели. При тайном голосовании, чтобы не подвергаться репрессиям, много раз провали. Михаил Суслов ни разу не подвал, хотя его просили заявление о приеме в академики или члены-корреспонденты, потому что он не считал это нужным.
Владимир Кара-Мурза: Слушаем вопрос москвички Евгении Витальевны.
Слушательница: Добрый вечер. Я знаю, как непопулярно хвалить советское, но должна защитить наших академиков. Академик, Александров, Колмогоров, Дородницын никогда не были членами партии, ректор МГУ Петровский никогда не был членом партии. И у нас была при советской власти целая нация физиков, красивых, остроумных людей. А случилось не с наукой, я думаю, случилось с обществом. Велехов, член КПСС, он и сейчас науку позорит.
Владимир Кара-Мурза: Не будем переходить на личности. Было ли лукавством беспартийность некоторых академиков в советское время?
В общем-то действительно выдвижение на административные посты было в значительной степени связано с партийностью - это бесспорный факт отрицать было бы смешно. Но то, что очень яркие люди могли выдвинуться в науке, не будучи членами партии, о чем говорил слушательница - это бесспорно тоже. И примеры, которые она приводила - это действительно то, что происходило. Но проблема была. Была проблема, я с ней сталкивался, когда мне надо было выдвигать, я все-таки 45 лет в системе академии наук, из них 43 года руководил сектором, отделом. Большой карьеры я не делал, но отделом я руководил. Я помню, как трудно было выдвигать молодых людей, если они были беспартийными. Потому что приходилось пробивать дикое сопротивление, которое шло начиная от самого института и кончая надзирающими инстанциями, райкомы партии и так далее. Эта проблема действительно существовала и она бесспорно наносила ущерб науке. Но тем не менее, наиболее яркие серьезные глубокие исследователи прорывались в том числе и на руководящие должности, не будучи членами партии.
Владимир Кара-Мурза: Давайте вспомним историю академика Сахарова, когда его хотели исключить из академии наук. Петр Капица сказал, что последним таким случаем было исключение Альберта Эйнштейна из гитлеровской академии наук. Правда ли это, вам как ученому-германисту вопрос? Это действительно так. Надо сказать, что можно другие примеры в отношении Германии привести, но это был наиболее яркий и доступный пример. Вообще надо сказать, что Капица покойный был очень интересной, яркой и независимой личностью.
Владимир Кара-Мурза: Какие пути выхода из кризиса российской науки, а значит Российской Академии наук вы бы видели наиболее реалистичными?
Александр Галкин: Это вопрос сложный, с ходу на него не ответишь. Но прежде всего такие предпосылки: необходимо поднять престиж науки в обществе, необходимо создать условия, чтобы молодежь шла в науку. Необходимо минимальное вмешательство административных органов, в том числе Министерство образования науки в дела науки. Потому что чиновник определять научные исследования по определению не может.
Владимир Кара-Мурза: Сейчас государство покушается на собственность Академии наук. Считаете ли вы экономические споры грозой для ее существования?
Александр Галкин: Это общеизвестно в академии наук на само разном уровне, что попытки изменить устав академии наук и изменить ситуацию с академией наук во многом обусловлен тем, что у академии наук есть большая собственность - это земли, это здания и так далее, на которые разгораются аппетиты высших чиновных лиц. Это только этим можно объяснить желание искорежить либо ликвидировать систему академии наук, чтобы приобрести и сунуть в карман ее собственность. Это секрет полишинеля - это известно всем в академии наук.
Владимир Кара-Мурза: Претендентами на новый пост президента были академики Юрий Осипов, Владимир Фортов и Валерий Черешнев. Вы как, выступаете консерватором в смысле кандидатуры нового президента или выступаете за реформы?
Александр Галкин: Вообще влить новую кровь в руководство академии наук было бы неплохо. Но не это решает проблемы.
Владимир Кара-Мурза: А каково по-вашему, я как выпускник истфака не могу не задать вопрос, современное состояние исторической науки?
Александр Галкин: Вы знаете, это по-разному. С одной стороны, упали шоры, которые мешали видеть выпукло исторический процесс, открылись возможности для новых исследований, для закрытия белых пятен и так далее - это очень позитивный процесс. Но с другой стороны меня пугает падение качества научных исследований, с которыми приходится сталкиваться. Вы знаете, все время сталкиваешься с неполной грамотностью научной, с поверхностным, излишней политизацией исследований, с подтасовкой данных. Вы знаете, это меня ужасно огорчает именно потому, что последние десятилетия занимаюсь политологией, но я все-таки остаюсь в душе историком и меня как историка это очень огорчает.
Владимир Кара-Мурза: А встревожило ли вас недавнее засекречивание материалов катынского дела?
Александр Галкин: Дело не только в катынском деле, тут гораздо более серьезный процесс. Потому что сначала мы открыли все архивы и продали в значительной степени архивные материалы, любому продавали, кто делал ксерокопии. Поэтому рассказывал один бывший высокопоставленный чиновник, теперь исследователь, что когда ему не хватает материалов, ему приходится ехать в Гарвард, просто там российские архивы чуть ли в полном виде представлены и там он берет материалы вместо того, чтобы получать в наших архивах. А потом кто-то испугался и начал засекречивать. Теперь начинается обратный процесс, кое-что рассекречивают. Но если засекретить удалось одним приказом, то рассекретить, нужно решение комиссии по каждому конкретному документу.
