Ирина Лагунина: Спасибо Григорию Явлинскому. На его сайте в одной из публикаций вспомнили последние слова академика Андрея Дмитриевича Сахарова: «Завтра будет бой». Он сказал это 13 декабря 1989 года. В день 60-летия Всеобщей декларации прав человека – через 19 лет после этого пророчества – понимаешь, до чего же прав был академик Сахаров.
Виллиам Шульц: Американский поэт Роберт Фрос однажды сказал, что стихи начинаются с комка в горле. Права человека тоже, и они насчитывают почти 4000 лет, начиная с 1740 года до нашей эры, когда царь Хаммурапи составил кодекс законов против нечестных судов, пыток и рабства. В конце концов, почему нас волнуют права человека? Потому что нам больно видеть страдания.
Ирина Лагунина: Это – комментарий, написанный для нас бывшим директором правозащитной организации «Международная амнистия» Виллиамом Шульцем. Но чьи страдания? Законы вавилонского царя Хаммурапи относились только к собственному народу. Ассирийцев они не касались, ассирийцев можно было пытать и брать в рабство. Также и французская Декларация прав человека и гражданина 1789 года и американский Билль о правах 1791 года гарантировали эти самые права только французам и американцам соответственно, пишет Виллиам Шульц. На самом деле потребовалось много лет, чтобы людям стало больно видеть страдания любого – а не только члена их собственного клана или нации, не только страдания знати, правящего класса или богатых. Это произошло только 10 декабря 1948 года.
Архивная запись. Нью-Йорк. Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций. Накануне принятия Всемирной декларации прав человека. На трибуне делегат США на Генеральной Ассамблее, бывшая первая леди Америки, председатель Комиссии ООН по правам человека и один из создателей Всеобщей Декларации прав человека Элеонора Рузвельт.
Элеонора Рузвельт: Утверждая сегодня эту декларацию, особенно важно давать себе ясный отчет в том, что этот документ имеет базовый характер. Это не договор, это не международное соглашение. Это не утверждение закона или юридических обязательств и не предполагает таковым быть. Это – декларация базовых принципов прав человека и его свобод, получившая печать одобрения Генеральной Ассамблеи ООН через формальное голосование всех ее членов. Она должна служить общим стандартом, к которому стремились бы все люди всех государств.
Ирина Лагунина: И потом, словно спохватившись, что не до конца отразила важность происходящего, Элеонора Рузвельт произнесла:
Элеонора Рузвельт: Мы стоим сегодня на пороге великого события, как в жизни Объединенных Наций, так и в жизни человечества. Эта Всеобщая декларация прав человека может стать международной Хартией вольностей для людей во всем мире. Мы все равны в том, что разделяем моральную свободу, которая и делает из нас людей. Статус человека делает каждую личность законченным созданием. Но один человек по своей природе не является слугой государства или другого человека. Идеал и наличие свободы – а не технологии – вот что определяет нашу цивилизацию.
Ирина Лагунина: Я помню, как почти 40 годами позже мы в издательстве журнала «Новое время» впервые после 1948 года опубликовали текст декларации на русском языке в открытой печати. Это была проверка Горбачева. Если допустит, то перемены возможны. Степень готовности режима к реформам вообще проверялась его поведением по отношению к диссидентам, к политическим и национальным правам, к свободе слова. Это было важнее, чем реформа экономического строя. Это было – в основе жизни.
Архивная запись. 1977 год. Интервью академика Сахарова итальянскому телевидению, которое Радио Свобода транслировало в 1978 году.
Андрей Сахаров: У нас сложилась в результате очень горького исторического опыта такая ситуация, что люди, занимающие не конформистскую позицию, стоят на строго законных лояльных позициях. И самое главное, они очень строго придерживаются принципа полного отказа от насилия и от пропаганды насилия. Это характерно в огромной степени для всего движения за права человека, к которому, я считаю, что я принадлежу, и которое собственно и называется у нас диссидентским движением, но и другие нонконформистские группы, религиозные, выступающие за национальную культуру, насколько мы представляем себе, тоже придерживаются этого принципиального положения. Это достаточно широко известно и властям, и за рубежом. Это, как я сказал, плод горького и трагического опыта русской истории, который Запад еще полностью не пережил, а мы уже пережили, мы стоим на такой стадии. Но именно этим, такой позицией объясняется моральный авторитет, который получило движение за права человека во всем мире, те определенные успехи в обеспечении гласности, которые мы имеем и вовне, на Западе, и внутри страны.
Мы считаем, что тот факт, что в заключительном акте Хельсинского совещания признана связь прав человека, других гуманитарных моментов с вопросами международной безопасности, что это наша нравственная, моральная победа. Мы это очень ценим и считаем, что это та основа, на которой будет осуществляться и может осуществляться дальнейшее моральное освобождение нашей страны от страха, подавленности, гнета, от всего того, что представляет собою особенности нашего тоталитарного строя. И мы считаем, что эти принципы должны поддерживаться всем западным миром для того, чтобы действительно укреплялось международное доверие, для того, что разрядка была не фикцией, а всеобъемлющей, включающей идеологическую разрядку. Такова позиция диссидентов.
Но те силы в нашей стране, репрессивные органы в первую очередь, которые ставят своей задачей сохранение тоталитаризма в нашей стране, его укрепление, защиту существующего социального строя, во многом несправедливого и во многом основанного на дезинформации, отсутствии информации и страхе, вот эти силы чувствуют, что они терпят поражение. И по-видимому, они начинают применять все более и более острые методы борьбы.
Ирина Лагунина: Через 3728 лет после кодекса царя Хаммурапи и через 40 лет после принятия Всеобщей декларации прав человека массовое сознание в Советском Союзе обрадовалось свободе и устремилось жить в соответствии с демократическими ценностями. И потребовалось всего 8 лет подмены этих ценностей и извращения понятия свободы, чтобы общество опять впало в спячку, которую мало тревожат голоса отдельных диссидентов. Передо мной опрос общественного мнения, проведенный в 25 государствах мира накануне празднования 60-летия Всеобщей декларации прав человека. Насколько важна для людей свобода выражать свое мнение? Очень важна только для 34 процентов россиян. Ближе всего к России подошли только Египет и Гонконг. Там это очень важно для 43 и 44 процентов соответственно. Насколько важна свобода прессы публиковать новости и мнения без государственного контроля? Да не важна для россиян эта свобода. Очень важным это считают всего 23 процента. На втором месте после России Иран с 29 процентами. Зато 44 процента полагают, что у правительства должно быть право вводить цензуру материалов, которые, по мнению властей, могут дестабилизировать обстановку в стране. И религиозные свободы не очень заботят россиян. Только 34 процента считают важным, чтобы представители всех религий имели равные права. Большее безразличие к этому вопросу проявили только египтяне. Там показатель – 29 процентов. Зато Россия оказалась в лидерах в другой категории. Только в пяти странах большинство однозначно высказало доверие к собственному правительству. Это Египет (84 процента), Китай (83 процента), Россия (64), палестинские территории (55) и Иордания (54).
Единственное, что неожиданно получило полную российскую поддержку – это свобода мирных демонстраций. Три четверти считают это абсолютно неотъемлемым своим правом.
30-летний москвич сказал мне недавно: «Знаешь, здесь хорошо делать деньги. А в остальном – чего-то не хватает». Он бы не понял, если бы я сказала ему, что не хватает достойного общества, не одурманенного гламуром и не охваченного националистическим угаром. Нет того достоинства, которое дают обществу права и свободы человека. Но у поколения 30-летних уже не было на памяти такого примера, и в идеалах его нет, потому что идеалы подменены. А может быть, всегда в России разговоры о правах были уделом одиночек? Может быть, дело не в природе власти? В новейшей российской истории осталось утверждение, что Михаил Горбачев фактически не дал слова академику Сахарову на съезде народных депутатов в 1989 году. Послушайте эту архивную запись: кто не дал слова Сахарову.
Михаил Горбачев: Товарищи, я должен проинформировать вас, потому что я и президиум не можем взять на себя решение такого вопроса. Депутат Сахаров Андрей Дмитриевич настоятельно просит дать ему слово. Депутат Сахаров выступал несколько раз, в общем семь раз, с этим вынуждены были считаться, таково было коллективное мнение президиума. Но я должен поставить вас в известность, то такая просьба депутата Сахарова имеется, причем он просит 16 минут.
Товарищи, давайте так – давайте определимся, будем давать слово?
Зал: Нет!
Михаил Горбачев: Мне кажется, давайте мы попросим Андрея Дмитриевича уложиться и высказать в пять минут свои соображения.
