Ссылки для упрощенного доступа

К вопросу о вредных привычках – западные экономисты об энергозависимости России


Ирина Лагунина: Несколько дней назад мы рассказывали о книге содиректора Центра российских исследований Гарвардского университета Маршалла Голдмана «Нефтегосударство: Путин, власть и новая Россия» (“Petrostate: Putin, Power and the New Russia”). Судя по всему, аспект, вынесенный в заголовок этой книги, вызывает все больший интерес американских специалистов по России. Осенью выйдет еще одно исследование, один из авторов которого - Клиффорд Гэдди, старший сотрудник вашингтонского Института Брукингса. С ним встретился наш корреспондент в Вашингтоне Аллан Давыдов.



Аллан Давыдов: Осенью этого года должна увидеть свет ваша новая книга под названием «Пагубное пристрастие России: политическая экономия ресурсозависимости» (“Russia’s Addiction: The Political Economy of resource Dependence”). О чем она? Что побудило вас взяться за ее создание?



Клиффорд Гэдди: Возможно, некоторые слушатели Радио Свобода знакомы с одной из моих предыдущих книг - «Российская виртуальная экономика». Она написана в конце 90-х годов в соавторстве с Барри Икесом, профессором Университета штата Пенсильвания и соучредителем Российской экономической школы в Москве. В той книге мы попытались объяснить логику хаотической экономической системы, которая сложилась в 90 годы в России и для которой были характерны бартерные сделки, оплата неденежными средствами, налоговая задолженность. Основным тезисом нашей книги было утверждение о том, что Россия, а до нее и Советский Союз - это в сущности государство, построенное благодаря потоку богатства, обеспечиваемого за счет нефтяных и газовых ресурсов. Мы сделали особый упор на Газпром как на сегодняшний источник этого богатства. Сегодня - и это практически всеобщее мнение – мы видим, что Россия оправилась от экономических невзгод 90-х годов, и своим нынешнем процветанием обязана нефти и газу, а точнее - высоким мировым ценам на них. Наш последний с профессором Икесом труд, готовящийся к изданию, является логическим продолжением книги о виртуальной экономике России. В нем мы пытаемся на основе новых материалов объяснить генезис российской политики и политической экономии этой очень специфичной российской зависимостью от нефти и газа, унаследованной от Советского Союза. Мы, в частности указываем на отличие нынешней российской ситуации от того, что повсеместно называется "сидением на нефтяной (или ресурсной) игле". Обычно богатые нефтью страны считаются не очень преуспевающими, разве что за некоторыми исключениями. То есть, процветание обусловлено в результате сидения на нефти. Прибыль от добычи углеводородов в России не всегда обязательно идет частным индивидуумам или на социальные нужды, а чаще распределяется среди богатых слоев, либо тратится на строительство гигантских престижных общественных сооружений. Для России советского периода было характерно то, что нефтяной бум сопровождался наращиванием производственных мощностей, особенно в сфере машиностроения, оборонной отрасли, нередко - строительством градообразующих производств по всей стране. Это создает феномен иного рода. Потому что как только такие отрасли созданы, с рабочими и их семьями, живущими неподалеку от производств, вам уже не просто будет закрыть нефтяной кран. Ну а что же делать, если мировые цены на нефть падают? В России, процветание которой основано на использовании нефтяной ренты, существует целая категория людей, которые отчаянно стремятся к сохранению статус-кво, которые делают все что угодно, чтобы выжить. Наш рассказ о российской виртуальной экономике 90-х годов – это история о том, как отрасли, созданные и укрепленные на базе свалившихся с неба нефтяных прибылей 1970-х годов, находили способы выживания с использованием неформальных бартерных механизмов. Выжив в 90-е годы эти отрасли сегодня, в условиях роста мировых цен на нефть, претендуют на часть золотых россыпей от торговли ею. Это представляет уникальную проблему для России, да и для других стран. Рассказывая об этом, мы одновременно прослеживаем, как Владимир Путин еще в середине 90-х пытался понять, что страна должна делать для правильного управления потоком материальных благ из нефтегазового сектора для достижения стратегических целей, которые, по его мнению, правильны для России.



Аллан Давыдов: Клиффорд Гэдди говорит, что истокам путинской концепции планирования он посвятил одну из недавних статей под названием "План Путина", написанную совместно с другим крупным специалистом по России - Эндрю Качинсом из вашингтонского Центра стратегических и международных и исследований.



Клиффорд Гэдди: Значительную часть статьи мы посвятили попытке проследить образ мышления Путина в сфере стратегического планирования еще в дни, когда он писал свою кандидатскую диссертацию в Горном институте в Санкт-Петербурге. Диссертация была посвящена стратегическому планированию воспроизводства минерально-сырьевой базы санкт-петербургского региона в условиях формирования рыночных отношений. Двумя годам ранее я обнаружил, что при написании диссертации г-н Путин, судя по всему, не следовал пунктуально принципам научного исследования - не употреблял ссылки на американский источник при цитировании, что, строго говоря, можно счесть за плагиат. Но в данном случае важнее то, что упомянутым использованным источником был учебник для американской бизнес-школы, изданный в конце 70-х. Сама же диссертация Путина была посвящена не экономике как таковой, а управлению бизнесом. В работе речь шла о стратегическом планировании в корпорации. В то время это была самая передовая теория в данной области. И эта часть путинской диссертации была практически переписана из книги профессоров Питсбургского университета в Пенсильвании - Уильяма Кинга и Дэвида Клилланда. Но самое главное, что содержание этого фрагмента просто предопределило то, что потом Путин на практике проделал в общероссийском масштабе. Вспомним, весной 1996 года, когда Анатолий Собчак проиграл выборы мэра Санкт-Петербурга, Путин, находившийся тогда у него в подчинении, оказался без работы и решил получить кандидатскую степень. Очевидно, тогда у него появилось свободное время для того, чтобы обдумать собственное будущее, и он направил свою энергию на постижении теории стратегического планирования на более высоком уровне, чем просто бизнес или служба в городской мэрии, - на уровне целой страны. И без преувеличения можно сказать, что, по крайне мере, с 1996 года Путин довольно последовательно совершенствовался в разработке и усвоении управленческих идей, в их практической реализации в секторе природных ресурсов. Путин дает себе отчет в том, что нефть и газ являются сердцевиной российской экономики, а, следовательно, и российского государства, этот сектор требует тщательного контроля для того, чтобы он служил общенациональным целям. Конечно, советские партгосаппаратчики старого типа тоже были озабочены контролем государства над нефтегазовым сектором. Но разница в том, что он был национализирован и контролировался министерствами, а не частными или даже государственными корпорациями. Я убежден, что Владимир Путин не приверженец советского центрального планирования; он твердо верит в капитализм, в преимущества частного предпринимательства. Для него проблема состоит в том, как сочетать преимущества частного владения и свободного предпринимательства с необходимостью стратегического контроля над сектором, исключительно важным для жизнеспособности страны. Он продолжает биться над этой дилеммой.



Аллан Давыдов: Уступив место президента Дмитрию Медведеву, Владимир Путин сохранил за собой основные рычаги политического влияния, возглавив партию власти. Какую роль играют партии в политическом курсе, известном как «План Путина»? Эксперт из Института Брукингса Клиффорд Гэдди отвечает так.



Клиффорд Гэдди: Насколько я могу судить, роль партии "Единая Россия" главным образом состоит в том, чтобы организовывать поддержку и, служить инструментом интерпретации того, что господин Путин рассматривает как надлежащую политическую линию. Иными словами, «Единая Россия» должна объединять как можно большую часть населения вокруг программы и планов, очерченных Путиным. При этом российская власть считает желательным присутствие других партий. Но не столько для того, чтобы доказать Западу что Россия - это многопартийная демократия, сколько для более прагматичной, на взгляд Путина, цели – объединения всего населения страны на платформе «Единой России», вне зависимости от принадлежности к различным социальным, экономическим, региональным этническим или религиозным группам, от разницы между сельчанами и горожанами, стариками и молодежью. Путин и его политические стратеги считают, что остальные официально признанные оппозиционные партии должны охватить все слои населения, чтобы добиться тотального единства людей с различным мышлением и различными интересами. При допущении контролируемого диалога, контролируемой дискуссии, Путин и его близкое окружение стараются добиться единогласного ободрения своей стратегии. То есть, снизу должно поддерживаться то, что решается наверху. При этом низовым структурам позволяется выдвижение своих идей – но только в рамках общей стратегии, выработанной наверху.



Аллан Давыдов: Прошлогодние выборы в российскую Госдуму и весенние президентские выборы показали, что сегодняшняя российская власть подлинно демократическому политическому процессу явно предпочитает предсказуемую преемственность политического курса. В этой связи представители российского истэблишмента говорят о некоем корпоративном способе управления страной. Что за этим стоит?



Клиффорд Гэдди: Термин «Россия Инкорпорейтед» широко используется, но содержание в него вкладывается разное. Я, например, использую это название в контексте путинского подхода к стратегическому планированию, заимствованному из корпоративного мира. Господин Путин и группа его единомышленников в Кремле рассматривают себя как совет директоров организации, целью которой является управление потоком благ, получаемых от нефти и газа, в целях необходимого им сохранения власти, а также для того чтобы сделать Россию сильным процветающим государством. Корпорация - это способ организации нынешнего российского политического руководства. Существует одно высшее должностное лицо, один генеральный директор, то есть, Владимир Путин. Он сохранил за собой это качество даже после того, как переместился из кресла президента в кресло премьера. А кто сейчас в его совете директоров? Двое первых вице-премьеров и еще пять просто вице-премьеров. Это почти идеальный малый совет директоров. В совокупности члены этого коллектива охватывают своей компетенцией все, что имеет отношение к контролю над потоком материальных благ, поставляемых сектором природных ресурсов. Многие из этих должностей связаны исключительно с подобающим использованием этих благ, например, с поступлением средств в стабилизационный фонд, и недопущением их утечки за пределы системы.



Аллан Давыдов: Мы беседовали с Клиффордом Гэдди, старшим сотрудником независимого вашингтонского аналитического Института Брукингса. Осенью этого года выйдет в свет написанная им в соавторстве книга «Пагубное пристрастие России: политическая экономия ресурсозависимости».


XS
SM
MD
LG