27 января в больнице неподалеку от своего дома в Массачусетсе умер Джон Апдайк. Причиной смерти 77-летнего писателя стал рак легких.
Апдайк был фабрикой изящной словесности. Каждый божий день он писал по три страницы. Получалось по книге в год. Эссе, стихи, рецензии и, конечно, романы. Прежде всего, это — массивная тетралогия про житейские неурядицы Гарри Энгтсрома по кличке Кролик. Но были и дюжины других. Иногда популярные, как «Иствикские ведьмы», иногда не слишком, как роман «Иствикские вдовы», вышедший всего за три месяца до смерти писателя.
Его часто сравнивали с Вермеером. И действительно, Апдайк, который в юности хотел быть художником, создал свою элегантную, пристальную, камерную прозу, полную любовно выписанных деталей. Часто его ей попрекали, говоря, что жалко расходовать такие красивые слова на такие мелкие темы. Ведь Апдайк обычно писал о средних — во всех отношениях — американцах. Писателя это не смущало. «Я люблю, — говорил он, — середину, потому что в ней сталкиваются крайности».
Один из последних романов — «Террорист». Став свидетелем терактов 11 сентября 2001 года, Апдайк попытался осмыслить жизнь исламского фундаменталиста в АмерикеДля читающей Америки Апдайк был вечным автором журнала The New Yorker, где он печатался 55 лет. Рассказы — идеальный жанр для еженедельника. Апдайк написал их несколько сотен, и, как утверждает некролог в The New York Times [John Updike, a Lyrical Writer of the Middle-Class Man, Dies at 76], именно в этой форме наиболее полно выразился его талант. [См. также: Michiko Kakutani. A Relentless Updike Mapped America’s Mysteries; John Updike: A Life in Letters.] Стихия Апдайка — меланхолическая любовная история. Если угодно, протестантская, суховатая версия Бунина.
Особая судьба сложилась у произведений Апдайка в России. В 1965-м русским читателям достался «Кентавр» в великолепном переводе Виктора Хинкиса. Потрясение, которое мы испытали, отчасти объяснялось недоразумением. В этом романе греческое сказание о кентавре Хироне сливается с мучениями провинциального школьного учителя (таким был отец Апдайка). Конечно, автор тут следовал за «Улиссом», который, как говорил об этой книге Элиот, сделал «современный мир возможным для искусства», заменив «повествовательный метод мифологическим». Джойс, однако, был нам недоступен, и мы полюбили Апдайка за обоих. Для русской литературы эта страсть не осталась бесплодной. Взять хотя бы Пелевина.
В последние годы ушли почти все любимые в России американские прозаики. После смерти Воннегута, а теперь и Апдайка, нам осталось молиться на последнего кумира юности — 90-летнего Сэллинджера. Автор «Кентавра» был той же породы.
Апдайк был фабрикой изящной словесности. Каждый божий день он писал по три страницы. Получалось по книге в год. Эссе, стихи, рецензии и, конечно, романы. Прежде всего, это — массивная тетралогия про житейские неурядицы Гарри Энгтсрома по кличке Кролик. Но были и дюжины других. Иногда популярные, как «Иствикские ведьмы», иногда не слишком, как роман «Иствикские вдовы», вышедший всего за три месяца до смерти писателя.
Его часто сравнивали с Вермеером. И действительно, Апдайк, который в юности хотел быть художником, создал свою элегантную, пристальную, камерную прозу, полную любовно выписанных деталей. Часто его ей попрекали, говоря, что жалко расходовать такие красивые слова на такие мелкие темы. Ведь Апдайк обычно писал о средних — во всех отношениях — американцах. Писателя это не смущало. «Я люблю, — говорил он, — середину, потому что в ней сталкиваются крайности».
Один из последних романов — «Террорист». Став свидетелем терактов 11 сентября 2001 года, Апдайк попытался осмыслить жизнь исламского фундаменталиста в АмерикеОсобая судьба сложилась у произведений Апдайка в России. В 1965-м русским читателям достался «Кентавр» в великолепном переводе Виктора Хинкиса. Потрясение, которое мы испытали, отчасти объяснялось недоразумением. В этом романе греческое сказание о кентавре Хироне сливается с мучениями провинциального школьного учителя (таким был отец Апдайка). Конечно, автор тут следовал за «Улиссом», который, как говорил об этой книге Элиот, сделал «современный мир возможным для искусства», заменив «повествовательный метод мифологическим». Джойс, однако, был нам недоступен, и мы полюбили Апдайка за обоих. Для русской литературы эта страсть не осталась бесплодной. Взять хотя бы Пелевина.
В последние годы ушли почти все любимые в России американские прозаики. После смерти Воннегута, а теперь и Апдайка, нам осталось молиться на последнего кумира юности — 90-летнего Сэллинджера. Автор «Кентавра» был той же породы.
«Еще прежде, чем в ушах загудел ветер, руки сами собой взлетают вверх, каблуки вначале тяжело грохочут по мостовой, потом, без всяких усилий с его стороны, в нем нарастает какой-то сладкий ужас, шаг становится все легче, быстрей и спокойней, и он бежит. Бежит. Бежит».
(Джон Апдайк «Кролик, беги», перевод М. Беккера)
