Известный журналист и путешественник Джеймс Фоллоус (James Follows) опубликовал в свежем выпуске журнала The Antlantic Monthly любопытную статью. Чему научила этого внимательного к чужим народам и культурам американца жизнь в Англии, Японии и Китае в отношении характера самой Америки, — такова тема этого очерка. Вместе с обозревателем Радио Свобода Владимиром Гандельсманом я обсуждаю эту замечательную статью.
— Джеймс Фоллоус делится своими впечатлениями, продолжая давнюю традицию журнала, который уже 150 лет пытается понять и определить центральную американскую идею.
— И более 30 лет об этом думает автор статьи. Начиная с 1970-х, когда он учился в аспирантуре в Англии. Большое видится на расстоянии. У космополита взгляд беспристрастней. Сейчас Джеймс живет в Китае, изучает китайскую культуру, но вновь и вновь обращает свой взор на Америку. И вот, что удивительно — сейчас он смотрит на свою страну с большей надеждой, чем полтора года назад, до приезда в Китай.
— Казалось бы, такой подход, учитывая распространенные в наши время антиамериканские настроения, должен привести к иным результатам. Но, на самом деле, эта точка зрения — снаружи — помогает автору по-новому ответить критикам Америки. Самое интересное, понять — почему?
— Его объяснение — в трех частях. По трем странам, где он жил достаточно долго. В Англии он открыл в себе американца, в Японии — понял, как важна мощь американских идей, и сейчас, в Китае, он утверждается в мысли, что американские идеи жизнеспособны, если их суть не искажается. В 70-е годы, когда Джеймс был в Англии, Америка переживала политический кризис, Англию раздражал Никсон, и это проецировалось на странствующих американцев. Англия и сама в ту пору была не ахти. Холод и потрепанность. Позже Джеймс понял, что страна еще не вполне оправилась после Второй мировой войны. Дома порой не отапливались, месяцами не было почты, электричество подавалось нерегулярно и прочее. И то, что не замечали аборигены, замечали американцы. Его будущая жена посещала био-лабораторию и обихаживала крыс. Там всегда было тепло: не отапливая жилые дома, англичане заботились о животных — подопытных крысах — безупречно. Не удивительно, что Джеймс посещал лабораторию очень часто. После двух лет, проведенных в Оксфорде — при всех прелестях жизни в Англии, при том, что он обзавелся друзьями и женился на любимой девушке, той самой, из лаборатории, — Джеймс с удовольствием подумывал о возвращении в Америку. Вот что он пишет:
Вообще, во мне жил стереотип американца, возможно, из-за моего калифорнийского провинциализма. Меня огорчало не состояние английской экономики, но скорее статичный социальный концепт, ее определяющий. Я, как турист, восхищался эстетикой этого общества, где каждый знает свое место, но я видел и другое: Америка была грубее, но более независима, более свободна. Жизнь в Англии навела меня на мысль, что Америка — это открытость.
— Первый урок — урок свободы — понятен. Перейдем ко второму — японскому — уроку.
— В Японию Джеймс попал в 80-е годы, когда там происходил бум подобный нынешнему в Китае. При множестве сходных черт этих «бумов» было и существенное различие. Япония была (и есть) богатая страна. К тому времени минуло уже 20 лет, как Токио принимал Олимпийские игры, у Китая — это и поныне близкая, но еще не свершившаяся мечта. Однако самая поразительная разница была в культуре и морали, связанных с национальной самоуверенностью. С японской точки зрения экономический подъем бросал вызов американской идее. Ни у кого нет сомнений сегодня в недостатке китайской культурной традиции. Пятитысячелетняя история, древнейшая цивилизация. Но — никаких нотаций и морали со стороны китайских друзей, студентов, или чиновников. Народ в Китае прекрасно видит свои проблемы, а их хоть отбавляй. Бедность деревни, трудности городской жизни: оплата жилья, обучения, медицины, пенсии и прочее. К бахвальству все это простых людей никак не располагает. Между тем, Япония в 80-е годы была хвастлива. Она считала себя номером один. Японская идея победила, американская — проиграла. Таков был тогда общий глас.
Когда в 1979 году американский востоковед Эзра Вогель опубликовал свою книгу «Япония — номер один. Уроки для Америки», никто не предполагал, что она надолго станет бестселлером как в США, так и в Японии. Ее успех объясняется тем, что она, более чем какое-либо другое исследование, поколебала устоявшееся представление о преимуществе западной модели общественного развития над восточной. Написанная в период Холодной войны, эта книга побудила интеллектуалов по обе стороны Тихого океана по-новому взглянуть на проблему мирового лидерства.
Японцы кичились своей победой, играли мускулами и были уверены, что теперь могут сказать Америке: «Заткнись!». Они утверждали, что Америка свой пик прошла, — и не потому что проиграла геостратегически, со своими дорогостоящими военными затратами, и не в коммерции дело, — американцы проиграли по существу: в культуре. Одна из популярных книг того времени в Японии принадлежала перу будущего губернатора префектуры Токио. В ней американскому хаосу, беспорядку, самодовольному индивидуализму противопоставлялись японская гармония, целостность, единение, которые, предположительно, и создали такую продуктивную экономическую машину — Японию.
— Я прекрасно помню это время тихой паники. В Америке 80-х и впрямь боялись заокеанской конкуренции. Особенно, когда японцы купили Rockefeller Center. Газетные карикатуристы предупреждали, что к Рождеству на знаменитом катке установят карликовую сосну-бонзай вместо праздничной елки. Как мы знаем — обошлось. Почему?
— Потому что просвещенные экономисты понимали: японский бум — результат не вполне естественного процесса, но усердной политики «кнута и пряника», поощрений и ограничений. Что в этой ситуации следовало делать Америке? Оставаться собой. Не гнаться и не пускаться в соревнование с горделивой страной. Это значило — поддерживать новшества, расширять иммиграционную политику, принимать талантливых эмигрантов со всего мира и так далее. Американская идея сильна своими радикально открытыми возможностями!
— Итак, американская идея для Джеймса Фоллоуса осталась непоколебимой, но сейчас он Китае и задается очередным вопросом: может Китай бросить вызов Америке? Ведь столько разговоров о том, что наступивший XXI век будет веком победившего всех и вся Китая.
— «Вряд ли», — пишет Фоллоус. Ну, во-первых, несмотря на бурное развитие экономики, Китай достиг лишь одной четверти дохода на душу населения по отношению к Америке. И, по мнению специалистов, в обозримом будущем китайцы американцев «не догонят». Но для Джеймса дело совершенно не в этом. Когда он разговаривал в Китае с крупным чиновником и, видимо, умным человеком, тот хотел говорить не об экономических успехах, а о культуре и религии. Насколько религиозны люди в Америке? Как вернуть религию в Китай? Как сделать страну демократической? Большинство китайцев озабочено простыми материальными вещами — устроить детей, найти работу в богатой кампании, приобрести собственность. Джеймс беседует со студентами, профессорами, чиновниками, бизнесменами, и задает им вопрос: хорошо, Китай стал сильнейшим в мире, что он может миру предложить? Что сегодня предлагает другим странам многотысячелетняя культура Китая? Никакого внятного ответа, никакой «китайской идеи» нет. Американец же всегда ответит: свобода, демократия, мир без тирании.
— Все это красиво звучит, но на практике все не так просто. Известно, что после некоторых колебаний и подсчетов Белый Дом не налагать на Пекин санкций по причине подавления в Китае свободы печати, совести и выступлений. Очевидно, выгоды от использования китайского рынка и сохранение нормальных отношений с самой многонаселенной державой мира диктует прагматический, а не идеалистический подход. Получается, что прагматика — важнее дорогих Вашингтону принципов?
— И все это нам напоминает отношения с Россией и ее «суверенной демократией». Увы, есть много сложностей в отношениях с таким крупными и опасными государствами. Джеймс говорит и об этом, — о том, что надо защищать свои экономические интересы, имея дело с Китаем, думать о том, как помочь этой стране — ведь там огромные проблемы с загрязнением окружающей среды и так далее. Но речь принципиально не об этом. Речь об «идеологии».
— И это значит, что мы подходим к выводу.
— Вот он: не надо защищать американскую идею, ей ничего не грозит. Но надо ее укреплять. Как? Первое — открытость. Предоставлять место людям из других стран, чужим талантам. Несмотря на то, что это вызывает иногда протест коренного населения. Политика открытости должна быть продолжена во что бы то ни стало. Тогда никакая страна мира не может с Америкой сравниться.
— То есть, собирать интеллектуальные сливки, заманивая свободой. Я слышал о таком проекте: каждый человек, у которого есть докторская степень, в любой стране мира, может получить зеленую карточку. Такой проект существует в американской миграционной системе. По-моему, очень интересная идея. Понятно, что в Америке лучшие университеты в мире. Вот свежая статистика: из десяти лучших высших учебных заведений в мире, восемь — американских. Китайских заведений нет ни одного в списке из ста. Японских университетов в этом списке всего шесть.
— Не удивительно, как пишет Фоллоус, что американцы уверены: мир в своей модернизации должны идти по стопам Америки. Что мир должен походить на них. Это — нелепость. Не надо думать, говорит наш автор, что все хотят быть, как мы. Нельзя себя навязывать миру, оставаясь при этом верными принципам свободы и независимости.
Фоллоус считает свою страну одним из величайших достижений мировой цивилизации. Возможности, открытые перед обычным человеком в Америке, беспрецедентны в мировой истории. Он жил во многих странах и пришел к выводу, что Америка не нуждается в оправданиях и извинениях: множество проблем, да, но каковы достижения! В общем, как написал где-то Джон Апдайк, «Соединенные Штаты — это заговор, с целью сделать человека счастливым».
